Третья концепция равновесия - Ярослав Веров

А две циклопические тени все продолжали свой бесконечный диалог.

— Судьба — вот самая темная и ненаучная штука, — разглагольствовал Фомич. — О ней можно лишь говорить, но не приведи Суме, вообразить, что она существует.

— А что ты можешь сказать о нас с тобой в контексте текущих событий?

— Ты бы лучше задался вопросом, кто такие здешние аборигены?

— А чего там? Суетятся, живут себе. Нас это как-то касается?

— Да вот не знаю. Не думал раньше я об этом. Ты заметил, что они как-то чудно размножаются? И с добываемой пищей у них довольно странные отношения? И мысли у них имеют замысловатый привкус… Этот вождь, к примеру, не поверил ни единому моему слову. А я ведь, как-никак, у них все же бог.

— Ну, насчет мыслей… По-моему, их у них нет. Во всяком случае я их не улавливаю.

— Что не улавливаешь — это еще ничего не значим Я вот своим подарком Великого Гуманоида их слышу. И знаешь, Кеша, напоминает это все безобразие…

— Гуманоидов.

— А как ты угадал? Нет, не только. То есть, и их тоже. Отчасти. А отчасти…

— Негуманоидов?

— Точно! Не гуманоидов. Но не галактян и, тем более, всех прочих. Ну хватит об этом. Я хочу мир посмотреть. Поучаствовать в хронологиях.

— А как? — тень Лукреция совершила энергичную пертурбацию. Ему тоже хотелось приключений.

— Да очень просто — как с Крюгером, только наоборот.

— Как с Крюгером? А-а-а. Ну давай. Только теперь ты на объекте, а я на пространстве-времени. О'кей?

— Уверен? Сможешь? Не оплошаешь, боец?

— А то! Будь там и смотри сюда. Я уже начинаю.

— Ну поехали.

Лукреций исчез. Фомич только укоризненно покачался.

Однако, через жалкие три моргания Лукреций возник опять. Оправдывающимся взглядом посмотрел на Фомича и произнес:

— Да я это так, прошвырнуться хотел. Да что-то не вышло. Думал кое о чем переговорить с дружбанами. Это в Россыпи Сипучих Дюк. Есть такое местечко… Хотя, нет, вру. Не к дружбанам. Ты так, Фомич, не смотри на меня. Это история давняя и даже трагическая. Связанная с моей третьей семьей. Я тебе о ней никогда не говорил.

— Почему?

— Да так… все к слову не приходилось.

— Ну, не хочешь говорить и не надо.

— Да ладно, теперь можно. Слушай. Давно это было, еще до того, как мы с Цыцем встретились. Пацан я еще был. Жили мы тогда в холупке на самом краю мегаполиса всей семьей. А в семье нас было… Сейчас посчитаю… Три… Семь… Двенадцать… Нет, шестнадцать… Вот клюп, забыл. Нет, не помню… Но из галактян я был один, точно. Тяжелые были времена. Отец оборот за оборотом бесполезно работал на линкацитной фабрике, но на нормальную жизнь все равно не хватало. Ну, ты понимаешь, чем это семье грозит?

— Не совсем. Ну да это не так важно.

— Тем более, что на мою жизнь это сильно не повлияло. Потому как тогда уже мое творческое начало не давало мне жить среди этой рутины. Но с другой стороны, я был единственным галактянином на всей планетке. И моя семья этим ужасно гордилась. Вот родители и выбивались из последних сил, чтобы соответствовать. А я как им отплатил?! Как последний клюп. Да нет, пожалуй, как законченный люпус. Да что там вспоминать. Хотя, чего скрывать. Наболело.

— Может не стоит ворошить?

— Понимаешь, папашка пошел на сверхуровень на своей линкацитной. Хотел порадовать нас, ребятишек. Последнее здоровье на том уровне положил, но заработал на фироновый шпойлер. Это такое… Там оно в особой цене было. Его можно было разложить на части, так что каждому из нас пришлось бы по части шпойлера. Брательники мои уже предвкушали, племяши опять же. А я взял и упер этот шпойлер. В ту же ночь пробрался в космопорт и был таков. С того шпойлера я потом два длива жил припеваючи. А там уже меня, пацана, астронавты подобрали, ну и все такое. И до Отстоя, представь, так ни разу я о папашке своем третьем и не вспомнил.

— Ну-у, Кеша.

— Знаю, сволочь я неблагодарная, так и что с того?

— Да ладно, сколько времени уж утекло.

— А как же совесть?

— Так ведь до сих пор молчала?

— Но ведь теперь-то проснулась?

— Вот. Теперь ты ощутишь себя полноценной личностью! С немалой степенью апперцепции.

— Ты думаешь?

— Уверен.

— Эхе-хе-хе… А я-то надеялся…

— Зря.

Яна-Пунь сидел на камне около пещеры и сосредоточенно тер длинную палочку о корень, лежавший у его ног. Уже и капли пота выступили у него на лбу, и одышка началась. Но, несмотря на это, вождь как всегда улыбался чему-то своему и весело насвистывал. И не сразу заметил Юй-Пуня, который усталой неюношеской походкой поднялся на холм и грузно привалился к камню. Что-то его тяготило, какие-то тяжеленные то ли мысли, то ли размышления донимали.

— А, пришел, — заметил его вождь. — Как охота?

— Да ну ее в то самое место, — вздохнув, отозвался Юй-Пунь.

— Что, не сезон? — не унимался Яна-Пунь. Из-под палочки, между тем, уже появились первые признаки дымка.

— Да сезон, сезон, — отмахнулся Юй-Пунь. — Вот только какой? Ержей этих — хоть штабелями клади. Да только как подниму копье, так будто какая сила меня за Руку держит. И внутренние голоса начинают выводить: «Не надо, молодой воин, не губи, мы тебе еще пригодимся». На кой Фолук мне лишние проблемы?

— Э, парень, — предостерег сына вождь. — Не поминай богов! Мало ли.

— Батяня! — вскинулся сын. — А давай богов об этом спросим!

— Нет, парень, не получится, — хотел было махнуть рукой вождь, но обе руки были заняты делом. — Я богов давеча прощупывал…

— Ну и как? — огоньки живого интереса сверкнули в глазах Юй-Пуня.

— Да никак. Не въезжают, похоже, они в наши проблемы. Не врубаются, не втыкаются, не вкуривают. Отдалились они от нас. Про насыщение какое-то стали вещать.

— Может нам богов подменили? — ужаснулся Юй-Пунь.

— Не кощунствуй, — вяло пригрозил Яна-Пунь.

— Но ведь факты налицо!

— Ну так и что? Одно дело факты, и совсем другое — боги. Боги всегда выше фактов! Запомни это сын.

— Во! И я об том же. Слышь батя, может нам пора Большой Совет собрать? Обсудить кое что? Ведь доросли мы до Большого Совета, печенкой чую. Мне вон уже бином Ньютона — что твой детский сад. И высшая математика тоже.

— Дело говоришь, — обрадовался вождь; по корешку зазмеились первые язычки пламени.

— Обсудим, кого на место богов назначить, — продолжал Юй-Пуня.

— Сын мой, вот как ты думаешь — для чего это я весь потом облился, разжигая этот трухлявый корешок?