Царь муравьев - Андрей Плеханов

Александр Пантелеевич налился кровью, густо побагровел. Лишний вес, гипертония, подступающая старость, нервная работа. И такие воспоминания, не добавляющие здоровья… Он был старше меня всего-то лет на десять, но выглядел старше на двадцать. Плохо быть бывшим алкоголиком.

Та история с больным ребенком все же закончилась хорошо, в этом я был уверен. Потому что Женя жила в доме Рыкало, и история ее была похожа на историю его ребенка. Ребенка Александра Пантелеевича вылечили, и ребенок стал фрагрантом. Именно фрагрантом – как-то не поворачивается язык назвать «подлизой» здоровенного усатого мужика, офицера, охраняющего заключенных, явно не проститутку и не жулика, и даже не красавчика. Ярослав Рыкало – фрагрант, теперь я в этом не сомневался. И поэтому он укрывает здесь Женьку, по приказу таинственного Ганса – тоже, предположительно, фрагранта.

Вот какой я догадливый. Развит не по годам.

– Саш, успокойся! – произнесла Варвара Тимофеевна строгим голосом. – Выпей таблетку!

Полковник дрожащей лапищей достал из кармана тубус с нитроглицерином и отправил капсулу под язык. Ага, значит, еще и стенокардия. Нет, жизнь начальников исправительных колоний никак не назовешь легкой и здоровой. Хирургам, возможно, даже получше живется.

Ситуацию исправили Женечка и Аленка. Они появились из задней двери столовой, катя перед собой никелированную тележку со всякой снедью. Еды на ней было столько, что я с трудом преодолел желание вскочить на ноги и помочь девушкам. Но все же сдержался, понял вдруг, что это будет нарушением семейного этикета, и вслед за мною побежит Варвара Тимофеевна, а за ней и сам полковник, что совсем нежелательно. Поэтому я смиренно остался сидеть, и с некоторым ужасом наблюдал, как на стол ставится супница объемом с полведра, с лежащими в ней кусками свинины размером в кулак, а за ней выкладываются тарелки с закусками, которыми можно накормить полроты солдат – нарезанная тонкими ломтиками красная рыба, и осетрина, и копченая колбаса четырех сортов, и буженина, и ветчина, и еще какое-то мясо, коего я не любитель, и потому в нем не разбираюсь. Потом добавилась рыба в кляре, фаршированная щука, завернутая в собственную клетчатую кожицу, желтые сыры, паштеты горкой на блюдечке, яйца пашот, салат оливье, соленые огурцы и помидоры. Оливки черные и зеленые, с воткнутыми в них зубочистками. Сопливые маринованные маслята. Я только успел подумать о том, что не хватает чего-нибудь экзотического, к примеру, авокадо, как появилось и авокадо. И все это – только закуска. Ай, бедный мой желудок, привыкший к аскезе! Я слежу за своим весом, не могу позволить себе растолстеть. Того, что было поставлено на стол, мне хватило бы на полмесяца. Не говоря уж о том, что многое из этого ассортимента я просто не могу себе позволить купить.

В этом доме не пили алкогольных напитков. Зато как славно и много кушали!

Теперь я начал понимать доселе мне незнакомую Алену – то ли повариху, то ли домработницу. Я не удивился, что она задержалась с обедом к полудню – работы у нее было действительно много. Тычка в холку она определенно не заслужила – напротив, ее можно было назвать героем труда.

Алена сноровисто ставила на стол харчи. Особой изысканности в сервировке не наблюдалось – нечто в российском провинциальном стиле. Пока она работала, я мог рассмотреть ее. Судя по габаритам, была она из местных девок – тех самых, которых не любил Ярослав из-за раскормленности. Поменьше центнера, но ненамного. Выглядела, кстати, неплохо, за счет молодости – лет около двадцати пяти. Розовое платьице в обтяжку, фартучек с белыми кружевами, полные ручки-ножки, тугие щечки, голубые глаза навыкат, белокурые завитые локоны а-ля Гретхен. В общем, не в моем вкусе. Но во вкусе большинства местных мужчин – можно ручаться.

На первое были замечательные щи – с чесночком, капустой, и возможно, даже с крапивой. Я попытался вмешаться: пожалуйста, налейте мне поменьше, столько не съем. Алена бросила на меня суровый взгляд – мол, мужик ты или нет, и налила с горкой. Если учесть немалый размер тарелки, то передо мной стоял дневной рацион. Я вздохнул и приступил к поеданию.

Полковник Рыкало кушал с завидным гастрономическим энтузиазмом. После каждых трех ложек супа он подцеплял вилкой колбаску, или грибочек, или другую закуску, и кидал в губастый рот. Варвара Тимофеевна хлебала супчик деликатно, не спеша, не то что аристократично, но вполне интеллигентно. Хитрая Женька налила себе щей сама, поэтому порция ее оказалась в три раза меньше моей. Расправилась она с супом в два счета, и теперь, в ожидании Алены, умчавшейся за вторым блюдом, не спеша разбиралась с тем самым авокадо, ковыряла его чайной ложечкой.

– Ошень вкушно. Невероятно вкушно! – прошамкал я, продавливая слова сквозь прожевываемый кусище мяса. – Ваша Алена – наштояшшая маштерица. Она повар, да?

– Зэчка она, – уточнил Рыкало. – Сожителя своего убила. А так вообще-то повар. Два года ей еще сидеть, но, думаю, освободим досрочно. За примерное, значится, поведение.

– Сожителя убила? – я чуть не подавился, представил как Алена разрывает тщедушного мужичка могучими руками. – И как вы держите ее в доме? Не боитесь, что она кого-нибудь убьет?

– Не убьет, – уверенно заявил полковник, натыкая на вилку сразу три ломтика семги. – Обычная девка она, на строгий режим попала только по бедности и глупости, потому что хорошего адвоката у ее не было. Сожитель ейный был в два раза старше ее, естественно, алкаш, две отсидки за кражу. Работала она с утра до ночи, а он пропивал все, что было в доме, и бил ее до полусмерти каждый день – надо же было ему хоть чем-то заняться. Вот, она, значится, и не выдержала один раз – взяла сковородку с огня, да начала защищаться. Голову ему разбила, да еще и ожоги на нем были, поэтому приписали: «С особой жестокостью». А так бы получила общий режим, была бы уже на свободе. Хорошая бабенка, старательная, только вот судьба у нее невезучая.

– Так у вас что, женская колония?

– Нет, она с соседней ИК, с женской. Тамошний начальник мне ее лично отрядил.

– Она у вас бесплатно работает?

Александр Пантелеевич отложил ложку, посмотрел на меня пристально и усмехнулся в усы.

– А вы, Митя, человек въедливый, все знать желаете. Ладно, скажу: расконвоированная она – числится в своей ИК, но живет здесь. Работает, конечно, не за деньги, а за списание срока. И поверьте мне, любой зэка позавидует ей белой завистью. Но не любого я взял бы в свой дом. Редко встречаются заключенные, которым можно действительно доверять.

– Не сбежит она отсюда?

– Сбежит? – Рыкало покачал головой. – А вы бы сбежали на ее месте?

– Нет, – честно признался я.

– То-то и оно…

На второе подали дичь – тушеного с овощами тетерева. Мне казалось, что я объелся супом насмерть, но, когда увидел лакомую дичинку, ощутил новый приступ чревоугодия. Когда уже начал изнемогать от съеденного, примчался Ярослав.

– Батя, маманя, извините, что опоздал, – сказал он, быстрым шагом входя в зал. – Разбирался там с одним шустрым в третьем отряде… – Он окинул стол голодным взглядом. – Не все еще съели? Супец остался?