В перепутье дорог - Наталья Алексеевна Добровольская

здесь у кого-то в конюшне ночевал, конюх добрый пустил, так что и не запачкался вовсе.

– Но есть-то еще будешь? Только давай нормально пообедаем, а не кусками давиться.

– Я распоряжусь, барин, – сказал довольный Никита. Он знал доброту Миши и не сомневался, что тот не бросит своего тезку.

Пообедав, Миша с Никитой и новым компаньоном отправились в город в ювелирный магазин, адрес которого дал ему Яков Ильич, ювелир из Дорогобужа. Магазин его знакомого был гораздо богаче и больше, да и товар намного интереснее, чем в уезде, – все-таки Смоленск был древним торговым городом с большой историей.

Передали хозяину магазина, Льву Ильичу, записку от его коллеги и родственника, и тот, узнав из нее, что у Миши есть необычный товар, пригласил его в хозяйский кабинет. Там наш купец и предложил ювелиру на продажу еще семь камней и пять жемчужин. Лев Ильич жадным взором охватил камни и жемчуг, оценил необычность огранки камней и красоту жемчуга, предложил за всё… сто рублей!

– Побойтесь Бога, сударь, мне за каждый камень давали сто рублей, а вы за всё хотите такую сумму. А мне вас Яков Ильич как честного купца рекомендовал! Пойду-ка я на соседнюю улицу, там тоже лавка ювелирная есть, надеюсь, там мне дадут настоящую цену этим камням, которые мне знакомые из Англии привезли, – вскричал Миша.

– Хорошо, хорошо, дам по пятьдесят рублей за каждый!

– Сто двадцать, или я ухожу! – мамочкина еврейская кровь и страсть к торговле закипела в Мише вновь не на шутку.

– Но, сударь, вы только что говорили сто рублей!

– А теперь сто двадцать! Вы же сами видите, что камни необычные и продадите вы их гораздо дороже! А будете спорить, так и сто пятьдесят запрошу! И только золотыми монетами! – закончил Миша и с удовольствием посмотрел на ювелира, который только молча открывал рот и не мог произнести ни слова!

Миша сделал вид, что привстает со стула и хочет уйти, но ювелир схватил его за рукав и закричал:

– Согласен, согласен, по сто двадцать беру! – и стал выкладывать монеты на стол, но и здесь он постарался обмануть Мишу, недодав ему десять монет. А когда Миша ему на это заметил, тот даже и не смутился особо – не вышло в этот раз обмануть, другого постарается вокруг пальца обвести!

Проверив все монеты и еще раз все их пересчитав, довольный Миша сложил их в мешочек и вышел на улицу. Был легкий мороз, светило яркое солнце, до гостиницы было недалеко, и он решил прогуляться. Верный Никита шел рядом и сбоку, а Минька – чуть сзади. Но вот он что-то заметил и, подойдя к Никите, шепнул тому что-то на ухо. Никита приблизился и тихо произнес:

– Тут малец заметил, что от лавки ювелирной за нами два каких-то бугая идут, вон, потихоньку посмотрите, они у витрины стоят. Видно, ювелиру своих денег жалко стало, отобрать приказал!

Ага, и правда стоят два из ларца, одинаковых с лица, женские шляпки рассматривают – уж больно они им любопытны показались. Миша демонстративно подошел поближе и специально громко взвел курок своего револьвера, чуть показав его из-под полы одежды, а Никита вытащил из-за пазухи кастет, отобранный у грабителей, и стал его рассматривать да на пальцы прилаживать.

Несостоявшиеся грабители молча переглянулись и также молча пошли мимо – все-таки своя жизнь дороже, а хозяйский гнев и пережить можно. Но до гостиницы Миша с Никитой дошли быстрее ветра, Минька аж запыхался, догоняя их.

За свою наблюдательность и сообразительность он был еще раз накормлен и уложен спать вместе с Никитой. Завтра Миша хотел распродать остатки товаров, посмотреть Смоленск и его достопримечательности, и в путь обратный надо собираться. С этими мыслями Миша и заснул, а во сне ему снилось Васино и все его обитатели, и он счастливо улыбался – соскучился он уже по всем, а по Полине-Полетт в особенности.

Глава 19. Продолжение Мишиных приключений в Смоленске

Как ни устал Миша вчера после всех приключений, но наутро встал рано – как и все тут, около шести часов, когда стало едва рассветать.

А распорядок дня был в это время довольно строгий – рабочее время, которое называлось уповод, строго чередовалось с отдыхом. Первый уповод длился с восхода солнца (после завтрака) до 10–12 часов, то есть до обеда. Да-да, обед у русских крестьян был именно в это время. Далее шел дневной отдых – часа два, обязательный для всех! Иностранцы, посещавшие Россию в те века, писали, что после обеда все лавки закрывались на несколько часов на послеобеденный отдых, и никто и ничто не могло поднять русских, чтобы продолжить дело. Лжедмитрий прокололся как раз на этом, ему не простили несоблюдение этой русской традиции – он после обеда работал.

Второй уповод начинался в 12–14 часов и длился до 16–17 часов, когда устраивали паужень и сумеречение – вечерний отдых. Третий уповод длился до захода солнца (в марте это приблизительно до 19 часов). Такое расписание соблюдал и Миша, вполне к нему привыкший.

Миша сразу вспомнил о других просьбах Натальи – заказать кому-нибудь сланец для изготовления ихтиоловой мази, да отправить письма в Петербург. Поэтому он поскорее собрался, поторопив и Никиту, и они поехали на постоялый двор в надежде застать там Никифора Михайловича. Миша теперь ни на шаг не отставал от своего верного охранника, а Миньку оставил отсыпаться после всех переживаний.

На удачу Михаила Никифор еще не уехал, а разговаривал с каким-то мужчиной – таким же богатырем-бородачом. Он с удивлением оглянулся на запыхавшегося молодого человека:

– Ты чего, Михаил, беда случилась какая?

– Да ничего не случилось, просто я забыл еще об одной просьбе нашего лекаря. Говорил он, что на Севере есть какой-то особый камень, горючим сланцем называется, лекарство из него тоже уж больно хорошее получается – сланцевая мазь, которая всякую болезнь (он чуть не сказал – «инфекцию», но вовремя спохватился – об этом еще не знали) из раны вытягивает, так что они быстрее заживают. А раз вы на Север едете, то, может, и про этот сланец можете узнать, а есть он в Эстляндской губернии. Пусть поспрашивают, а потом сообщат, где да как можно купить его. А уж благодарен я буду от всей души! Лекарь у нас толковый, да и просьбы его выполнить выгодно – и в деньгах не обидит, и связи у него хорошие! – тут Миша имел в виду Цекерта, а отнюдь не Карла Карловича, но уточнять