Роковые шпильки - Шерил Дж. Андерсон

– Благодарю вас, сэр.

– Четкая точка зрения, живая манера изложения. Было бы интересно посмотреть, как это трансформируется в большую статью. Итак, Кэссиди Линч сказала мне, что вы работаете над какой–то грандиозной историей. Расскажете?

Я не могла дышать, а не то, что рассказывать истории. Ай да Кэссиди, не пожалела елея. Она заслуживает того, чтобы на обратном пути я зашла к Тиффани и что–нибудь для нее купила. Но, продираясь через слова, чтобы сформулировать ответ, я вдруг испугалась. У меня появилось чувство, что если я расскажу ее вслух, то история рассыплется и исчезнет. Но не могу же я терять такую возможность? Набрав полную грудь воздуха, я рискнула:

– Это – дело об убийстве.

– Кэссиди мне так и сказала. Печально, что ваш друг погиб, но должен сознаться – люблю криминальные истории. К тому же, они хорошо продаются. Продолжайте.

– Я хочу показать весь ход расследования глазами частично вовлеченного наблюдателя. Никакой эмоциональной подоплеки, просто некто, кто знает всех участников и, может быть, знает убийцу.

– Может быть? – поддразнил он. Я невольно улыбнулась в ответ.

– Я не собираюсь раскрывать все свои секреты, пока не пойму, насколько вы заинтересованы, – ответила я, сама удивившись, насколько кокетливо это прозвучало.

– Я должен знать больше, прежде чем смогу вам ответить, – отбил Вилсон. – Так о чем же на самом деле ваша история?

Вот за это я ненавижу необходимость «продавать истории». Или «обсуждать отношения». Я всегда чувствую себя так, будто пытаюсь пришпилить бабочку к выставочному стенду, пока бедная тварь еще жива и трепыхается. Так много всего можно открыть во время пути, и очень часто именно эти находки оказываются наиболее важной частью всего путешествия. Но подобные рассуждения сейчас не помогут мне добиться желаемого. В том числе самоутверждения.

К счастью, инстинкт выживания взял верх.

– Это – история об обличиях, о ролях. Какие мы, когда встаем утром, какими становимся, когда приходим на работу, или встречаемся с друзьями, или с кем–то знакомимся. О том, как мы меняем и перекраиваем свой образ, очень часто даже не отдавая себе отчета. – Я использовала все свои навыки игры в покер, лишь бы он не догадался, что я сама понятия не имею, откуда вдруг выплыло такое объяснение.

Улыбка Гарретта растаяла – я не могла понять, хорошо это или плохо. Долгую минуту он смотрел на меня, а я изо всех сил старалась не съежиться под его взглядом, несмотря на бушующий где–то под ложечкой ядерный реактор, усиленно синтезировавший микрочастицы беспокойства. Чем дольше Вилсон в молчании разглядывал меня, тем труднее мне было не корчиться от волнения. Я становилась живым пособием к Всеобщей Единой Теории Страха.

Наконец он заговорил:

– Звучит достаточно знакомо. Большинство людей осознает, что, выходя в большой мир, мы надеваем некую личину.

Бурлящая внутри меня масса болезненно окаменела. Ничто не может уязвить пишущего человека – пишет ли он в книге, журнале или на стенке сортира – больнее, чем упрек, что его идея не нова. Любой человек, составляющий предложения из слов, должен верить, что они выражают что–то новое или хотя бы по–новому освещают уже известное. Ну, за исключением журналов для новобрачных, которые публикуют одно и то же из номера в номер, потому что вы либо покупаете их один раз, когда начинаете планировать собственную свадьбу, либо покупаете постоянно и не замечаете разницы, но в этом случае свадебная индустрия может радоваться, что посадила вас на иглу.

Слова Гарретта подтвердили мои самые мрачные опасения и подкрепили страхи и сомнения по поводу статьи, однако это вылилось в совершенно неожиданную реакцию. В то, что раньше, признаюсь, было не очень для меня характерно, но что я впервые ощутила, когда наткнулась на тело Тедди: решимость.

Сделав усилие, чтобы собраться и обрести уверенность, я пустилась в рассуждения, которые, надеюсь, могли сойти за умение преподнести материал или, еще лучше, за последовательность.

– Речь идет не просто об умении представлять себя в наилучшем свете или играть роль. Да, мы все этим грешим. До некоторой степени, именно так нас учат общаться с людьми. Корпоративный этикет и все такое. Я говорю о вещах более глубоких, более интимных, менее осознаваемых и изначально присущих человеку. У каждого из нас несколько граней. Как у драгоценного камня. Слегка поверни нас, освети по–другому – высвечивается новая грань. Это все тот же камень, но новый угол зрения позволяет изменить его восприятие, повысить оценку. Многие из нас так и живут всю жизнь, показывая окружающим только одну или две грани.

Гарретт, ничего не говоря – и не потому, что я ему не давала – слегка подался вперед в своем кресле. Это было как раз то поощрение, в котором я нуждалась.

– Тедди был очень разным со всеми, кто его знал. Разнообразные грани, некоторые из которых были известны совсем немногим. Собирая грани в один драгоценный камень, анализируя, почему он скрывал определенные качества от определенных людей, мы поймем, зачем мы делаем то же самое в своей жизни. И что мы при этом приобретаем или теряем.

Гаррет открыл рот, желая что–то сказать, но меня уже так несло, что я не могла остановиться.

– И мы представим все это в свете того факта, что Тедди стал жертвой насилия. Какая из граней это вызвала? А что насчет соответствующих граней убийцы? Какие из них видел Тедди, какие видели мы? Поняв, кем был Тедди для своего убийцы, что они видели друг в друге, мы…

– Мы напишем статью, достойную того, чтобы ее прочитали, – закончил Гарретт.

Я остановилась, опасаясь того, что будет дальше. Удалось ли мне его захватить? Вилсон задумчиво потер лоб.

– Это – довольно–таки трудная задача.

Я кивнула:

– Что и делает ее такой привлекательной.

– Вы сотрудничаете с полицией?

Надеюсь, я не вспыхнула при мысли об Эдвардсе.

– Время от времени.

Это заставило его снова улыбнуться.

– Полицейские умеют быть очень жесткими.

– Ничего, я справлюсь, – заверила я нас обоих.

– Так кто же убийца?

– Узнаете, когда прочитаете статью.

– Тогда, наверно, я вынужден ее купить, – он говорил еще что–то, но я уже ничего не слышала – в ушах зазвенело от прихлынувшей крови. Он и в самом деле сказал, что хочет мою статью? И мне даже не пришлось прыгать сквозь горящие кольца, или обещать ему на заклание своего первенца, или идти с ним на свидание? Он хочет мою статью. Может быть, Кэссиди успела с ним переспать и просто не стала об этом рассказывать?

– Ты должна благодарить в первую очередь себя. Ну и меня, конечно, – сказала Кэссиди, когда я позвонила ей, выйдя на улицу. До меня еще не вполне дошло, что я буду писать настоящую статью для настоящего журнала. Руки дрожали так, что я чуть не выронила телефон. – Поздравляю, Молли.