Темная сторона Кая - Эстель Маскейм

– А если так, найди друзей получше, – говорю я, не сводя с него глаз. Он не выдерживает, вздыхает, поворачивается и бредет, опустив голову, прочь. Я мысленно считаю до двадцати, даю ему возможность удалиться на безопасное расстояние и сразу же перехожу к делу.

Достаю из кармана свое оружие и иду по коридору. Отыскать шкафчик Харрисона труда не составляет – он в самом конце ряда. Сколько раз Харрисон прижимал меня к нему, чтобы поцеловать. Стою, прислушиваюсь… Нет, никого.

Что ж, если ему захотелось повоевать со мной – пусть так.

Но и я пошлю ответку. Посмотрим, кто бьет сильнее.

Я прикладываю фотографию к дверце шкафчика и прикалываю ее кнопкой – чтобы проткнуть металл приходится потрудиться. Потом снимаю колпачок с маркера и пишу большими заглавными буквами:

Отступаю на шаг – оценить и полюбоваться работой. На дверце фотография, доставшаяся мне так легко. Харрисон сам себя щелкнул. Фото недавнее, и оно только одно из целой серии. Мой бывший бойфренд стоит в ванной перед зеркалом, телефон заслоняет лицо, два пальца вверх – знак мира. И он совершенно голый.

Харрисон выпустил в Сеть то видео с нами, а теперь я дам нашим одноклассникам материал для потехи. Может, его и не зацепит. Он уже есть на том жутком видео со мной, но эта фотография более откровенная. И на этот раз выбор сделал не он. Каково ему будет узнать, что нечто столь личное ушло в мир без его согласия? Как он примет унижение и насмешки?

А хештег? Симпатичная деталь.

Я бросаю маркер в ближайшую мусорную корзину и удаляюсь со сцены. Иду по коридору, потом останавливаюсь у доски объявлений, на приличном расстоянии от шкафчика Харрисона, и терпеливо жду. Смотрю на часы на стене, на тикающую секундную стрелку, отсчитывающую мгновения до того, как прозвенит звонок и мои одноклассники узреют голого Харрисона Бойда. Тревога и волнение вяжут узлы в животе. Мне страшно. Как поведет себя Харрисон? Что последует за всем этим? Я знаю, что зашла слишком далеко и только добавляю полено в уже пылающий костер. Но это должно быть сделано, потому что этого требует мое самолюбие, потому что я должна выйти победителем из этой войны – чего бы ни стоила победа.

Звон разносится по школе, отдаваясь эхом в пустынных коридорах. Сегодня он как будто громче обычного и бьет по ушам. Я перевожу взгляд на объявление на доске, что-то насчет нового кружка для занятий йогой, и делаю вид, что не замечаю нарастающего постепенно гула голосов и шагов. Я не чувствую собственного сердца, оно как будто остановилось, замерло, и даже воздух застрял в горле. Хочу повернуться, увидеть изумленные лица одноклассников, когда они заметят, что прикреплено к дверце шкафчика Харрисона Бойда, но уже в следующую секунду понимаю, что необходимости в этом нет. До меня уже доносятся удивленные возгласы и взрывы смеха.

Я осторожно поворачиваю голову и краем глаза наблюдаю разворачивающуюся сцену. У шкафчиков собралась целая толпа, все толкаются и подпрыгивают, стараясь рассмотреть получше, как толкались и подпрыгивали тридцать минут назад на улице, когда четверо били одного. Я остаюсь на месте, у доски объявлений. В стороне.

Несмотря на то видео, жизнь Харрисона всю неделю оставалась прежней, в ней ничего не изменилось. Его никто не изводил, к нему никто не приставал, за его спиной не шептались, и никто не отказывался сидеть с ним за одним столом на ланче. Никому не было до него никакого дела. Футболист снял девчонку на вечеринке? Ну и что? Так и должно быть. Это же клево. А как же девчонка, которую снял футболист? Шлюшка, ясное дело, без какого-либо самоуважения.

Харрисон заслужил свою долю унижения. Он поделился тем видео со всем миром, прекрасно понимая, что все шишки достанутся мне.

– Что там такое? – Голос, который я узнаю мгновенно, перекрывает возбужденный шум. Он здесь. Любопытство все же берет верх, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на подготовленную мною же сцену. Те, кто пробрался поближе к шкафчику, щелкают телефонами. Другие уже тянут счастливчиков в сторону – посмотреть новейшую драму школы Уэстервилль-Норт. А где же ее главный герой? Расталкивая толпу, он прорывается вперед и замирает при виде фотографии на дверце.

Я не свожу с него глаз и молча радуюсь, видя ужас и панику на перекошенном, бледном лице. Вот он пробегает взглядом по толпе, внимание которой привлечено исключительно к весьма скромных размеров достоинству, сдирает картинку с дверцы, рвет пополам и колотит кулаком по металлу. Ему дают пройти, перед ним расступаются, и он, растолкав зрителей, несется по коридору. Злой как черт. И это так приятно.

А потом, буквально через считаные секунды, я вдруг понимаю, что мы с Харрисоном не такие уж и разные. Мы оба страшные люди. Разве я могу быть лучше, если обошлась с ним так же, как он обошелся со мной? Нет, я не лучше. Чувство вины и раскаяния сжимает грудь. Оттого, что я приложила Харрисона, мне не стало легче. Наоборот. Сейчас мне даже хуже, чем было в понедельник, когда я только узнала о его предательстве.

Оставаться здесь я больше не могу. Сую руки в карманы куртки, поворачиваюсь и иду по коридору к главному входу. На глаза снова, как и вчера, когда я бежала по этому самому коридору, наворачиваются слезы. Толкаю дверь, выхожу на улицу и вдыхаю холодный, бодрящий воздух. Вдыхаю так глубоко, что, кажется, легкие вот-вот взорвутся, а потом выдыхаю.

Домой, где пусто и где меня никто не ждет, бреду пешком, повесив голову.

Хуже меня на свете человека нет.

– Привет, милая! – Такими словами, распахивая дверь, встречает меня мама Кая. И сразу впускает в дом – чтобы я не мерзла. А в доме по сравнению с улицей настоящая сауна.

– Кай упоминал, что я приду? – спрашиваю я, снимая ботинки. Надеюсь, его мама не думает, что я заявилась без приглашения. Поскольку в школу мы оба не пошли, то всю вторую половину дня переписывались, оставаясь каждый у себя дома, а потом я предложила прийти и составить ему компанию на вечер. Сейчас начало девятого, и последний час я просидела у Чайны, объедаясь куриными такос и набираясь смелости, чтобы прийти сюда. Когда нужно поговорить с чужими родителями, я всегда чувствую себя не в своей тарелке и обычно стараюсь этого избежать любой ценой – не хочу, чтобы подумали, что я встречаюсь с их сыном с далеко идущими планами. Напоминаю себе, что с Каем дело обстоит иначе. У нас все по-другому. По крайней мере, я так думаю.

– Конечно, – с улыбкой отвечает Синди и тут же хмурится. – Он снова подрался в школе? Что там случилось? Нам он ничего не говорит. Может быть, ты знаешь? И почему вчера пропустил занятия? Мне звонили из школы. Только-только перешел в новую школу и уже производит там не самое лучшее впечатление.

– Хм… – Я смущенно отвожу глаза. Кай определенно не хочет, чтобы родители знали правду, но что же тогда мне отвечать? Я уже представляю, как говорю: Извините, миссис Вашингтон, но вашего сына избил парень, с которым мы воевали всю неделю. Представляю ужас на ее лице.