Ангел за правым плечом - Дмитрий Лекух

Как мне по улицам-то по этим тогда ходить, блин, думаю?!

– Ну, – говорю, собираясь с силами, – вы, бля, совсем уже охуели, твари черножопые…

Старший дагестанец стремительно белеет, у него начинают слегка подрагивать уголки ставших ярко-ярко-красными на фоне бледного, как сама смерть, лица, пухлых мальчишеских губ, а в руках узкой и хищной рыбкой бликует в стылом столичном воздухе матовое лезвие финского ножа.

– Как?! Как ты миня назвал, да?! – щерится.

– Тварью черножопой он тебя назвал, – совершенно спокойным голосом говорят у него за спиной, – причем совершенно справедливо. А если тебе маловато покажется – я тебя еще и пидором гнойным могу от себя лично обозначить. Нравится? Не очень?! Ну, извини, мразь, фантазия скудновата…

Теперь приходит уже его очередь дергаться.

Потому как из паба один за другим вываливают на свежий воздух очень даже модного и тревожного вида персонажи: на сложных щщах, «SI», «Burberry» и, – чуть ли не поголовно, – просто как однояйцевые близнецы или сбежавшие из морга покойники, – на белых тапках всеразличных моделей и разной степени заляпанности.

«Юны», «гладики», «туки», «кабаны», «флинты», «апельсины».

Прочая, весьма занятная публика, собрать которую в одном месте и накрыть – тайная и малореализуемая эротическая фантазия любой конявой вражины, включая ту, что со мной только что по телефону разговаривала.

Бригадные топы, исключительно, без посторонних.

Если уж даже я не в теме оказался!

Политсовет, бля…

Мажор, естественно, тоже присутствует.

А как же без него-то?!

Состав адовый, обязан доложить.

Элита мясного топового хулиганья, во всей ее безмятежной красе и мятежной беспредельности.

Щщи – все как на подбор: из рубрики «их разыскивает милиция».

Видимо, какой-то общий сбор в пабе происходил как раз, думаю. Не иначе как «производственное совещание» по поводу завтрашнего дерби мутилось. Или еще какую фигню старшим товарищам перетереть понадобилось.

А тут, блин, – такое.

Да еще и на глазах изумленного до полного охренения сообщества.

Не повезло «гостям столицы», чего уж там…

…Правда, тут, видно, почуяв неладное, ментозавры решились-таки свою копеечку отработать.

Один, эдак решительно, второй – бочком-бочком, но – выдвинулись.

– Так, – интересуются, – в чем дело, граждане? У вас чо, проблемы какие-то? Нет?! Ну так проходите, не толпитесь, не создавайте напряжение…

– Слы-ы-ышь, – тянет кто-то из парней лениво и ласково, – чмо в погонах, проблемы тут не у нас. А у тебя. Ты что, думаешь, нам впервые что ли ментов валить, обезьяна купленая?! Лучше сразу испарись, не затрудняй движение. А то – можем и осерчать ненароком…

Один из сержантиков вроде как пытается что-то взбрыкнуть, но второй, постарше и, видимо, поопытнее, что-то быстро и горячо шепчет ему на ухо, после чего доблестные стражи правопорядка и вправду как будто испаряются.

Прям как черепашки-ниндзя.

Легкое задымление – и их тут никогда и не было.

Так, видимость одна.

Морок.

Миракль.

Случайное колебание молекул стылого московского воздуха.

Старший даг, мгновенно оценив расклад, решительно сбрасывает нож и так же решительно делает ноги в первом попавшемся направлении.

Герой, епта.

Мужчинка горская.

Остальное зверье тоже моментом рассыпается.

Причем одному кто-то из парней таки успевает выписать солидный поджопник и тот, заплетая ноги, врезается на полной скорости тупой черноволосой башкой в тяжелую металлическую мусорную урну, закрепленную прямо под ближайшей мачтой городского уличного освещения.

Под фонарным столбом, в смысле.

Что-то я уже с этой чертовой работой даже в нормальной ситуации начал газетными штампами разговаривать.

Звук раздается такой, будто в набатный колокол ударили.

Пока самую тупую чурку лениво добивают ногами, его верные товарищи продолжают самозабвенно улепетывать, уже фактически скрывшись из зоны прямой видимости и, соответственно, досягаемости.

– Хорош, парни, не частите, – криво усмехается Гарри, – а то народ может решить, что по всей России началось. Тоже мне, блять, рыцари национально-освободительной революции выискались. Лежит генетический мусор, понимаешь, под столбом, ну и пусть себе лежит. Вам-то какое дело? Может, у него там гнездо…

– А не хуй гнездоваться на нашей территории, – возражает кто-то, слегка запыхавшись. – Мы ему яйца для того и отбивали, чтобы он их тут, в нашем доме, ни хрена не откладывал. А то нашли, понимаешь, моду. Приезжают в наш город и прямо под нашими столбами гнезда вить начинают. Непорядок…

Мы все вместе ржем и дружно валим в паб.

Самое время для пары-тройки кружек «Гиннеса» в уютной тишине знакомого зала и в теплой дружеской компании, я лично так думаю. А то что-то многовато сегодня событий всеразличных происходит для одной холодной, осенней и стандартно серой московской пятницы. Причем она ведь еще, сцуко, не кончилась, и даже вроде как и не собирается.

Пора завязывать.

Надо, чувствую, сначала слегка расслабиться, а потом сесть и хорошенько обо всем подумать.

А то будто кто-то какие-то знаки на моем пути специально разбрасывает.

А я их не понимаю.

И это самое непонимание мне почему-то кажется глубоко обидным по жизни и абсолютно неправильным…

Вернуться домой мне довелось уже поздно вечером и, как и планировалось заранее, – в совершенно изумленном состоянии сознания.

Пацан сказал – пацан сделал.

Даже «му» с некоторым трудом выговаривал.

Мне, по крайней мере, именно так об этом моем «изумлении» Никитос рассказал, когда заехал за мной с утра, для того чтобы отвезти к Патлатому на похороны.

Я-то сам – вообще ничего не помнил.

Случается.

Он меня, оказывается, кстати, и вчера до дому довез.

На моей же машине.

А перед этим доехал по просьбе Гарри до паба на такси, где и нашел мое тело почти что в гордом одиночестве.

В обществе почти допитой бутылки водки и полной окурков пепельницы.

Сколько я там в себя влил – не знаю и знать не хочу.

Помню только, что когда парни расходились, я напрочь отказался куда бы то ни было с ними ехать и затребовал еще одну бутылку водки с соленьями.

Почему-то очень хотелось выпить в одно лицо.