Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

за спиной руками, стоит в каюте капитана, находящейся под палубой на корме.

— Вас, оме, я прошу составить компанию мне, — усмехаясь, провозглашает Клаус, стаскивая камзол и оставаясь в одной рубашке.

Втолкнувший Лисбета в каюту квартермейстер Ганс Ланге, криво усмехается.

— Освободите детей! — требует целитель, — если вам нужно моё тело — оно перед вами! Детей не трогайте!

— Боцман! Хызыр! — кричит в раскрытую дверь каюты квартермейстер.

— Я — боцман! — отзывается из темноты палубы голос с акцентом и в проёме показывается смуглый мускулистый альфа, в просторных синих шёлковых шароварах, перетянутых в узкой талии широченным розовым поясом с кистями, зелёных, расшитых туфлях с загнутыми носами, жёлтом жилете на голое тело и красной феске на голове. На груди на цепочке — боцманская дудка.

— Как там? — скалится Ганс.

— Кароши мальчик! Оба кароши! Ц-ц-ц, — цокает языком уроженец Оспана, — маладой савсем, узкий, вах! — боцман сжимает пальцы щепотью, вздёргивает руку кверху и раскрывает пальцы наподобие цветка, целуя воздух.

— Нормально разговаривай! — приказал квартермейстер.

— Есть, нормально разговаривай! — хитро щурится боцман.

— Ладно, пошёл! Смотри там, чтоб они не сдохли раньше времени!

— Обижаешь, командир! — откликается оспанец, совершенно без акцента, уходя в темноту палубы и мелькая красным, синим и жёлтым в косых лучах света пробивающихся сверху через решётки палубных люков.

— Поздно, оме, — с притворным сожалением выдыхает капитан, — команде надо расслабиться. Мы третью декаду в море. Сейчас все по кругу пройдут, вы их подлечите и ещё разок. А там… жить захотите — научитесь относиться к нам с уважением, хе-хе… красавчик… — подошедший капитан проводит пальцами по щеке целителя.

— Ай! — Клаус отдёргивает руку от лица Лисбета, рука повисает плетью, — Ганс! На палубу его!

Квартермейстер опасливо, не прикасаясь к Лисбету, за верёвку, которой были стянуты руки омеги за спиной, тянет его за собой. Лисбет, не поспевает за пиратом, цепляется за высокий порог каюты и неловко падает, а тот тащит его волоком за собой. Подтягивает к трапу и, крикнув удивлённо в темноту:

— О, мальчики! — отвлекает омегу и, когда тот поворачивает голову, рукояткой абордажной сабли, бывшей при нём, бьёт его в затылок…

… И снова ночной мрак… и снова я в саду, а надо мной переливается голубым, белым и чуть красноватым рукав галактики. Кстати, как она тут называется? Не Далёкая далёкая часом? Или Андромеда какая-нибудь?

… в спину удар, может и проще…

… Лисбет очнулся растянутым за руки и за ноги на вантах — целителя невозможно вырубить надолго. Одежды нет. Срезанная с бесчувственного тела, она валяется на палубе.

— Ах ты, сука! — рычит капитан, брызгая слюной и придерживая беспомощно висящую правую руку.

Выхватывает у Ганса абордажную саблю и, взмахивая левой рукой, по колено отсекает ноги Лисбета. На палубу брызжет кровь, обрубки ног безжизненно стукают по доскам, так и оставшись привязанными к вантам. Лисбет прикрывает от боли глаза, справляется, отключив нервные окончания и пережав сосуды ног и подняв голову с прикушенной губой, с ненавистью смотрит на капитана.

— Отвяжите его! А это, — капитан указывает кончиком сабли на отрубленные ноги, справедливо полагая, что хорошему целителю не составит труда приживить отрубленное обратно, пока ткани ног живы, — за борт!

Один из пиратов, насупясь, подхватывает обрубленные голени и, размахнувшись, швыряет подальше. Плещет вода.

Лисбета, стараясь не коснуться тела, отвязывают. Обнажённый омега падает на палубу у борта, тяжело стукнув затылком о доски.

— Заживляй! — Ганс потыкал целителя кончиком сабли, — тебе ещё своих лечить!

— Воды дайте, — попросил омега.

— Эй, боцман, воды этому господину!

Боцман, тыкает пальцем в кого-то, выбравшегося на палубу и затягивавшего завязки штанов, тот подхватывает ведро на верёвке и, черпнув забортной воды, с размаху выплёскивает на Лисбета, заставляя кровавую лужу, натёкшую из обрубков ног, растечься по палубе и выбежать в ближайший клюз.

— Идиот! — со зверской рожей орёт капитан, по ногам которого плеснула кровавая вода…

… медленно спускаюсь по ступеням вниз, к Шнорштрассе, Машка, провожая, с самого верха лестницы пристально смотрит мне в спину. В пристрое у лицедеев тишина — разрисовав на грубой холстине задники сцены про разные события спектакля и ещё порепетировав несколько раз, я выпихнул их с этим богатством в свободное плаванье…

… я называю — кровь или слезы…

… Боцман, вполголоса поминая все ведомые ему позы совокупления и призывая к участию в этом неведомых восточных духов, наводит порядок на палубе с помощью затрещин. Лисбет, отползает к борту и, оперевшись спиной на шпангоут, водит зеленеющими руками над ранами ног, заставляя огромные открытые раны затягиваться рубцовой тканью. Обессиленный, отваливается к борту, сквозь волосы, свалившиеся на лицо, разглядывает ходящих по палубе пиратов.

Квартермейстер снова обращает внимание на целителя:

— Зарастил? Боцман!

Тот понятливо кивает и по его знаку два пирата, ухватившись за верёвки, которые так и остались привязанными к рукам, растягивают руки целителя в сторòны. Капитан снова оказывается рядом и, перемигнувшись с квартермейстером, оба одновременно взмахивают саблями. Растягивавшие руки пираты чуть не падают и, матерясь, швыряют верёвки с обрубками рук целителя подальше в море. Руки обрублены по локоть. Лисбет крутится от боли, но ему снова удаётся оказать воздействие на своё тело. Кровь остановлена, но рук теперь нет и квартермейстер подходит к люку, свистит вниз. Оттуда показывается голова.

— Кока сюда!

Голова скрывается, согласно кивнув.

Через минуту из этого же люка вылезает плотный, низкорослый альфа, в рубашке в подвёрнутыми рукавами, подпоясанный когда-то белым фартуком.

— Эй, Крюгер, принеси огня, оме согреться хочет.

— Сей момент, Ганс!

Кок скрывается в люке и возвращается с глубоким глиняным горшком, полным горячих углей…

… В темноте плещет море, облизывая тёплыми волнами парапет набережной. Я иду неведомо куда — лишь бы просто идти, царапая камень, веду пальцем с полностью почерневшим ногтем по мрамору перил… В той сторòне алтарь силы — приходит мысль. Тот самый на котором я подтверждал себя и всех своих. Пойду… посижу там, может, легче станет…

… но выбирать тебе…

… Ганс, самолично, факелом прижигает обрубки рук, с глумливой улыбкой наблюдая за измученным лицом Лисбета.

Затем, с размаху ткнув носком сапога — через сапог не страшно! подтянутую ягодицу омеги, приказывает:

— В клетку его!

Лисбета с накинутой на шею верёвочной петлёй волокут под палубу, в трюм, в самый низ, где стоит клетка из толстых брусьев, специально сооружённая для пленников.

Смрадная духота, пара досок на полу, под ними плещется тухлая вода. Один из пиратов заходит в клетку, заволакивает за собой Лисбета и пока второй, притянув омегу за верёвку к брусьям клетки, не даёт ему двинуться, выходит, закрыв дверь на замок, верёвку