Алевтина. Сопротивление бесполезно - Арина Голос

меня внимательно. Даже не надейся, Шабарин! Это мой сын. Ты к нему не имеешь никакого отношения!

— Это мы ещё посмотрим, — бросил ей Юрий Аристархович, поднялся из-за стола и, не прощаясь, широкими шагами поспешил прочь.

Алевтина провожала его задумчивым взглядом до тех пор, пока мужчина не скрылся из вида.

Девушка взяла чашку и сделала глоток кофе.

Сегодня любимый напиток нестерпимо горчил.

44

Дима Пак часто подшучивал над ним, говоря, что трудолюбие Иван впитал с молоком матери. Ринберг же знал, что именно отец воспитал в нём это ценное качество. С раннего детства он твердил сыну, что никогда нельзя останавливаться на достигнутом, что жизнь — это своего рода марафон, только длину дистанции определяешь не ты. Соломон Ринберг искренне считал, что нет никакой возможности долго оставаться на одном и том же уровне: ты либо продолжаешь двигаться вперёд и становишься лучше, либо неизбежно катишься назад, ведь мир вокруг не будет стоять на месте, в ожидании одного единственного человека.

Вот так со всей ответственностью, на которую только был способен, Иван и продолжал бежать свой жизненный марафон сквозь стремительно пролетающие дни.

Для полноценного отдыха ему снова катастрофически не хватало времени: мужчина даже спал теперь урывками в самолетах и поездах. По рабочим вопросам Ринберг всю неделю метался между городами и странами, пока спецы Данилевского рыли землю носом, стараясь прояснить сложившуюся вокруг него ситуацию. Прямых доказательств чьего-либо злого умысла или виновности по-прежнему найдено не было.

Версия, которую главный безопасник озвучил Ивану, была проста до безобразия и казалась практически невероятной: к сожалению, всё ещё не удалось выяснить, что именно связывает всех действующих лиц этой весьма дурно пахнущей истории.

На семейном ужине, где его, скорее всего, и опоили спяще-бодрящим коктейлем, посторонних не было. Члены семьи исключались по умолчанию, а персонал, который поддерживал домашнее хозяйство родителей, работал годами и был проверен службой безопасности вдоль и поперек. Так что под подозрение попадала разве что Илона. На подобную глупость её ума вполне могло хватить. Вот только зачем?

Бывшая жена для Ринберга давно утратила всю свою привлекательность: то, что поначалу принималось мужчиной за непосредственность и вносило лёгкость в отношения, на поверку оказалось всего лишь глупостью. В какой-то момент для счастливой семейной жизни только красивого тела рядом стало недостаточно, а полноценного человека в отшлифованной до блеска оболочке, наверное, никогда и не было. Деловых отношений Ивану и на работе было больше чем достаточно, для того чтобы тащить их ещё и в семью.

— На что вообще Илона могла рассчитывать?

Даже если бы женщине удалось стимулировать возбуждение, это не принесло бы ей успеха. Он не безмозглый телёнок, которого куда поманили, туда он и пошёл.

Шабарин с компанией голодным стервятником кружил вокруг нового проекта «РиэлтСтройИнвеста», не зная толком, с какой стороны подступиться и навариться вместе со своим родственничком из администрации, с которым Юрий Аристархович уже не раз прокручивал серые схемы. Уже сейчас можно было бы поставить того на место, но Ринберг чувствовал, что стоит ещё немного подождать и понаблюдать за этими товарищами.

Каким-то боком здесь же успела отметиться и весёлая семейка Крупельницких в полном составе: муж, жена и племянница с ними. Но что они искали в его кабинете? Никой мало-мальски важной информации, Иван там не хранил.

Одним словом сумасшедший дом какой-то!.. Но во всём этом Ринберг и варился.

Мать звала его на выходные к себе. Отец тоже звонил: хотел увидеться. Но Ивана, как гигантским магнитом тянуло совсем в другое место, где его возможно совсем не ждали. И вместо того чтобы провести свободные минуты с родными, Ринберг снова мчался туда, где, как бы пафосно это не звучало, оставалось его сердце. Да-да, если бы в мужчине осталась хоть капля романтики, именно так бы он и сказал.

В этот раз Иван поступил умнее и не стал испытывать возможности своего организма: Геннадий уверенно вёл машину и приближал Ринберга к заветной цели, пока тот спокойно работал на заднем пассажирском сиденье.

Несмотря на загруженность всю прошедшую неделю мысли Ивана часто возвращались к Островским: было в маме с сыном что-то непреодолимо для него привлекательное. Рядом с ними мужчина чувствовал себя полноценным: по-настоящему живым и полным сил, важным и нужным. Ринберг думал, что навсегда излечился от потребности в семье, но встреча с Алевтиной и Сеней разбудила забытые надежды, надёжно погребённые под ворохом циничных разочарований. У него перед глазами всегда были достойные примеры: у его родителей была крепкая семья, у сестры тоже, и только он оказался паршивой овцой в их благородном стаде.

Вчера вечером Арсений звонил Ивану перед сном. Хорошо, что он на всякий случай оставил мальчику свой номер телефона. Сенька радостно рассказывал про своих друзей, маму и кота. Смышлёный малыш!

Ринберг задумался и улыбнулся, гладя на экран телефона, мальчик прислал ему фото, которое сам же и сделал.

В это время Геннадий с удивлением посмотрел в зеркало заднего вида: в последнее время улыбающийся шеф- столь же редкое явление, как встреча со зверем, занесенным в Красную книгу.

— Вообще-то Соломонович- нормальный мужик, всё при нём, но вот с женщинами ему не везет, чего только стоила мадам супружница… — философски подумал Гена.

С Арсения мысли Ринберга плавно перетекли к Алевтине. Чем дольше он размышлял о девушке, тем больше крепла его уверенность, что Островская не была с ним честна: они всё же встречались раньше. Но где? Когда?

Что-то до боли знакомое было в её жестах, походке… Иван легко мог представить, как она сначала чуть-чуть склоняет голову в сторону, затем смешно морщит нос и громко искренне смеётся, как непосредственный ребёнок.

Странно, ведь по пальцам можно было пересчитать случаи, когда он вообще видел её настоящую улыбку, стоит ли говорить о том, что, как она смеётся, Ринберг не слышал никогда. Постепенно эти мысли стали для него настоящим наваждением, ведь умом мужчина понимал, что не мог знать Алевтину Островскую. Иван был уверен, что обязательно бы её запомнил.

— Какое-то безумие…

45

Встреча с Шабариным не прошла бесследно. Островская весь день мысленно к ней возвращалась. Юрий был в своем репертуаре: двусмысленными намеками ему почти удалось вывести Алевтину из себя, но, как сказала бы Хая Вениаминовна, в целом у Али всё же получилось сохранить хорошую мину при плохой игре.

— Какой же всё-таки мерзавец? Умеет гад задеть за живое…

Впрочем, её такое поведение мужчины почти не удивило. На пути