Восстание - Айя Сафина

– Рация! – раздался истошный крик откуда-то с западной стороны деревни.

Ребята были правы. Тут хорошее эхо.

– Кто орет в час утра? – Куки заговорила в рацию.

– Скажи Тесс, что мы нашли одного солдата.

Кажется, это был голос Божены.

– Отлично. Аккуратно снимите с него костюм. Ничего не нажимайте, будьте осторожны с поясом для гранат… – начала я объяснять.

– Что значит «снять костюм»? Я думала, мы только ружье у него заберем!

Почему я не удивлена словам Божены?

– Потому что в сам костюм тоже вшиты провода и электросхемы. Он цельный. Он нужен весь.

– К черту! Сама раздевай труп!

Я тяжело вздохнула. Миллионный раз за день.

Куки посмотрела на меня сочувствующим взглядом. Миллионный раз за день.

– Ждите на месте. Мы идем, – проговорила я устало в рацию.

Боже дай мне сил!

Мы нашли Божену с Маликом на соседней улице. Они стояли возле умершего солдата с белой повязкой на шлеме. Бодхи. Ребята очистили труп от снега, и на том спасибо. Синее лицо было покрыто коричневым слоем застывшей крови, хлеставшей четыре дня назад из основания шеи. Ему почти откусили голову, были видны сломанные шейные позвонки.

Я опустилась перед ним на колено. Пусть он не из моего отряда, но смерть каждого члена спецотрядов я воспринимала очень болезненно. Потому что я знаю, какие эти ребята бесстрашные профессионалы, как долго и упорно они тренируются, насколько они талантливы и самоотверженны. Такие люди не должны умирать, чтобы там ни говорил Буддист о том, что бог всегда забирает самых лучших. Не таким образом! Такой смерти он не заслужил!

Я почувствовала руку на плече. Куки смотрела на меня очередным сочувствующим взглядом. Но в этот раз он был особенным. Он взывал к глубинам ее собственной души, где она тоже хранила печаль утраты дорогих ей людей. Мы живем в безумном мире, где нет ни одного человека, которого бы не тронула скорбь утраты.

– Мне нужна помощь. Переворачивайте его, а я буду снимать, – наконец сказала я. И впервые прозвучала не по-командирски.

Куки и Малик молча опустились перед трупом.

– Божена, вон в том кирпичном здании справа у входа стоят инструменты. Принеси оттуда лопату, – сказала я, не смотря на нее.

– Мы его еще и хоронить собрались?! Ну уж нет! Я на это не подписывалась!

Тут на меня напал припадок гнева. Я вскочила на ноги и в один прыжок оказалась перед ее наглым лицом. Эх, хотелось бы мне ей вмазать хорошенько!

– Ты пойдешь туда и принесешь чертову лопату! И не потому, что я могу врезать тебе так, что сломаю твой прекрасный нос! А потому что ты проявишь уважение к человеку, который жизнь отдал, спасая людей! Он погиб здесь, не потому что его обязали! Это был его собственный выбор! Он мог наплевать на безоружных жителей, мог бросить своих товарищей и побежать к Аяксам! Но он этого не сделал! Он оборонял!

Ярость накатила на меня впервые за долгое время, потому что эти изнеженные своей избранностью эгоцентрики понятия не имеют, каково живется там под землей! Они забыли, как в страхе прятались за спинами сильных, молили господа, чтобы зараженные выбрали другого, а не их. Они разнежились в безопасности прямо посреди апокалипсиса, когда люди вымирали со скоростью свиста.

Их мутация – дар вселенной, которая по счастливой случайности выбрала их, а не других, чтобы наградить этим камуфляжем. И все эти годы они попусту тратят свой дар! Вот, что меня бесило больше всего в этих изнеженных жильцах отеля «Умбертус»: они прикладывали недостаточно усилий для того, чтобы исправить ситуацию, они не были преисполнены стремлением помочь нуждающимся, они не желали жертвовать ради остатков человечества. Вместо этого они удобно существовали посередине, абсолютно ничего не делая, чтобы заплатить миру за избранность, которая спасла их жизни!

Я сорвала с руки бойца планшет, вывела его из спящего режима, в котором планшет находился с момента смерти солдата, и ткнула экран прямо в нос Божене.

– Читай, что здесь написано! – заорала я.

Божена взглянула на экран, а потом снова впила в меня свой уничтожающий взгляд.

– Вслух! – крикнула я.

Она нехотя разомкнула губы и облизнула их, растягивая время.

– Оборона, – прошептала она.

Это были последние слова Фелин, которые она послала Падальщику из Бодхи. В следующую секунду он стал героем.

– Он оборонял! До конца! До самой смерти!

Я смотрела в глаза Божены, пытаясь найти в ней хотя бы каплю сожаления. Я уверена, оно было там, просто спрятано очень глубоко. В условиях вымирания ты обязан ставить свое благополучие на первое место, иначе кончишь, как этот боец с перекушенной шеей. Я понимала ее. Холодное каменное лицо равнодушного человека появилось в ответ на суровость и беспощадность мира, в котором ее заставили жить. В нем нет места самопожертвованию, потому что жертвой тебя делают насильно. Божена тоже теряла близких, ей знакома эта боль. И она может сколь угодно прятать ее от других, делая вид, что ей наплевать на убитых, но печать скорби – это долбанный фестрал из Гарри Поттера – ты всегда ее увидишь, если познала смерть.

– Так что умерь свою надменность! И тащи сюда лопату! – приказала я уже спокойнее.

Божена посмотрела на Малика – они всегда были в одной связке. Но не сейчас. Малик не смел поддержать коллегу и разглядывал снег под ногами, словно он был отличным от того, что нас окружало повсеместно. Божена развернулась и вальяжно зашагала к дому с инструментами.

Я сделала пару глубоких вдохов, возвращая прежнее самообладание. А потом мне в глаза бросился красный огонек на рации, которую держала в руках Куки. Она поймала мой взгляд и виновато улыбнулась.

– Ой, забыла выключить, – с этими словами Куки переключила тумблер рации в положение «выкл».

Ее виноватая улыбка выдавала нотки самодовольства. Ну все. Теперь мое противостояние с Боженой станет темой номер два после моих споров с Кейном на этом подобие базы.

Этим мутантам лишь бы слухи посмаковать. Новостей им конкретно не хватает. Пожили бы на Желяве, сразу бы отбилось всякое желание заниматься сплетнями. Там у людей одна проблема – дожить до следующего дня.

25 декабря 2071 года. 13:00

Алания

Глубокое дыхание не помогает сердцу совладать с хаотичным отбиванием судорожного ритма. Я нахожусь в этом месте всего четыре дня, а уже заработала астму и тахикардию. На фоне развивающегося бронхита в условиях сырого тусклого подземелья вкупе с нарастающим напряжением из-за волнений среди гражданского населения, в ответ на который Генералитет наращивает военную силу в коридорах жилых отсеков, продолжая тем самым усиливать роковой накал по восходящей спирали, мое здоровье интенсивнее растрачивает выданный мне природой потенциал жизненных сил. Моя тоска по деревне среди гор, которая теперь кажется мне потерянным раем со всеми невзгодами и тяжестями существования без современных компьютеров, систем водоснабжения и элементарных унитазов, усиливается не по дням, а по минутам. По секундам, когда я вижу запекшуюся кровь в скопищах харкоты на моем платке.