Архетипическое измерение психики - Мария-Луиза фон Франц

7. [Джанака ищет дальнейшего объяснения таким образом:] «Какое Я [ты имеешь в виду]?» [Яджнавалкья объясняет:] «Это человек, состоящий из [Проживания] среди чувств [и который является] внутренним Светом в сердце…»[265]

На языке нашего сна, «Не имеющий формы». Единственная опасная реальность, от которой мы ни в коем случае не можем ускользнуть и в то же время единственная ценность, которую никакая сила в мире не может отнять у нас, это реальность нашей собственной психики.

Мы живем в такое время, когда проблема человеческих взаимоотношений стала более актуальной, чем когда-либо прежде. Причины этого хорошо известны: развитие технологий привело к рационализму и к индустриализации нашего общества. Небольшие сельские общины с их тесно сотканной сетью личных отношений растворились или растворяются. Жители крупных индустриальных городов живут бок о бок, но как чужие люди. Всех угнетает мысль об их собственной ничтожности перед лицом серой бессмысленной массы неизвестных людей, окружающих их. За исключением небольших групп, удерживаемых вместе едиными религиозными убеждениями или общими обычаями, существуют только заинтересованные сообщества, которые связаны между собой коммерческими, спортивными или политическими интересами и никакой более глубокой личной связи нет.

Эта критическая ситуация, которая затрагивает человечество в целом, привела к повышенному интересу к социологии и, соответственно, к психологии; Но этот интерес ограничивается вопросами социального поведения. США заняли ведущие позиции в исследованиях поведения. Там были предприняты самые различные виды групповых экспериментов, которые со временем также получили распространение в Европе, но они в первую очередь применимы в области психиатрии. В определенном смысле это развитие привело к запоздалому признанию данных, которые уже частично были раскрыты Альфредом Адлером. В любом случае, теперь агрессия и ее сдерживание, «иерархический порядок» и социальная роль, которую мы играем (которую Юнг назвал персоной), выступают на переднем плане обсуждения.

Однако с юнгианской точки зрения все это остается на поверхности проблемы. Мы должны глубже проникнуть в инстинктивный уровень человеческого бессознательного, чтобы выяснить, что обуславливает наше социальное поведение и нашу способность к личным взаимоотношениям.

Насколько нам известно, человек с древних времен жил как zoo politikon, «социальное животное», как называл его Аристотель, в действительности, в небольших группах от 15 до 50 человек. Поэтому мы вполне можем предположить, что есть некоторая инстинктивная основа для нашего социального поведения. Теперь, мы можем смотреть на людей со стороны и статистически представлять их средние действия и реакции, как это делает бихевиоризм. Таким образом, мы обнаруживаем поведенческие модели людей, которые фундаментально не отличаются от поведения животных. Но мы также должны смотреть на внутренние психические процессы, происходящие в то же самое время. Когда мы исследуем эти процессы, становится ясно, что в ходе инстинктивных действий у людей также присутствуют внутренние переживания, которые принимают форму фантастических образов, эмоций и мыслей. Как мы знаем, это аспект структуры бессознательного Юнг назвал архетипическим. Архетипы — это наследуемые диспозиции, которые заставляют нас реагировать типичным образом на основные человеческие проблемы, внутренние или внешние. Предположительно, каждый инстинкт имеет свой соответствующий архетипический внутренний аспект. Юнг назвал совокупность этих унаследованных структур коллективным бессознательным. Мы можем взять в качестве примера инстинкт агрессии, который может проявиться внутри во снах как бог войны Марс, как Вотан, или как Шива Разрушитель. В противовес этому материнский инстинкт проявляется в материнских фигурах мифов и религий; и инстинктивное стремление к обновлению и изменению проявляется в символе божественного ребенка, который мы находим во всех религиях и мифологиях.

Время от времени такие архетипические образы спонтанно поднимаются на поверхность бессознательного индивидуумов, когда в их жизнях появляется глубокая базовая человеческая проблема. В такое время мы как бы должны опираться на мудрость нашего инстинктивного наследия, чтобы найти решение нашей проблемы среди хаоса внешних и внутренних обстоятельств.

Когда мы отказываемся от поисков рациональных и внешних решений наших трудностей и начинаем заглядывать в себя, чтобы увидеть, что там с нами не так, изначально, как показал Юнг, мы обнаруживаем все виды аберрантных, подавленных и забытых психических тенденций и мыслей, которые по большей части несовместимы с нашим осознанным взглядом на самих себя. В наших снах эти тенденции часто принимают форму наших «лучших врагов», потому что они на самом деле являются своего рода врагом внутри нас, хотя иногда не таким врагом, как те, кого мы совершенно ненавидим. Этот наш аспект Юнг назвал тенью. Если мы не видим свою собственную тень, мы проецируем ее на других людей, которые затем оказывают на нас огромное влияние. Мы вынуждены постоянно думать о них; мы получаем непропорциональную взволнованность ими и даже можем начать преследовать их. Это не означает, что некоторые люди, которых мы ненавидим, не могут быть также поистине невыносимыми; но даже в таких случаях мы могли бы вести себя с ними разумно или избегать их — если они не стали проекцией нашей тени, которая никогда не перестанет приводить нас к всевозможным преувеличениям и зачарованности. Юнг называл процесс сознательного развития, который мы осуществляем с помощью объективного бессознательного материала процессом индивидуации. Этот процесс неизбежно заставляет нас первым делом сознательно воспринимать нашу тень. В результате этого наши личные отношения претерпевают значительные изменения. Прежде всего, мы вылечиваемся раз и навсегда от наших великих идеалистических заблуждений об изменении общества и наших собратьев. Мы становимся более скромными и в то же время менее наивными в отношении злонамеренных атак извне. Чайник больше не может называть котелок черным. Чернота одного распознает черноту в другом, что полезно для них обоих. Большинство наших так называемых «плохих» качеств не являются абсолютно бесполезными в нашей жизни, поскольку человек оправданно может «показать когти», когда на него несправедливо нападают; он имеет право использовать свою хитрость, чтобы отразить интригу, или быть жестоким, чтобы подавить опасные тенденции внутри себя. Все это вопрос сознательного знакомства с тенью и разумной и взвешенной интеграции тени в нашу жизнь. Тень, по крайней мере, в нашей части мира, как правило, является звероподобной, примитивной личностью внутри нас, которая не является плохой или злой сама по себе, пока сознание следит за ней, но которая может стать действительно основной и порочной, если мы ее подавим.

Не нужно доказывать, что эта фаза индивидуации — осознание своей собственной тени и отбрасывание проекции тени — оказывает благотворный социальный эффект. Это очевидно. Юнгианский анализ, который может казаться извне индивидуалистическим, поглощенным собой, озабоченный собой, часто обвиняется в социальной бесполезности. Но не займет много времени, чтобы доказать, что это очевидно не так. Например, когда учитель интегрирует свою власть тени и принимает более зрелый подход сознательной личности, бесчисленные дети пожинают плоды этого. Бессознательные, невротические люди — это ад для тех, кто их окружает; таким образом, каждое усовершенствование таких людей помогает многим другим. Бесчисленные бесполезные и лишающие энергии ссоры возникают, потому что мы не осознаем свои тени и таким образом проецируем их на других. Все политические распри также основываются на этом положении вещей.