Орден Крона. Армия свободы - Нина Малкина

Все участники забыли о вражде — сейчас их волновало больше состояние Виттора. Даже Шон Мелко очнулся и заинтересованно подполз ближе к группе студентов.

А я наоборот — отошла подальше, пряча за спиной руки. Я знала, что тело и самочувствие Виттора Оуренского восстановится естественным образом спустя время. Ближайшие часы, скорее всего, блондин проведёт в постели. Возможно даже в целительском крыле. Но это было не важно.

Подгоняемая новым осознанием, я буквально взлетела вверх по побитым ступеням, легко контролируя движения. Солнце клонилось к вершинам гор, но последние его лучи всё ещё освещали лес, играли бликами на стекле теплиц, приятно согревали ласковым янтарным светом.

Я подняла руку и внимательно осмотрела её. Через всю ладонь, перекидываясь между пальцами и ломано извивалась, тянулась длиннющая чёрная вена.

Привычное кроуницкое землетрясение застало нас за завтраком. Студенты, ещё ленивые и сонные, не обратили на подземные толчки совершенно никакого внимания. Они мазали куски свежего хлеба ежевичным вареньем и обсуждали прошедшую свадьбу. Новоиспечённая невеста ожидаемо в столовой не появилась, а вот Куиджи, бодрый, свежий и гладко выбритый охотно принял аплодисменты и громкие выкрики поздравлений, едва показавшись под резной нефритовой аркой.

— Может, мне тоже жениться? — Комдор, хмурый от похмелья, лениво зевнул.

— Если хочешь славы, то лучше обзаведись близким родством с консулом, — весело ответил Мон, таская засахаренную чёрную смородину из вазочки.

Я слушала разговоры банды вполуха и почти не ела. Меня беспокоил бледный Виттор Оуренский, кидающий в мою сторону странные взгляды. Я откинулась на спинку стула и посмотрела в ответ с вызовом, но внутри съёжилась от страха и немного — от стыда. Узнай кто, что кровавые мутации начали менять моё тело — окончательно заклеймят чудовищем. О произошедшем я не могла рассказать даже Джеру, потому что знала, что это приведёт ментора в бешенство.

Руку с чёрной веной я тщательно перемотала эластичным бинтом, ссылаясь на травму от тетивы. Никто не спросил, когда я успела добраться до Карнеума, и никто не знал, что самый точный лук в мире не вредит своему хозяину, даже если тот стреляет голыми руками. Такое часто бывало с менее опытными лучниками, поэтому перебинтованная рука ни у кого не вызвала подозрений. Хотя у Оуренского вид был такой, будто он обо всём догадался, и непременно сдаст меня стязателям. Патлатый гад! Хорошо, что хоть к целителям не пошёл — отлежался в комнате и даже спустился к завтраку. Оуренскому повезло, что моё первое боевое заклинание Толмунда вышло слабым, да ещё и подпитанным кровью животного. С человеческой получилось бы эффективнее.

Я задумчиво постучала испачканным в ежевичном варенье ножом по пустой тарелке. Резать горло живому человеку, пожалуй, даже проще, чем животному. Я не сомневалась, что смогу пополнить кровавую плазну таким способом. Многие из ублюдков, в отличие от несчастных зверушек, заслуживали расправы. Квертинд показал мне истинное лицо человечности: алчность, трусость, жадность, мелочность и зависть. И никакие, самые возвышенные и горячие убеждения, не могли изменить этой природы. Зато с этим прекрасно справлялось насилие.

Со стороны могло показаться, что в своих битвах с судьбой я ввязывалась в недостойные, грязные дела. Переступала через мораль и слабость. Даже через закон. Что я стала пренебрежительно относится к чужому страданию и даже смерти. Что теперь мне стало легко причинять увечья и отнимать жизни. Что ж, ликуйте, наблюдатели!

Ведь так оно и есть.

— Добг’ое утг’о, дг’узья, — знакомый голос вывел меня из раздумий.

Куиджи гладко зачесал ещё мокрые волосы, обрядился в свежую сорочку и выглядел надутым и гордым, как лев с фрески над камином. Даже рукопожатие у него вышло твёрдым, крепким — не таким, как раньше. Комдор, конечно, не упустил возможности ввернуть пошлую шуточку.

— Пристроил черенок, а? — подмигнул он и повысил голос: — Наш псих наконец-то стал мужиком!

Нед поднял глиняный бокал честь новоявленного мужика и взъерошил его идеальную причёску, чем вызвал недовольное фырканье.

— Как Фиди? — вместо приветствия спросила я, всё ещё отрешённо блуждая мыслями в собственной беспощадности.

— Благодаг’ю, моя супг’уга чувствует себя пг’екг’асно, — охотно поведал Лампадарио и уселся. — Как вам пг’аздник? Юна, что с г’укой?

— Праздник у банды удался, — хмыкнула я, и Нед с Моном хохотнули в унисон. — Ты даже не представляешь…

— Хм, хм… — вмешался в разговор девичий голос.

Я вжала голову в плечи и осторожно обернулась. В подозрительной близости от нашего столика стояла Сирена. Девушка умудрилась смотаться из комнаты ещё до рассвета, так что утром мы не виделись. За последние два дня леди Эстель уже второй раз приближалась ко мне на расстояние меньше тридцати шагов, и я пока не решила, было ли это доброй переменой или дурным знаком.

— На днях приезжает моя тётка, — деловито сообщила серебристая лилия. — Та самая, троюродная. Которая постоянная треплет меня за щеку.

— Да? — напряглась я, пытаясь уловить суть беседы. — Если хочешь, могу снова тебя порезать.

— Ты до сих пор не вернула мне её подарок, — напомнила Сирена. — Заколку, помнишь? С дня династии.

— Ах… — растерялась я и похлопала себя по карманам. — Да, заколка.

На самом деле острый аксессуар давно поселился за голенищем моего сапога и даже пару раз приходил на помощь в мелких стычках на арене. Мне нравилось иметь среди оружия что-то изящное, мелкое, женское, но при этом смертоносное. Не то чтобы я не собиралась возвращать вещь подруге, просто редко бывала в комнате, и как-то всё забывала или ленилась…

— Держи, — сдалась я, выдёргивая изрядно потускневшую шпильку-иглу из сапога.

— Фу, — сморщила носик леди Эстель, — какая гадость, Юна! Она пахнет твоим потом! — Девушка возмущённо упёрла руки в бока. — Всё, к чему ты прикасаешься больше ни на что не годится!.. — она запыхтела, подбирая слова, но всё же быстро вернула себе приказной тон: — Вот как мы поступим: ты хорошенько вымочишь её с щёлоком, отполируешь мягкой холстиной и вернёшь мне к вечеру.

— Договорились, — быстро согласилась я на сделку и виновато почесала затылок.

Хотя, конечно, Сирена расценивала это не как сделку, а как приказ. Учитывая промедление с возвратом, она имела на него право. Я быстро сунула заколку на её уже привычное место и всё-таки вовлеклась в беседу.

— Позавчера, пока ты пропадала в Кроунице, мы ходили в Понтон, — рассказывал Комдор, провожая удаляющуюся Сирену щенячьим взглядом. — Так там на нас напали.

— Снова Ракель? — удивилась я.

— Нет, — Комдор глотнул ягодного отвара. — Какая-то обезумевшая мамка пыталась прикончить Мона. Говорила, что он сгубил её ребёнка.

— Мон не может вылечить всех, — махнула я рукой. — Вы избаловали этих бедняков.