Золотой осел. Апулея. Архетип трансформации - Мария-Луиза фон Франц

Это опасный момент в личностном анализе. Когда появляются первые признаки улучшения, есть опасность, что анализанд совершит самоубийство. Едва ли это произойдет в худшие моменты, но когда появляются первые признаки энантиодромии, обычно анализанду придется столкнуться с последним всплеском разрушительности. В момент, когда дьявол и силы разрушения начинают проигрывать, следует ожидать последней атаки. То же самое происходит в экзорцизме: в последний момент демоны совершают что-нибудь ужасное. Взрывают лампы в церкви или исчезают, оставив за собой ужасную серную вонь. Демоны никогда не уходят тихо, всегда выказывая напоследок свою разрушительность. Это психологическая истина. Потому нужно помнить об этом опасном моменте, когда начинают проявляться первые улучшения.

После медленного ухудшения история подходит к негативному пику: в цирке Луций должен обручиться на публике с падшей женщиной-преступницей. Она отравила много людей и оказывается худшим персонажем романа. Луцию отвратительно заниматься этим на публике с такой женщиной. Здесь он впервые отказывается быть пойманным в путы негативного женского. Он стоит за себя и настаивает на собственном чувственном подходе. В момент общей неразберихи ему удается сбежать из цирка на улицу. Он бредет по морскому берегу к Кенхрею, знаменитому портовому городу, а потом, избегая людских толп, находит «уединенное место на берегу», где, утомленный, ложится и погружается в глубокий сон.

Тот факт, что он идет на морской берег и, избегая людей, находит уединенное место, имеет большое значение. Если вспомнить диаграмму, можно увидеть, что это соответствует глубочайшему месту: он достиг дна своих несчастий. Пройдя через личную трагедию, он набрался горького опыта, и теперь оказывается у моря. На границе коллективного бессознательного. Впервые Луций, отказываясь связываться с людьми, хочет быть собой, выдержать несчастье и одиночество, и в таком состоянии засыпает. Апулей сообщает через Луция:

«Около первой ночной стражи, внезапно в трепете пробудившись, вижу я необыкновенно ярко сияющий полный диск блестящей луны, как раз поднимающийся из морских волн»[106].

Он просыпается и видит полную луну над морем, это священное переживание. Он думает о богини-матери, Церере-Деметре, и связывает её с луной, потому в полнолуние эта богиня на пике своей силы. Люди полагали, что в это время все, связанное с растительной и животной жизнью, зависело от луны, как и весь ритм природы, смерти и жизни.

Невольно посвященные в немые тайны глубокой ночи, зная, что владычество верховной богини простирается особенно далеко и всем миром нашим правит её промысел, что чудесные веления этого божественного светила приводят в движение не только домашних и диких зверей, но даже и бездушные предметы, что все тела на земле, на небе, на море, то, сообразно её возрастанию, увеличиваются, то, соответственно её убыванию, уменьшаются, полагая, что судьба, уже насытившись моими столь многими и столь тяжкими бедствиями, дает мне надежду на спасение, хотя и запоздалое, решил я обратиться с молитвой к царственному лику священной богини, пред глазами моими стоявшему. Без промедления, сбросив с себя ленивое оцепенение, я бодро вскакиваю и, желая тут же подвергнуться очищению, семикратно погружаю свою голову в морскую влагу, так как число это еще божественным Пифагором признано было наиболее подходящим для религиозных обрядов. Затем, обратив к богине могущественной орошенное слезами лицо, так начинаю: — Владычица небес, будь ты Церерою, благодатною матерью злаков, что, вновь дочь обретя, на радостях упразднила желуди — дикий древний корм, — нежную, приятную пищу людям указав, ныне в Элевсинской земле ты обитаешь; будь ты Венерою небесною, что рождением Амура в самом начале веков два различных пола соединила и, вечным плодородием человеческий род умножая, ныне на Пафосе священном, морем омываемом, почет получаешь; будь сестрою Феба, что с благодетельной помощью приходишь во время родов и, столько племен взрастившая, ныне в преславном эфесском святилище чтишься; будь Прозерпиною, ночными завываниями ужас наводящею, что триликим образом своим натиск злых духов смиряешь и над подземными темницами властвуешь, по различным рощам бродишь, разные поклонения принимая; о, Прозерпина, женственным сиянием своим каждый дом освещающая, влажными лучами питающая веселые посевы и, когда скрывается солнце, неверный свет свой нам проливающая; как бы ты ни именовалась, каким бы обрядом, в каком бы обличим ни надлежало чтить тебя, — в крайних моих невзгодах ныне приди мне на помощь, судьбу шаткую поддержи, прекрати жестокие беды, пошли мне отдохновение и покой; достаточно было страданий, достаточно было скитаний! Совлеки с меня образ дикий четвероногого животного, верни меня взорам моих близких, возврати меня моему Луцию![107] Если же гонит меня с неумолимой жестокостью какое-нибудь божество, оскорбленное мною, пусть мне хоть смерть дана будет, если жить не дано.

Излив таким образом душу в молитве, сопровождаемой жалобными воплями, снова опускаюсь я на прежнее место, и утомленную душу мою обнимает сон[108].

Луций призывает великую богиню четырьмя именами Деметры, Венеры, Артемиды и подземной богини Прозерпины: три светлых аспекта великой космической богини природы и четвертый, темный аспект. Он завершил цикл материнского комплекса. Он пережил все аспекты этого великого архетипа, и то, что он призывает её четырьмя путями, означает, что он полностью осознал самые парадоксальные аспекты этой огромной неведомой силы, которая управляла его жизнью. Луций знает, что неудачи, преследовавшие его, были этой богиней, и только богиня, наславшая несчастья, может отогнать их. Впервые он даже не хочет продолжать жить. Луций устал от жизни, его уже не волнует, даст ли богиня жить дальше или пошлет избавление в смерти. Единственное, о чем он просит: «Возврати меня моему Луцию». Такой подход крайне важен в индивидуации; эго должно принять его, столкнувшись с судьбой; не желать того или этого; отвергнуть волю эго к одному, другому, третьему; не хотеть ни жизни, ни смерти, ни избавления от страданий. Луций так утомлен, что осознал — важно одно: быть собой.

Здесь Луций впервые обращается к бессознательному. Это такое невероятное простое и ужасное трудное дело в повседневной психологической ситуации: когда человек, охваченный чем-то, поворачивается лицом, а не оказывается одержим. Для этого поворота, который также можно назвать рефлексией, необходимо внутреннее спокойствие, неподвижность, способность остановиться и посмотреть на ситуацию, задаться вопросом, что же вас подталкивает, что стоит за ней. Это невероятно просто и непостижимо трудно одновременно. Но прошедший через столько несчастий Луций уже достиг этой стадии. Затем он купается в море.