Боргильдова битва - Ник Перумов

Видар. Сбит с ног, замер неподвижно на спине, руки широко раскинуты.

Фрейр, Ньорд, Улль, Вали — все, все повёрнуты, оружие — или сломано, или в руках врага. Он остался один, Старый Хрофт. Призраков осталось одиннадцать, и они начинают сходиться.

Нет! Ещё один из асов пока сражается, на самом дальнем конце. Рыжеволосый Локи, сын Лаувейи, вокруг него бушует огненная буря, так что даже могучий дух пятится, полы его синего плаща дымятся, прожжённые в десятке мест.

— Локи!

Слейпнир срывается с места, взмывает Гунгнир.

Но быстрее даже восьминогого жеребца возле сражающегося бога огня оказываются сразу трое духов, серая мгла со всех сторон бросается на сына Лаувейи, высоко взмывает столб яростного рыжего пламени — но из тенет тумана ему не вырваться и сырую хмарь не сжечь.

Пламя опадает, вот последний взблеск — и всё.

Слейпнир не успел, несмотря на всю прославленную свою быстроту.

Одиннадцать духов дружно поворачиваются и неспешно, словно давая полюбоваться собственной мощью, плывут навстречу Отцу Дружин. Один из них мимоходом задевает краем плаща вставшего на одно колено Тора, задевает совсем слегка, чуть-чуть, но рыжебородый бог грома валится наземь, словно куль с мукой, лицом вниз, и остаётся недвижим.

Чёрное пятно там, где угасло пламя бога огня, тела Локи не разглядеть.

Пятится Слейпнир, и Отец Богов понимает, что сейчас придётся обращаться в позорное бегство, послать волшебного коня вверх, в надежде, что эти духи летать всё-таки не умеют.

Боргильдово поле вздрогнуло. Не от грома сотен тысяч копыт эйнхериев, не от яростного пламени Сурта — нет, застонало в муке само земное чрево, и за спиной Отца Дружин к небу встала кажущаяся бесконечной стена вздыбленной пыли, отрезавшей Старого Хрофта от холма, где оставались Фригг с валькириями.

А потом из пыли вырвалась чудовищная фигура, поистине кошмарное порождение Нифльхеля, царства мрака и ужаса, царства мертвецов, гниения, распада и конечной гибели, за которой никогда не придёт возрождения.

На извивающемся змее, невесть как удерживаясь на гибкой спине, восседала Хель, владычица Хель собственной персоной. С ней рядом — новообретённый её супруг, Нарви. А следом — сплошная неоглядная лавина мёртвых, в самом разном виде, и скелеты, и почти не тронутые тлением тела, и даже призраки.

Хель исполнила-таки обещанное.

(Комментарий Хедина: вот и ответ на вопрос, почему для Нифльхеля Молодым Богам пришлось искать нового надзирателя…

Дальше в рукописи разрыв. Отец Дружин не написал, что же случилось с эйнхериями и огненными великанами Сурта, ударившими по воинству Ямерта; ясно, что после появления Хель в бой пошли все и получилось как бы два сражения — в одном бились смертные, в другом — боги. Воинство Хель, как можно было понять, схватилось с Повелителями Духов, асы — повергнутые, но не погибшие — собрались с силами.

Здесь и наступил черёд Ямерта; Отец Дружин, похоже, сам писать об этом не стал, рассказывал кому-то (скорее всего, гному, судя по рунам) — но потом не поленился записанное отобрать или же сделать копию — и добавил к собственному труду. Я не спрашивал и не собираюсь спрашивать, зачем он это сделал или кто трудился над тем или иным отрывком. Всё, что бог Один хотел мне сказать, он уже сказал, вручив книгу. Дальше всё зависело от меня.

Здесь Старый Хрофт вновь говорит о себе «я».)

…Эйнхерии и великаны Сурта опрокинули армию Семерых, но последних это совершенно не взволновало, похоже. Они двигались на нас, неспешно и даже торжественно, не сомневаясь ни в себе, ни в исходе. Асы поднимались, растерянные, оглушённые, многие — лишившиеся оружия. Бесплотное воинство Хель сцепилось с вражьими призраками, ходячие мертвецы валом валили дальше, где кипело сражение, а мы — мы остались наедине с Семерыми. Впрочем, нет, я говорю так по привычке, зачеркни — их, конечно, было не семеро, гораздо больше. Мы разглядели тогда почти три десятка — мужи и жёны, в равном числе. Но лишь семеро из них высились над Боргильдовым полем сотканными из света исполинами, семеро наиглавнейших.

Они скользили нам навстречу, в молчании, никуда не торопясь — а Хель вместе с Нарви склонились над бездыханным Локи. И — знал я — сюда уже вскачь мчалась Сигюн, жена его.

— Слово моё исполнено, отец, — услыхал я великаншу.

Не знаю, что ей ответил Локи, просто смотрел во все глаза на собственную дочь — и более ничего.

Она склонилась совсем низко к нему, что-то прошептала. Огромная, жуткая, она сама казалась сейчас мертвецом. Тело её словно гнило заживо, однако Нарви, опустившийся рядом, казалось, не замечал ничего особенного. Змей свивал вокруг них кольца, и я подумал, уж не второе ли чадо Локи, Йормунганд, сейчас перед нами; для полного сбора семейства не хватало лишь волка Ферниса.

Вот они, Семеро, совсем рядом. Недрогнувшие, ничего не боящиеся. Ничто для этих созданий все потери, все смерти бьющихся за них.

А там, сзади, кто-то властно двинул начертанные руны — ну конечно, Лаувейя! Семь царств, семь рун, семь врагов — всё сошлось.

Сейчас или никогда.

И мы пошли на них. Просто пошли. Надо было убить или погибнуть. Или и убить, и погибнуть. Я соглашался на всё. Если останется хоть кто-то из асов… да и хотя бы тот ребёнок, что понесла Лаувейя… будет жить и Асгард. А мы можем и уйти, как должны были уйти после Рагнаради.

Вот он, названный Ямертом, идёт неспешно, спокойным шагом. На нём свободная белая туника, доспехов нет, зато в руках — длинный меч. Словно высеченное из камня лицо недвижно, лишь глаза горят сплошным белым огнём, его видно издалека.

Четверо его братьев и две сестры — или кто они друг другу? — шагают рядом. Вскинуты мечи с причудливыми гардами, каких никогда не знали мы в Асгарде. Мы не украшали оружие сверх необходимого, а вообще хватало и рун, вкованных в клинки.

— Ты! — вдруг гремит Ямерт и указывает на меня. — Ты хотел поединка? Ты его получишь! Но пощады не жди! Ни ты, ни все они, кого ты привёл сюда!

(Комментарий Хедина: кому же всё-таки, кому мог Отец Дружин рассказывать всё это?!)

— Мне даже меча не понадобится! — презрение не скрыть. Ямерт с силой вгоняет клинок острием в землю. И — идёт дальше, широко разведя безоружные руки.

Закон чести велит мне также отбросить Гунгнир. Но — не могу. За бесчестье пусть судят меня асы и асинньи, но — после победы, не раньше.

Слейпнир помчался прямо на Ямерта, острие копья вновь чертило руны… а существо с глазами из одного лишь света просто стояло, замерев, и ждало меня. Безоружные руки широко разведены, словно он собирался кого-то обнять.

Я не метнул Гунгнир. Не смог. И ещё — я спешился.

Ямерт улыбнулся. Жутко это выглядело — растянутые губы и великолепные белые зубы, а над ними — пустые глаза, словно навек выжженные беспощадным светом.