Чародеи - Андрей Смирнов

«Он лжет, — обеспокоенно подумал Алгарсэн. — Он что–то узнал или о чем–то догадывается… но говорить об этом не хочет. Почему?..»

— …Но полагаю, — продолжал Гасхааль, — что все ответы мы получим тогда, когда начнем эту опухоль вырезать. Она уже достаточно разрослась и Сила, которая вызвала ее, не сможет остаться вне игры, когда мы вскроем нарыв. И когда она явит себя, я желаю, чтобы вы были рядом и засвидетельствовали это… чтобы мои слова не сочли огульными и пустыми обвинениями.

«Так и есть, — подумал Повелитель Камней. — Он что–то знает».

— Милорд, — спросил Рунг, — не означает ли сказанное, что вы подозреваете за появлением этой, как вы выражаетесь «опухоли», действия кого–либо из нас?

— Нет. — Легкая улыбка пробежала по губам Вороньего лорда. — Я уверен, что эта Сила не имеет никакого отношения к Хеллаэну, и — я надеюсь — никогда не будет иметь.

— Другими словами, — сказал Повелитель Камней, — некоторые соображения относительно того, что это за Сила, у вас есть, но с нами этими соображениями вы делиться не желаете. А вместо этого желаете самолично разрушить Обитель. Если мы примем вашу версию, что же получится в итоге? Есть общая угроза, от которой вы нас желаете спасти… Не слишком ли это? Вы предлагаете описание мира, где сами будете играть наиболее значимую и даже определяющую роль. И это описание станет реальностью, как только мы примем его. Повторюсь: не слишком ли вы многого хотите?

По лицу Гасхааля промелькнула тень досады.

— Чего же хочешь ты? — отбросив вежливость, презрительно спросил он. — Чтобы мы разрушали ее все вместе? По–твоему, это лучше? Так ты повысишь значение этого гниющего куска мира до небес! Подумать только — какая же это колоссальная угроза, если для ее устранения необходимо не меньшее, чем сложение Сил всех Владык Хеллаэ–на! Таким манером ты вырастишь монстра из ничего.

— Я полагаю, — произнес Бессмертный Полководец, — что осуществлять карательную операцию должен только один из нас, в этом я склонен согласиться с милордом Гасхаалем… однако есть некоторый резон и в словах милорда Алгарсэна. Итак, почему бы нам не кинуть кости, как мы поступаем обычно? Кому повезет, тот и пойдет. Прочие же станут свидетелями.

— Вы предлагаете бросить кости? — Гасхааль усмехнулся. — Что ж, давайте.

— Посмотрите, как усмехается эта самодовольная облезлая ворона! — процедил Йархланг, Повелитель Падали. — Он держит нас за дураков. У него есть какой–то способ влияния на кости. Он уверен в том, что они выпадут так, как нужно ему.

— И что же это за способ? — хмыкнул Вороний лорд.

— Может быть, ты нам расскажешь? — презрительно бросил Йархланг.

Гасхааль продолжал улыбаться. Никакие оскорбления не могли ухудшить отношения между ними — потому что дальше ухудшать их было просто некуда. Между Повелителем Ворон и Повелителем Падали уже давно шла смертельная вражда — то затухающая, то возобновляемая с новой силой. Ее первоначальные причины не были значительными — более того, и Гасхааль, и Йархланг уже давно забыли о них, однако о взаимных действиях друг против друга, совершаемых по мере нарастания взаимных обид, забыть было никак нельзя. Если бы не обещание воздержаться от враждебных действий в отношении друг друга — обещание, которое каждый из приглашенных Дайнеаном давал прежде, чем вступить в замок Повелителя Тьмы, они не ограничились бы только словесными выпадами, но клятва связывала их, и каждый, несмотря на взаимную ненависть, понимал, что это и к лучшему.

— Признаться, я не могу представить, каким образом можно было бы повлиять на Кости Выбора, — подал голос Галлар. Тело Хозяина Песчаной Башни по форме точно соответствовало человеческому, но состояло из беспрестанно движущегося песка. — Ведь и сам способ был выбран нами в силу того, что невозможно, как мы полагали, смошенничать в этом деле. Однако, если обвинение милорда Йарханга истинно, если способ существует и он известен Вороньему лорду, розыгрыш превращается в фарс и в нем нет никакого смысла.

— Бремя доказательства лежит на том, кто выдвигает обвинение, — бросил Гасхааль.

Молчание, установившееся после его слов, нарушил Дайнеан:

— Полагаю, милорд, будет справедливым, если вы не станете участвовать в розыгрыше.

Лицо Повелителя Ворон отразило крайнюю степень удивления и даже обиды:

— Что? Я не ослышался? И вы тоже поддерживаете это смехотворный наговор?

— Нет, нисколько, — ответил Дайнеан, — однако в одном розыгрыше, связанным с Небесной Обителью, вы уже участвовали и выиграли. Было бы справедливым, если бы новый розыгрыш проводился среди тех, кому в первый раз не улыбнулась удача.

— Милорд, это ущемление моих прав, — с легким упреком произнес Гасхааль.

— Милорд, будьте к нам снисходительны. — Дайнеан сделал паузу. Гасхааль хотел что–то сказать, но прежде чем он успел заговорить, Повелитель Тьмы продолжил:

— Кроме того, исходя из рассказанного вами о Небесной Обители, нет никакой разницы, кто именно из нас предпримет меры по ее ликвидации. Вы ничего не потеряете, став свидетелем, а не участником… Или же разница все–таки есть, и какие–то детали, указывающие на эту разницу, пока ускользают от нашего внимания?

Гасхааль не сразу ответил. Он был почти готов сказать: да, разница есть. Но разница была только для него одного. Там, внутри лекемплета Обители, затаившись на самом дне разума Эдвина кен Гержета, в какой–то момент он ощутил присутствие чужой Силы. Ощутил и узнал ее.

У Гасхааля было много врагов, и многие желали ему конечной смерти, но были враги, которые, безусловно, выделялись из общей массы. И первым в числе тех, кого выделял сам Гасхааль, был лорд по имени Келесайн Майтхагелл, Повелитель Молний. Некогда ему удалось привести Гасхааля к небытию, и тогда все недруги Вороньего лорда возликовали, полагая, что Гасхааль сгинул навсегда и дорога Возвращения для него закрыта. Ведь это была не обычная смерть, которая страшна для лорда не более, чем непродолжительный сон, а нечто совершенно иное. Он был отсечен от Силы и уничтожен как индивидуальность, как полагали — навсегда. Все же ему удалось воскреснуть и вернуть былую мощь, хотя это и стоило огромного труда и длительного времени — много тысячелетий прошло, прежде чем он стал прежним. К тому времени мир, где когда–то столкнулись Повелитель Ворон и Повелитель Молний, уже был разрушен. В качестве нового дома Гасхааль выбрал Хеллаэн и поселился в нем, а Келесайн Майтхагелл — само воплощение добра и порядка — отправился в иную метрополию с целью создать наконец–таки идеальный, совершенный мир без зла и порока. С помощью своих учеников, некоторые из которых также обрели Силу, он возвел Светлую Империю, включавшую в себя множество населенных миров. Империя активно расширялась, принося свою культуру и свои порядки в миры за пределами изначального ригурт–хада.

В монастыре был момент, когда к Гасхаалю прикоснулась чужая Сила, он узнал ее. Сила не принадлежала Майтхагеллу, она выдавала присутствие лишь одного из его учеников, но верные ученики Повелителя Молний действовали обычно по указке своего учителя. Итак, Небесную Обитель сотворил Келесайн? Это было вполне в его духе. У него достало бы власти возродить сгиудов и хватило бы дерзости и самоуверенности — хотя это и казалось сумасшествием — чтобы вторгнуться в Хеллаэн в надежде перекроить его в согласии с неким идеальным образцом. Сейчас властвует тьма, но близок рассвет, говорил настоятель Рийок, и Гасхаалю казалось, что он слышит голос самого Владыки Небес, Повелителя Молний. Эта безумная акция, если она действительно была организована Келесайном, а Гасхаалю хотелось надеяться, что это так, предоставляла прекрасную возможность отомстить. Нужно лишь было открыть хеллаэнским лордам глаза на происходящее, а для этого следовало разрушить монастырь и спровоцировать Келесайна на открытое выступление — и тогда началась бы война между Светлой Империей и Хеллаэном, и, с точки зрения Гасхааля, это было бы просто замечательно, потому что одних только его собственных сил не хватило бы для низвержения Келесайна со всеми его союзниками и фаворитами, а при всеобщей войне он был почти уверен в победе. .