Меня ему обещали - Анна Милтон

Она питала надежды, что пополнение в «семействе» изменит мои чувства к ней.

Сына я полюбил. Всецело. До безумия.

А Нелли… Я уважал ее, как мать нашего общего ребенка. Я был благодарен ей за то, что она родила на свет Богдана и стала ему замечательной матерью. Но полюбить как женщину так и не смог. Казалось, она поняла это совсем недавно. Приняла этот факт без истерик, спокойно заявив, что ей необходимо подумать, как быть дальше.

Мы оба понимали и готовились к тому, что брак уже ничто не спасет. Ни Богдан, ни партнерство с ее отцом.

Вскоре Нелли вернулась. Повернула ноутбук от окна в сторону кухонного островка.

— По правде говоря, Дамир, — начала жена, вытащив из домашнего мини-бара бутылку белого вина, — я не планирую возвращаться в Россию в скором времени.

Я кивнул.

— Хорошо. Я прилечу за сыном через пару недель.

— Нет.

— То есть?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Нелли, предусмотрительно оглядевшись по сторонам, открыла штопором бутылку и наполнила высокий бокал вином. Сделала несколько торопливых глотков, запихнула бутылку обратно и ополоснула стеклянную емкость.

— Не нужно приезжать за Богданом. По крайней мере, до конца лета он поживет в Испании.

Я пригвоздил взор к поверхности письменного стола, пытаясь справиться со вспышкой злости.

— Мы так не договаривались, — стараясь говорить ровно, медленно отчеканил я, взирая на супругу с красноречивым негодованием.

Нелли вздохнула.

— Что ему делать в Москве? Торчать целыми сутками взаперти? Ты занят проектом, наверняка не выходишь из кабинета и забываешь нормально питаться, пока готовишься к презентации. Спроси самого себя: смог бы уделять сыну должное внимание?

Я клацнул челюстями и откинулся на спинку кресла.

Ненавидел признавать редкую правоту Нелли. Как сейчас, например.

Она поспешила объясниться.

— Я вовсе не пытаюсь отобрать Богдана у тебя. Ты же знаешь это, верно? — робкая улыбка на короткое мгновение расцвела на ее лице.

Порой мне было странно слышать в голосе Нелли эту нотку… доброты. Заботы. Нежности. До рождения Богдана она напоминала термоядерный реактор, готовый взорваться и разнести полмира в любую секунду.

Когда Нелли забеременела, я морально готовился к худшим девяти месяцам в своей жизни. Однако все было не столь страшно. Во время вынашивания ребенка она ненавидела меня и пилила мозг в той же степени, что и до зачатия. Но как только жена впервые увидела Богдана, что-то в ней, безусловно, переменилось. Думаю, она познала истинную любовь. Мы оба познали.

Я не ожидал, что когда-нибудь стану лучшим отцом на свете.

Пять лет назад я согласился на ультиматум Нелли, чтобы сохранить поддержку ее отца и удержать бизнес на плаву.

Я пожертвовал чувствами к девушке, которую обещал защищать от бед всего мира, ради собственных меркантильных целей.

В итоге главной ее бедой был я.

Я потерял ее… Конечно же, потерял Вику.

Полагал поначалу с чрезмерной уверенностью, будто еще был способен контролировать девушку, в то время как нас разделяли тысячи километров, и все уже было бесповоротно кончено.

Неистовствовал, когда Вика выбралась из-под моего контроля, стремясь за жаждой свободы. Что ж, она получила то, о чем мечтала.

Думал, что больше никому и никогда не сумею поверить, когда Леон выбрал поддерживать ее, а не меня.

Они разбили мне сердце.

Вполне справедливо, ведь я разбил сердце им.

ВИКА

От прикосновений незнакомца к горлу подступил комок горькой желчи. Невероятно остро этот комочек резал стенки горла, будто хирургическим скальпелем.

Меня тошнило.

Может, от алкоголя, которым я пыталась заполнить зыбкую пустоту размером с космос в районе грудной клетки. Может, от осмысления ничтожности собственного поведения.

Обжиматься в тесной и неопрятной кабинке в женской уборной с парнем, имя которого безвозвратно затерялось среди смеха танцующих людей и мощной музыке — дело скудное. Мерзко, мерзко, мерзко. Здравомыслие, сжавшееся до маленькой горошинки, кричало и стучало о стенки одурманенного сознания, требуя немедленно скинуть бесстыдные мужские ладони со своего податливого, расслабленного тела.

— Детка, ты уже мокрая?

Приглушенный, рычащий бас звучал у левого уха. Языком безымянный партнер слюнявил мочку.  Крепко вжимая меня в кабинку, светловолосый симпотяга полез мне под юбку…

Кажется, он красивый.

Не помню.

Мои глаза почти все время были прикрыты с тех пор, как этот клубный джентльмен прижался ко мне сзади на танцполе, пролепетал несколько стандартных «съемных» фразочек и поволок сквозь толпу, чтобы уединиться. Я послушно плелась, пронизанная пламенным алкоголем и ледяным безразличием к окружающему миру и к своей сущности.

Если я дам этому парню трахнуть себя, будут ли меня грызть муки совести за измену Сафарову?

Я не любила… не любила, не любила его, как мужчину. Наш брак — фальшивка. Уголек в блестящей конфетной обертке. Руслан имел полное право спать со всеми приглянувшимися ему женщинами и не требовал от меня верности.

Мы разойдемся, как только отомстим Дамиру Самсонову.

Указательным пальцем незнакомец оттянул кружево моих трусиков.

Я замычала. Не уверена, что парень воспринял этот жалкий звук как сигнал протеста.

Не уверена, что я протестовала.

Я была так пьяна, что едва соображала.

Я так напилась, что многочисленные звуки начали стремительно тонуть в звонкой тишине, толкая меня в клетку к образу невинной девчонки из прошлого, лихорадочно мотающей головой от немого ужаса и осознания, в кого ей необратимо предстоит обратиться.

— Мне нравится твое тело, сладкая, — озабоченный шепот пробивался сквозь слой ваты в ушах.

Он стянул с меня трусики.