Веснушка - Сесилия Ахерн

– Да, понимаешь, это чертов стресс, Веснушка. Этот стресс добьет нас всех. Рак, инсульт, Свистун.

Он рассказывает мне о своих переживаниях в связи с судебным запретом. Он не видел Ариану с конкурса по ирландским танцам, потому что ему запрещено приближаться к Хлое. Он не может общаться с ней напрямую и просил друзей и даже свою маму связаться с ней. Попросил маму приехать и забрать Ариану, но Хлоя отказала.

– Знаешь что, все вы, женщины, прости, Аллегра, но все вы, с вашими правами и вечным нытьем о том, как жизнь несправедлива, – да это отцам надо устроить революцию. Я еще никогда не получал судебного запрета, а я чуть не вышвырнул Дино в окно, этого чертова вора, хотя и оказалось, что он ни в чем не виноват.

– Ты прав, – говорю я, к его удивлению. – Мой папа воспитал меня в одиночку.

– Власть папам, – говорит он, потрясая кулаком, и я вижу, как играют его мышцы, покрытые татуировками.

– Но тебе нужен юрист, – говорю я снова.

Вдруг кто-то толкает меня в спину, и к прилавку бросается незнакомый парень. Мой кофе выплескивается из отверстия в крышке прямо мне на руку. Горячо. Я трясу рукой, прикладываю обожженное место к губам.

– Эй, ты! – кричит он, тыкая пальцем в Спеннера и явно нарываясь на драку. – Как ты меня назвал?!

– Вроде педофилом и недоумком, – говорит Спеннер, с хитрым блеском в глазах, но таким тоном, какого я от него никогда не слышала. Угрожающим.

– Да я тебя урою! – орет парень.

Спеннер снимает кухонное полотенце с плеча, раскрывает руки, будто говорит: чего же ты ждешь, приятель? Сгибает колени, напрягает мышцы ног.

– Ну давай, попробуй.

– Как мне добраться до тебя? – шипит парень, мечась взад-вперед у прилавка.

Спеннер берет венчик для взбивания яиц и размахивает им, будто Брюс Ли нунчаками, затем бросает в противника. Он вяло ударяется ему в грудь. Обдав его взбитыми яйцами.

К счастью – или к несчастью для этого парня, бойфренда Хлои, как я уже поняла, – он не может добраться до Спеннера. Прилавок тянется вдоль всей пекарни; единственный проход на ту сторону – в конце прилавка, где надо отпереть дверь в нижней части и поднять перегородку, но он так ослеплен гневом, что не замечает этого. Поэтому он бросается вперед, замахивается через прилавок, каким-то чудом перегнувшись почти наполовину. Аппетитные морковные пироги на верхней полке превращаются в месиво. Какая жалость, они были такими симпатичными. Банановый хлеб и черничные мафины постигает та же участь, когда он во второй раз пытается перескочить через прилавок, размахивая руками и колошматя воздух.

В общем, у него вышла серьезная заварушка с кондитерскими изделиями, и, похоже, он в ней проиграл.

– Вызвать полицию? – спрашиваю я.

Они тут неподалеку, за пару минут я добегу до них. С удовольствием позову полицейских, еще одна возможность увидеться с Лорой и впечатлить ее своими наблюдениями, но вряд ли Спеннер обрадуется полиции в своей пекарне. Не теперь, когда ему предстоит сражаться за опеку. Все равно он не слышит меня.

Спеннер громко смеется, подзадоривая его. Плохая идея. Потому что внезапно парень одним махом перепрыгивает через прилавок, его футболка вся вымазана в сахарной пудре, креме и джеме. Самый сладкий хулиган, какого я когда-либо видела. Со Спеннером шутки плохи. У него слишком много «оружия» под рукой. Нож для резки хлеба, зазубренный и острый, он нарезает им толстый хлеб, испеченный утром. Кипяток в кофемашине. Если честно, даже если закваску швырнуть со всей силы человеку в голову, можно отправить его в нокаут. Я вижу, как он подмечает все, его глаза быстро перебегают слева направо. Не суйся к пекарю, опасно для жизни. Его ноги широко расставлены и чуть согнуты, для устойчивости, руки перед лицом, готовы к нападению. Он огромный, мышцы натягивают его белую футболку и джинсы. Он сжимает и разжимает кулаки, переступая с ноги на ногу, как теннисист, ждущий подачу противника.

Наверное, все-таки надо было мне сбегать в участок.

– Не надо, Спеннер, – говорю я, и он поднимает на меня глаза, будто вдруг вспомнил, что я здесь и где он сам. – Подумай об Ариане, – говорю я.

Это имя подействовало на них совершенно по-разному. Хлоин парень вдруг окончательно взбесился и бросился на Спеннера, но поскользнулся на очень грязном полу, как я предполагаю, и упал. А Спеннер немного успокоился. Он хватает не нож для хлеба, а банановый пирог с карамелью, с безупречными кончиками из взбитых сливок и шоколадной стружкой и швыряет ему прямо в лицо.

– Придурок. Убирайся прочь, – говорит он, но в голосе уже не слышно прежней угрозы.

И он тащит противника, ослепленного сливками, через заднюю дверь.

Я смотрю на дверь, прислушиваюсь, что будет, ожидаю худшего.

Спеннер возвращается и глядит на пол. Он тихо ругается, затем обращается ко мне.

– Прости, – фыркает он, поправляет фартук, шапочку. – Могло быть и хуже, – говорит он. – Еще бы чуть-чуть.

Я видела, как он смотрит на нож для резки хлеба. Он уже растерял свою браваду и потрясен тем, что могло случиться, что он мог сотворить.

– Спасибо, Веснушка, – говорит он. – Я серьезно.

Я беру кофе, все еще горячий и нетронутый, и вафли и несу их на Джеймс-террас. Несмотря на разборки в пекарне, я радуюсь, что у меня теперь новая подруга в Instagram. Хочу поделиться новостью с Тристаном – у меня целых два человека из пяти.

Когда я прохожу мимо полицейского участка, открывается дверь и появляются два знакомых лица.

– Гарда Мерфи, – говорю я громко, и она оборачивается.

– Привет, Аллегра, – говорит Лора, и я вне себя от радости, что она помнит мое имя. Аж дух захватило, и, честно говоря, я бы сейчас пустилась в пляс. Может, уже к концу дня у меня наберется трое из пяти.

– Дежурите? – спрашиваю я.

– Уже заканчиваем, – говорит она, – пора домой к малышам.

Ее партнер не обращает на меня ни малейшего внимания и обходит полицейскую машину с другой стороны. Она направляется к двери со стороны водителя, садится за руль. Мне это нравится. Молодец, Лора.

– Если понадоблюсь, вы знаете, где меня искать, – добавляю я, когда она садится, и машу своим парковочным терминалом, напоминая о нашем прошлом разговоре, когда я предложила свою помощь.

– Спасибо, Аллегра, – говорит она улыбаясь, и меня распирает от гордости.

Желтый «феррари» на месте, Тристан здесь. Значит, он честно заработал на свой «феррари», и он вовсе не такой, каким показался мне. Все-таки хорошая рабочая этика не дает ему право разъезжать на машине бананово-желтого цвета. Это уже ничем не исправить. Я бегом поднимаюсь по ступеням восьмого дома и звоню в дверь. Никто не отвечает. Звоню еще раз.

– Джаз! – я слышу, как Тристан зовет ее. – Дверь. Где ты?

Он открывает сам, и мне кажется, я больше рада видеть его, чем он меня, и, возможно, не стоило приходить, но я уверена, ему будет интересно узнать новости.