Млечный путь № 1 2017 - Песах Амнуэль

вдали, на холме, белый, как зуб, дом, сияющий сквозь солнечную дымку. Века отделяли Мусю от ладных стен и колонн дома, от миниатюрной издали балюстрады. И преграда, которая отделяет явь от сна. Этот дом однажды приснился ей дождливой ночью. Она шла через перекопанные гряды поля, пока не взошла на ступени…

Она все узнавала. Только вместо огромной, легкой, крылатой двери тут была другая – громоздкая и страшная, со стандартной ручкой, торчащей непомерно низко. Неряшливый электрический звонок кое-как приляпан под ребром двери. На изначально выглядящей лживо, черно-желтой табличке значилось: «Спецмерупрбюро». Мусю покоробили искажения. Она позвонила. Дверь приоткрыли, но чуть-чуть. В щелку она увидела новые искажения и, казалось, непоправимые, в огромном, когда-то светлом, холле.

– Что здесь?

– Посторонним нельзя.

– Почему?

– На табличке написано. Вы не умеете читать?

– Зачем окна забиты фанерой?

– Идите к начальнику, спросите у него, – пригрозили Мусе.

Начальник сидел в бывшей маленькой спаленке с куполообразным потолком и полукруглым окном. Все здесь было изуродовано. У начальника – злое лицо и белая твердая шапочка. Он сразу взглянул на Мусю неприязненно, а остановив взгляд на перламутровой пуговице ее плаща, поморщился от отвращения.

– Кто вы такая?

Муся не захотела знакомиться, но взволнованно заговорила:

– На дощечке написано «Спецмерупрбюро». Это ровно ничего не значит. А я должна знать, что здесь такое.

– Так, – вкрадчиво заговорил начальник, – и вы считаете, что ведете себя нормально?

– Ну да. Мне надо знать, что здесь такое. На вашей табличке – абракадабра!

– Я – главврач пансионата для умственно отсталых. Я работаю, а вы врываетесь в мой кабинет!

– Так здесь?..

– Вы ведете себя ненормально!

– Совершенно с вами согласна, – сказала Муся и ушла.

Уже в темноте она добралась до незнакомой станции. Станция звалась «Мусино» – заброшенная и очень далекая. Поезда здесь останавливались редко, почти никогда...

***

Белый дом на Мусином холме являлся фантазией Александра Лукьяновича Середы, обитателя восемнадцатого столетия. Образованный, деятельный человек, успешный и состоятельный, однажды и он состарился. И решил, что теперь самым благодатным поприщем было бы уединение. Но, разумеется, уединение безмятежное – поэтичное и красивое – сельская жизнь. Он стал готовиться к поприщу лени основательно, как готовился бы к любой полезной деятельности, если бы не предпочел вложить средства в домостроительство.

Пригласил архитектора. Тот явился в нарядной шляпе с зеленой лентой. Оба отправились в Мусино осматривать участок. При этом они выглядели торжественно, как если бы собирались заложить целый город. Архитектор был доволен, встретив у заказчика такое осознание необычайной значимости происходящего, такое верное настроение.

На Мусином холме Середа провел детство, неподалеку располагалась небольшая усадьба его родителей. До сих пор он был убежден, что трава, небо и вода на этом холме – самые прекрасные на свете. Он и предположить не мог, что почувствует нечто настолько особенное, затеваясь строить собственный дом.

Строительство – занятие как будто будничное. Да и сама мысль обычная. И явилась она результатом в какой-то мере даже и усталости. Но с того самого дня, когда Середа показывал архитектору Мусин холм, он ощущал себя вовлеченным в важное дело – дело созидания.

Дом строился, а старик Середа расцветал. И тешило его не тщеславие, нечем было тщеславиться. Он навидался в мире всякой архитектуры, а свой дом задумал довольно обычным для своего времени, основательным. Его век как раз породил стиль, благоприятный для архитектуры именно в смысле основательности. Но не одна только добротность постройки радовала хозяина.

Он не заскучал, даже когда работы завершились. Дом ему нравился. Но к радости примешалось волнение за свое творение, знакомое каждому созидателю. Дом содержал в себе тайну слишком значительную, чтобы быть вполне уютной – тайну своей судьбы. Дом долговечен, как баобаб. Кто его знает, что будет, кто станет жить здесь через сто или двести лет? Середа, конечно, надеялся, что в выстроенных его заботой стенах будут мирно жить люди, с благодарностью вспоминающие его. Что живые не позабудут ухаживать за могилами мертвых (семейная усыпальница располагалась неподалеку).

Дом выглядел невинным младенцем в своей безмятежной красе. Стоит ли упоминать о том, что был он белейшим из всех вновь отштукатуренных зданий, что имел стройные колонны, похожие на упругие стебли, на которых мог покоиться чистый утренний туман?

Дом освятили и впустили первого кота. А после новоселья там осталось в одиночестве взволнованное, забрызганное водой семейство Середы. (Ведь на решение в пользу дома повлияло и внушающее нежность число внуков и внучек.) К вечеру даже самые шумные из детей притихли. Но объятия незнакомого дома оказались ласковы. Дом обещал крепость и защиту, радость и покой.

Дом постепенно привыкал стоять на Мусином холме… В его залах солнечно светился паркет. В его спальнях витала дымка. Всюду стоял запах чистоты и свежести сада. Все оставалось еще безукоризненно гладко, как будто в дом и не входил человек. Но и люди тоже постепенно привыкали к дому… Дети, Сашки и Лукьяшки, начали осваивать пространство, бегая по комнатам. Взрослые стали разговаривать чуть звонче, перестали прислушиваться к каждому шороху.

Только гости еще долго поднимались по прочной широкой лестнице, как будто по шаткому висячему мосту, а уезжая, чувствовали, что побывали в несколько призрачном доме. Поскольку никогда раньше на Мусином холме этого дома не было. А одна дама – чрезвычайно красивая, умная и веселая, без устали бродила по дому, по аллеям, и снова по дому… То к окну подойдет, то выйдет на балюстраду. Дама очень радовалась, и как будто без всякой причины. Удивительно, но никто не мог вспомнить, как ее зовут и откуда она…

Дом приручался, обживался. Наконец пришел черед назваться его хозяевами тем, кто считал его уже старым домом! Дом приобрел степенность, одаривая уютом и теплом уже по-настоящему профессионально. Он топорщил свои стены, нахохливал крышу и балюстраду так, чтобы они казались покрепче. Легенды и истории причудливой тканью драпировали углы, камины, окна и потолки. Ленивые кошки слонялись по дому и спали в креслах.

Но однажды пришли мятежники. Они стали убивать Сашек и Лукьяшек, а кого не убили – прогнали, оборвали узорчатые ткани и почти разрушили дом за его верность. Ободранные голодные кошки еще долго слонялись по окрестностям.

Кладбище, где веками покоились мертвые Сашки и Лукьяшки, тоже было перерыто. Кости брошены в реку. Река унесла их так же далеко от родимого Мусиного холма,