Превращение - Елена Усачева

Как хорошо, что я решила прогуляться. Сиди я дома, через пару часов Леха бы уже стучался в мою дверь.

Забралась на взгорок и сразу увидела их. Лыжники тоже меня заметили. Или услышали звук мотора.

Цепочка остановилась. Сильно отставшая Таня стала догонять остальных.

Я подъехала ближе. Во взглядах плескалась знакомая настороженность. Интересно, кто первый из них крикнет: «Ату!»…

— Маша! — обрадованно закричала Таня, которая вряд ли бы дошла до дома. Увидев меня, девушка повалилась наземь, бессильно раскинув руки. — Знаешь, мы тут шли…

— Зачем вы ее взяли? — Я смотрела, как она барахтается в снегу.

— Сама увязалась. — Соколов тоже с трудом переводил дыхание.

— Это не повод ее угробить.

Я помогла Тане подняться, отстегнуть лыжи, посадила ее на заднее сиденье снегохода. Девушка блаженно улыбнулась.

— Думала, не дойду, — прошептала она, приваливаясь мне на плечо.

— У нас к тебе дело, — не стал размениваться на такие мелочи, как приветствие, Леша.

— Когда просишь за одну девушку, не надо брать с собой другую, — осадила я его, имея в виду Мерзликину. Сегодня я была настроена морализировать.

— Она сама…

Я поморщилась, перебивая уже слышанную формулу.

— А ты-то что сделал? Разрешил им обеим идти за тобой?

Соколов мотнул головой, как бы сбрасывая с себя мой злой настрой.

— Помоги. Что тебе стоит?

— Что стоит? — Вопрос удивил меня.

— Я привез деньги, — заторопился Алеша, сдергивая варежку.

Что же мне это будет стоить? Жизнь Маринки. Потому что если бы не Соколов со своей любовью к блондинке Соне, Маринка им бы не понадобилась, никто бы не стал говорить про вампиров, не появились бы Смотрители, не пришел бы Эдгар наводить долгожданную тишину.

— Таня, как там Марина? — обернулась я к девушке. Синеволосая встрепенулась, устало

улыбнулась.

— Ой, здорово! Она пока у меня живет. Ну, знаешь…

— Знаю: от въезда в город налево, третий дом. — Адрес сам пришел на ум. И снова я не удивилась. Устала я удивляться.

— Помоги! — Леша с трудом вытащил из кармана кулак с зажатыми в нем купюрами.

— Нечему там помогать, — оттолкнула я от себя протянутую руку. — Берите машину и везите Соню в Архангельск, пускай делают УЗИ почек. Уже несколько дней идет воспаление.

— Врача вызывали, говорит, что простуда. Дает лекарства, а Соньке только хуже.

— Пиелонефрит у нее, а не простуда. Вирусный. Везите, пока не поздно. У тебя в кармане пять рублей есть. Дай мне.

Я безошибочно ткнула пальцем в его куртку. Соколов спешно сунул деньги обратно, отщелкнул клапан нагрудного кармана, достал монету. Он тоже не торопился с удивлениями и вопросами.

Я действовала, просто зная, что надо делать.

Без сомнений. Эти трое должны были прийти. У блондинки Сони все будет хорошо. Мерзликина, когда вырастет, уедет из города. Далеко уедет. Точнее я сейчас не могла сказать, в другую страну. А Таня…

Я отвернулась от сонно улыбающейся девушки. Ее будущее я знать не хотела.

В ладонь легла пятирублевая монета. Тяжелая. Двуглавый орел ухмыльнулся. Я подбросила кругляш, поймала, вернула Соколову.

— Заставишь Соню взять в ладонь, боль утихнет. Но болезнь не уйдет, все равно надо везти в Архангельск. Скажете, что есть подозрение на пиелонефрит, что она раньше болела. Так быстрее отправят на обследование.

— Спасибо! — глупый Леша переданную ему монету мало что не поцеловал. Повертел туда-сюда в пальцах, сунул в карман.

Я сдержалась, чтобы не пояснить, куда ему следует отправиться со своей благодарностью.

— А ты можешь сделать как-то так, чтобы Соня узнала, что это я сделал? — зашептал Соколов, склонившись ко мне. Надеется, что Мерзликина о его чувствах к блондинке не догадывается?

Я посмотрела на его когда-то понравившееся мне лицо. Да, пожалуй, человеколюбие пора в себе изживать. Набрала побольше воздуха и с наслаждением произнесла:

— Еще джинн в мультфильме «Аладдин» заявил, что не может делать трех вещей: убивать, воскрешать мертвых и влюблять. Мы с ним из одного профсоюза. Извини, остальное — твоя работа.

Мерзликина во время нашего разговора молчала. Я бы на ее месте Соколова прибила.

— Идите обратно, Таню я довезу. И всем скажите, чтобы никто никогда не ходил к нашему дому.

Мерзликина молча стала разворачиваться. Я заметила у нее рюкзак. Им идти километров пятнадцать. За полтора часа доберутся. Передохнут по дороге.

Леша еще топтался на месте. Неужели настало время патетических речей?

— Уезжайте!

После того, что я сделала, ко мне вновь подкрадывалась усталость. А ведь еще мир спасать… Силы надо беречь.

Соколов кивнул. Он очень хотел что-то сказать. Вероятно, что благодарен. Что никогда не забудет. Что если встретит другую колдунью, непременно переведет ее через дорогу. Что отдаст сидящему у дороги старику последнюю краюху хлеба. Ну да, а тот с ответной благодарностью подарит ему если не волшебное огниво, то тоже что-нибудь чудесно-полезное.

Отчаливали бы они скорее, а то ведь я могу и разозлиться.

Ребята развернулись в сторону города, и мне захотелось мысленно закрыть за ними дверь. Чтобы больше никогда не встречать.

Достала куколку. Того самого уродца, что сделала из ниток свитера.

«Защити, сотри наши следы с воздуха, с земли, со снега…»

Не надо им помнить о нашей встрече. Через несколько дней она должна забыться. Просто молодые люди решили покататься. Забрались далеко, устали, а теперь возвращаются.

— Зачем ты так делаешь?

Вот это да! А про Таню-то я и забыла!

— Держи крепче лыжи, — посоветовала я ей. — Домой тебя отвезу.

— А знаешь, ты мне вчера приснилась… — Девушка вдруг запнулась, словно решила, не сказала ли что-то неправильное.

— Я запоминающаяся, — согласилась с ней.

— Правда? — с искренним восхищением переспросила Таня.

М-да, провести ее ничего не стоит…

— Сон с четверга на пятницу вещий? — робко поинтересовалась она.

— Если спала на подушке в горошек, то да, — соврала в ответ. Пора было ехать.

— Не помню подушку, — растерялась Таня. И, спохватившись, снова посмотрела на меня.

Я завела снегоход, устроилась в седле.

— А ты настоящая колдунья? — Девочка привалилась к моей спине.

— Игрушечная, — крикнула я через плечо.