Твердые орешки - Ефим Петрович Чеповецкий

— Даешь добавку!..

Что же вы думаете, я им макарон не раздобыл? Четыре миски добавочных! Сам не знаю, что на ребят нашло! В другой день так от одной порции остается, а сегодня все под чистую подъели.

Не помню, кто первый крикнул: «Качать нашего шефа!» Ну, и начали меня ребята швырять под самый потолок. Бросают и выкрикивают:

— Благодарность ему вынести!

— На линейке отметить!

— Вызвать к спуску флага!..

Еле живого отпустили. Один рукав у халата наполовину отпороли, на колпак ногой кто-то наступил. Наконец разбежались. Тут я почувствовал, что сам есть хочу. Я ведь еще ничего не ел, только другим носил. Пришел на кухню и спрашиваю у тети Фени:

— Мне завтракать полагается?

— А разве ты не завтракал? — спрашивает.

— Нет еще, — говорю, — не успел.

— Господи, дитя-то голодное! — засуетилась тетя Феня. — А ведь в кастрюлях-то ничего вареного не осталось. Все на добавки роздали. Ты хоть хлебушка перекуси. Вот ведь работа у нас с тобой какая! Других кормишь, а самому перехватить некогда…

Поел я хлеба с чаем и жду, что мне делать прикажут. Вдруг вижу, Зинка тащит корзину с клубникой.

— Скорей, — кричит, — надо ее чистить! А то она вся раскисла!

Помог я ей корзину к зеленщицам дотащить. Заходим в зеленную, а там много корзин с клубникой. Ребята сидят и чистят ее. Хвостиков целую гору нащипали, а клубники почти не видно. Догадаться не трудно, куда она девалась: все у них на лице написано.

— Бессовестные! Бессовестные! — закричала Зинка. — У меня на складе больше ни одной корзины не осталось! Вы всю поели!

А краснолицые ей отвечают:

— Мы только гнилую едим. Ее же к столу подавать нельзя. Можешь сама попробовать…

В это время раздался голос Павла Васильевича:

— Всем по местам! Закладываем обед!

Я, конечно, немедленно побежал на кухню. Павел Васильевич посмотрел на меня и спрашивает:

— Чего тебе надо?

Я снова напомнил ему, что я шеф-повар.

— Ох, извини, забыл! Видишь, сколько тут мороки? — сказал раскрасневшийся от жары Павел Васильевич. — Ты стой в сторонке и смотри, учись. Если бы раньше пришел, я бы тебе все подробно рассказал, а теперь сам наблюдай. Вот это борщ…

Повар начал бросать в большой котел нарезанную капусту, свеклу и картошку.

— Борщ — главное блюдо в обеде! Гляди, сколько витаминов! — Он поднял черпаком целую гору нарезанных овощей.

Но на этом лекция закончилась. В кухонное окно заглянула Валя Сомова и обратилась к Павлу Васильевичу:

— Пионер Бирюков, почему вы не на беседе? Весь нулевой отряд в сборе, только вас нет. Сегодня Владимир Говорков шеф-повар, а не вы.

— Что еще там за беседа? — спросил Павел Васильевич, вытирая передником руки.

— Как раз по вашей части. Пионерка Света Гусакова будет рассказывать о китайской кулинарии. Она с отцом целый год в Китае прожила, ее отец тоже повар.

Павел Васильевич широко раскрыл глаза, потом посмотрел на будильник, что стоял на полочке, и сказал:

— Как же, как же! Обязательно надо послушать!.. Ну, а раз ты шеф-повар, — обратился он ко мне, — то вот тебе соль и через полчасика бросишь ее в борщ. — При этом он всыпал в белую кастрюльку почти целую пачку соли. — Гляди же, не забудь! — бросил он на ходу и уже с улицы снова крикнул: — Феня, погляди за борщом!

Возле плиты стоять было жарко. Плита на пищеблоке большая, напоминает машинное отделение на пароходе, а шипение шкварок похоже на шум поршней. Я поставил кастрюльку с солью возле будильника, а сам отошел в сторонку, подальше от плиты.

Вдруг подошла повариха тетя Феня. В руках она держала тарелку, а на ней лежали большие кости, и от них шел очень вкусный пар.

— Вот это тебе за усердие, — сказала она. — Гляди, какие мослы! Здесь одних мозгов на нас двоих хватит. Иди в столовую погрызи, а я уж сама за всем присмотрю.

Я глянул на часы и спокойно пошел в столовую. Целых двадцать пять минут надо было ждать, чтобы сыпать соль в борщ.

На костях было много мяса. Ко мне присоединился Пашка Снегирев, и мы вдвоем обработали кости снаружи и внутри. Тетя Феня была права: мозга было много, и был он очень вкусным.

— Знаешь, как эти кости называются? — спросил я у Пашки.

— Кости, и все тут.

— Эх, ты! Это ж мослы! Понимаешь?

— Нет, — сказал Пашка. — А я и сам до сегодняшнего дня все забываю спросить, почему они мослами называются.

Долго мы с Пашкой болтали. Я ему рассказывал, как пищеблок устроен и почему пища вкусная бывает. Больше, конечно, выдумывал, потому что сам ничему не успел еще научиться.

О соли вспомнил только тогда, когда протрубил горн и отряды двинулись в столовую. Вскочил я, побежал на кухню, схватил с полочки соль и бросил ее в борщ. Хотел еще черпаком помешать, да, пока искал его, кастрюлю унесли к окошку, где выдача происходит, и стали разливать по тарелкам.

Тут как раз. Павел Васильевич пришел.

— Ну, молодец докладчик! — говорит. — Очень интересно про китайскую кухню рассказала. Девчонка дело знает. Я бы еще слушал, да регламент у нее кончился… Ну, а у тебя как дела, шеф-повар?

— Все в порядке! — говорю я.

— Тогда гуляй, — сказал Павел Васильевич и выпроводил меня в столовую.

Дежурные уже борщ по столам разнесли, и разговоры утихли. Заработали ложки. Пошел я между столами и смотрю, как ребята едят. Хожу и думаю: «Сейчас опять хвалить начнут. Тут уж я им скажу, что борщ сам варил». Только ребята почему-то сопят и косо на меня смотрят. А кое-кто ложки бросил. За столами младших отрядов шум начался. Я подошел к Пашке Снегиреву и спрашиваю:

— Ты чего борщ не ешь? Мослов объелся, что ли?

— Сам ты объелся! Ты лучше свой борщ попробуй. А тогда спрашивай.

— Ну и попробую…

— Попробуй, попробуй! — раздалось со всех сторон.

Взял я у Пашки ложку и хлебнул борща из его тарелки. Проглотил и чувствую, что всего меня внутри обожгло — чистая соль. Я хотел улыбнуться, но меня, видно, здорово перекосило, потому что ребята смеяться начали.

— Ну что, вкусно?

— Лезь в тарелку — соль