Обитель Джека Потрошителя - Лана Синявская

Я тихо ахнула.

– Узнаете?

Я не смогла ничего ответить, так как меня всю заколотило. Зажав рот рукой, чтобы не закричать, я почувствовала, как сами собой подкашиваются ноги. Я попыталась с опозданием закрыть глаза, но ужасная картина успела намертво впечататься в мой мозг. Тут уж закрывай – не закрывай, а результат один: обморок.

Когда я пришла в себя от резкого запаха нашатырного спирта, убитая все еще стояла у меня перед глазами. Сама я удобно расположилась на полу в коридоре. Один из людей в форме бережно придерживал рукой мою голову и тыкал под нос резко пахнущее лекарство. Я замотала головой, давая знать, что с меня хватит, и он послушно убрал пузырек. Меня тошнило. Я все еще видела лежащую на полке Милочку. Она лежала, неловко подогнув под себя ноги. Ее правая грудь вывалилась из разодранной кофточки, левой же попросту не было – на ее месте зияла черная рана. Я вспомнила, как поезд тряхнуло, и красноглазый, потеряв равновесие, пошатнулся, ткнув рукой в эту рану. Тут же фонтаном брызнула темная кровь. После этого я отключилась.

– Можете подняться, Агния Львовна? – спросил меня чей-то озабоченный голос.

– Только обмороков здесь не хватало… – проворчал другой, и я узнала бас красноглазого.

Мне помогли подняться на ноги. Неловко копошась в узком проходе, я с трудом приняла вертикальное положение, но ноги меня почти не держали. Если честно, в обморок я упала впервые в жизни. Не знала, что это так неприятно.

– Можете опознать убитую? – спросил меня красноглазый, проявляя нетерпение.

– Да. Ее зовут Милочка. Людмила Орлова. Отчества не знаю. А что, у нее с собой документов не было?

– Это вас не касается.

Ага, как трупы мне показывать для опознания – так касается, а как ответить на простой вопрос, так сразу ростом не вышла. Я разозлилась и спросила резко:

– Можно идти в свое купе?

– Если хотите – пожалуйста, – ответил вежливый парень, который меня откачивал. – Но лучше бы вам посидеть немного, в себя прийти. Вот тут, через стеночку, свободное купе. Можете воспользоваться.

Сидеть в соседнем с местом убийства купе мне не хотелось, но самой мне и вправду не добраться. Пришлось, как он выразился, воспользоваться.

Поезд остановился, и очень скоро в коридоре стало еще многолюднее – прибыла местная опергруппа. Ранний вызов, как видно, пришелся некстати, менты перекидывались короткими сухими репликами, частенько вставляя словечки, которые лично я могу употребить, только уронив на ногу молоток.

– Тщательно обыскать купе…

– Опросить пассажиров…

– Где медэксперт, мать твою так?

– Невероятно! – азартно вмешался чей-то голос. – Тут сработал циркач, не иначе. Смотрите сюда! Кровавые пятна. Вот тут, тут и тут. Занавески, фрамуга – все в кровище. Сюда, сюда гляньте! Следы должны вести наружу. Он открывал стекло.

– Зачем? Жарко стало? В январе-то? – хохотнул бас, принадлежащий красноглазому.

– Да нет же. Он вылез на крышу вагона. Это же ясно!

– На полном ходу? Ну ты загнул, Игорь Палыч, – протянул бас недоверчиво.

– А я говорю – на крышу! – взлетел еще на полтона голос Палыча. – Воронин, проверь снаружи.

Раздался быстрый топот.

– Повторяю, деваться ему было некуда, – продолжал Палыч. – Смотри, сколько кровищи натекло. Он весь перемазался и в коридор выйти не посмел. Его тут же заметили бы, неужели не ясно? Что, Воронин? – проорал он, очевидно, высунувшись в открытое окно. – Я же говорил! Ну конечно! Вот здесь он зацепился рукой, затем подтянулся, ногу – сюда. – Послышалось кряхтение. – Ловкий, сволочь. Мне такое не осилить.

Тем временем бас не унимался:

– Но почему вы думаете, что из окна преступник полез именно на крышу? Может, он спрыгнул. Проще же.

– Проще – шею сломать. Ночью на полном ходу выпрыгнуть из окна – чистое самоубийство. Нет. Ему нужно было всего лишь переждать, пока поезд замедлит ход перед каким-нибудь полустанком. Сидеть в купе рядом с убитой – большой риск, а на крыше – милое дело. Если, конечно, физическая подготовка позволяет. Что говоришь, Воронин! – снова проорал он. – Ага, ясно. Значит, на вентиляционной трубе следы крови? Хорошо. От рук, но без отпечатков, – пояснил он своему собеседнику. – Видимо, за трубу он и держался, пока в удобном месте не перебрался на тормозную площадку.

– Ладно, с этим ясно. Твоя взяла, Игорь Палыч. Что делать с пассажирами?

– Их ведь опросили предварительно?

– Да.

– Ну и как?

– Ничего интересного. Спали все.

– Ну так отпустите их. Потом, если понадобится кто, – вызовем.

– Тут еще девчонка одна, из другого вагона, опознала убитую. Говорит, что при посадке та сильно нервничала.

– Почему – не сказала?

Бас немного помялся, но соврать все же не решился.

– Да мы ее не спрашивали, Игорь Палыч. Она в обморок грохнулась, когда труп увидела. Но если хотите с ней поговорить, то тут она, через стенку. Отходит.

– Отходят, Миша, покойники. Надеюсь, девчонка твоя живая покамест?

– Живая.

– Ну и пусть себе сидит.

– Может, задержать? А то вдруг удерет?

– Никуда не денется. Найдем. Вряд ли она знает больше того, что сказала. Женская интуиция… – добавил он насмешливо.

Его слова меня разозлили. Ах ты, умник, ну держись! Интуиция женская ему не нравится! Можно подумать, он тут самый умный. Может, конечно, и в самом деле умный – вон как ловко про крышу вычислил, – но до Туркова ему самому ни в жизнь не докопаться. Мне и самой неясно, куда он подевался, ведь собственными глазами видела его в купе вместе с Милочкой. Неужели это Петр Сергеевич сиганул на полном ходу в окно и залез на крышу? С ума сойти. Нет, физически он, возможно, и смог бы проделать такой финт – говорят, что он интенсивно посещает спортклуб, а в прошлом был спортсменом, – но как-то в моем сознании такое не укладывается: солидный бизнесмен, скачущий по крышам… Хотя, чего только не бывает. Если уж он совершил убийство, то остальное для него – семечки. Правда, что касается убийств, это еще надо доказать. Вон как с Романом получилось: подозревала его, подозревала, а он вовсе и ни при чем. Нет уж, пускай преступника ловят те, кому это по штату положено.

* * *

– Здрасьте, – громко сказала я, чтобы привлечь к себе внимание.

Сидящие в купе люди обернулись ко мне как по команде.

– Это еще кто? – спросил тот, кого красноглазый называл Игорь Палычем. Я сразу узнала его характерный голос, в котором сейчас звучали удивленные нотки. – А ну брысь отсюда, девочка.

– Я не девочка, – обиделась я. – Я свидетель.

– Какой еще свидетель? Марш отсюда, я говорю! Кто ее пустил?