Восстание - Айя Сафина

– Да, это все возможно вычислить только методом проб, потому что у нас нет живых экземпляров зараженных здесь на базе, чтобы испытать фермент. Наши подопытные особи – это компьютеры и данные сорокалетней давности, – подхватил Фидель.

– Фактически мы обладаем огромной теоретической базой, которую теперь необходимо тестировать в реальных условиях. Мы стараемся быть объективными, но все же видим большой потенциал в этих разработках. По крайне мере, гораздо больший нежели прозябание здесь под землей.

– А что насчет укреплений? – спросила я, вспомнив, как зараженные прорвались в деревню, даже не заметив сетчатый забор.

– Турели всегда могут остаться, – объяснял Фидель, поправляя свои очки с толстенными линзами, пока запускал на компьютере другой проект. – Единственное, что необходимо улучшить, это дальность поражения, чтобы сдвиг миграции происходил как можно дальше от нас. Сорок лет назад развитие снайперских винтовок остановилось на максимальной дальности в два километра. В наших турелях встроена бесшумная пушка с прицелом, но она видит лишь в пределах сотни метров.

Я смотрела на технологический срез турелей, которые окружали базу, как вечные стражники. Я их в жизни ни разу не видела, только понаслышке знаю, что там снаружи есть какие-то РАБы, которые представляют собой роботизированные автоматические боевые системы самонаведения и уничтожения.

– Более того, баллисты уже испытали новую улучшенную версию турелей с нашими разработками и достигли дальности в два километра. Но опять-таки, нам нужна поверхность, чтобы это испытать, потому что баллистический полигон не больше трёхсот метров в длину, остальную часть потенциального расстояния компьютеры высчитывают по скорости, траектории и силе удара выпущенной пули, – говорил Маркус.

– Помимо этого, турели надо перенастраивать: менять пушку, электросхему и плато, установить новый прицел. А для этого…

– Нужно выбраться на поверхность, – перебила я Фиделя, уже осознав, что все их идеи заканчиваются одним и тем же предложением.

С минуту мы трое молчали.

– Чем Генерал объясняет свой отказ от тестирования проектов? – спросила я.

– Это – Генерал. Ему не нужно объяснять свои отказы. Он решил и на этом точка, – ответил Фидель.

– Поэтому нам так нужен Совет блоков. Мы больше не можем выполнять волю солдата. Наше время безвылазных сиделок под землей подходит к концу. Скоро, очень скоро обстоятельства начнут зажимать нас так, что мы будем вынуждены сокращать население, ради выживания хоть кого-нибудь.

Маркус смотрел на меня так, словно выпытывал согласие с его словами. А что я могла ему ответить? Я и за триста километров отсюда понимала, что подземелье не спасение, а отсрочка. Очутившись здесь, я поразилась лишь одному – количеству времени, что нам было отведено на принятие решений.

– А какие вести принесла ты, Алания? – спросил Маркус. – Тебя ведь Падальщики прислали?

Я ухмыльнулась.

– Похоже, ты знаешь больше меня, – ответила я.

– Я живу здесь всю свою жизнь и знаю каждый угол, – на этот раз ухмыльнулся он. – Падальщики всегда пребывали посередине, словно видимые призраки: между жизнью и смертью, между подземельем и поверхностью, между военными и учеными, между Генералитетом и нами. Они часто шли Генералу наперекор ради спасения человеческих жизней, так же вышло и с тобой, Алания. Они защищали деревню с жителями, но им приказали вас зачистить. Неизвестно, во что бы вылилось столкновение Падальщиков и Генералитета в тот день, если бы зараженные не поставили точку в том споре.

Я поймала себя на мысли, что замечаю, как внутри меня пробуждается некоторый интерес к этому мужчине моих лет. Какой-то внутренний стержень в нем напоминал непоколебимость Тиграна в своем мнении, идеях, философии. Маркус знал многое, он делал железные выводы, демонстрировал твердые намерения, и главное стойко верил в то, что правда на его стороне. Он стремился к справедливости, и эта тяга заставляла его рисковать собственной жизнью ради других людей. Тигран так и закончил – пожертвовал собой ради других. Ради меня.

Мне стало стыдно от предательских мыслей, в которых я сравнивала привлекательность Маркуса с моим мертвым мужем, и едва не дала сама себе пощечину от столь наглого и отвратительного богохульства.

– Так что, мы получим поддержку от их боевых отрядов? Нам бы не помешал военный отряд. У нас есть несколько десятков сторонников у Крайслера и Трухиной, но их слишком мало, – Фидель спас меня от самобичевания.

Я не стала лукавить и скрывать от них что-либо, они все-таки открылись мне до доньев душ. Более того, они обязаны опираться на реальные обстоятельства.

– Они хотят убедиться, что ваши разработки стоят того, – ответила я.

– Я уверен, они найдут их таковыми, – Маркус ответил так быстро, словно уже знал мой ответ наперед.

А потом и вовсе протянул мне металлическую пластину, размером с ноготь, с плетеной косичкой из разноцветных ниток, которая смотрелась так экзотично на фоне серебристой стали. Я взяла флэш-карту.

На миг прикосновение наших пальцев вдруг зажгло в груди искру, над которой я не обладала властью. Она ярко сверкнула и так и осталась скромно тлеть, как крохотный огонек, боящийся раскрыть свое великолепное пламя. И чудилось мне, что в глазах Маркуса, пусть и сокрытых за линзами, я видела тепло его собственной искры.

– Но предупреждаем, Генерал в курсе наших разработок, они у него уже десять лет как пылятся на столе. А потому, как только вы вставите флэш-карту в компьютер…

– Нас вычислят, я знаю, – перебила я Фиделя.

Маркус улыбнулся. Фидель застыл.

– Похоже и ты знаешь не меньше нас, – произнес довольный Маркус.

– Я думаю, у ребят есть план на этот счет, – успокоила я их, пряча флэшку в складки своей туники.

– И тебе надо подумать, как передать им флэш-карту. Ты забрела на территорию бунтовщиков, теперь глаза Генералитета пристально за тобой следят. Как за преступником, – фыркнул Фидель. И у него это смешно получалось из-за его пухлых щек.

– Есть у меня мысли и насчет этого, —я улыбнулась, потому что никому и в голову не пришло воспользоваться тем способом, который выбрала я.

Потому что я собиралась осквернить самое дорогое, что есть на этой базе, воспользоваться неким артефактом апокалипсиса, ценность которому увеличивается с каждым годом в геометрической прогрессии из-за его редеющего количества, и чем никто и никогда не возжелает рисковать.

Алания перестала быть старейшиной и покровителем слабых. Алания стала безжалостным стратегом.

25 декабря 2071 года. 14:00

Малик

Божена иногда перегибает палку. Есть в ней доля стервозности, которую она не в силах контролировать и из-за которой нарывается на неприятие со стороны окружающих. Иногда может показаться, что ей это нравится – бунтовать против всех и называть всех недостойными, вот только потом я выслушиваю от нее многочасовые жалобы о том, какие все вокруг безмозглые эгоцентрики, не желающие ее понять.