Ночной хозяин - Данил Коган

Поединки

Маркиз раскошелился на целителя из собственного кармана. Утром Оттавио и Вальтер, основательно залатанные, но все еще отвратительно себя чувствующие после бессонной ночи, прибыли на ристалище последними.

С утра сильно подморозило, и пожухлую осеннюю траву украсило густое хрупкое покрывало зимнего инея.

На ристалище распоряжался полковник ар Стрегон, и было ясно, что он-то встал затемно. По его распоряжению траву на будущем поле для поединков посыпали песком. Он пригласил жреца из храма Всех Духов и двух цирюльников с помощниками. На лугу за Красными Воротами собралась толпа народа.

Здесь были все офицеры из полка Секондино, офицеры и солдаты Рассветных волков, включая их капитана, сослуживцы Оттавио, штабные крысы из окружной военной канцелярии, священнослужители, кутающиеся в плащи, шлюхи, продавцы пирожков… в общем, половина Эвинга собралась посмотреть на сегодняшние поединки.

Оттавио подошел к гер Кройцбергу и вручил ему кровь и волосы своего ночного визитера.

— Ганс. Мне нужно узнать имя и титул этого человека, он наверняка представился лару [91] при въезде в город. Займись, пожалуйста, после поединка.

— Сделаю. Удачи вам, ар Стрегон.

Жрец провел ритуал посвящения бойцов духам. Все принесли клятвы соблюдать правила, быть мужественными, не бить упавшего. Потом бросили жребий, выбравший из двух десятков присутствующих офицеров трех полевых маршалов, которые должны были находиться по краям ристалища и надзирать, чтобы поединок прошел по оговоренным сторонами правилам. Следующий жребий, направленный руками Владык, определил порядок, в котором предстояло сражаться пары.

Первым выпало драться ар Моссу, вторым ар Беккеру, третьим ар Стрегону, а четвертыми должны были скрестить клинки де Бержак со здоровяком ландскнехтом.

Ар Мосс отдал Оттавио свои очки, которые он просто попущением Владык не расколотил во время ночной драки, скинул камзол, оставшись в простой камизе, и вышел на линию. Он взял на бой длинную гибкую рапиру, довольно спорный выбор. Но это оружие было ему привычным.

Его противник, щуплый наемник с изьеденным оспой лицом, взял, кто бы мог подумать, кошкодер. Поединок закончился, едва начавшись, ландскнехт, видимо, купившийся на чудаковатый вид ар Моссе — очки, хрупкое сложение — решил, что имеет дело с рохлей и слабаком. Поэтому он, страшно заорав и выпучив глаза, вскинул меч над головой в широком замахе и топнул ногой, обозначая шаг вперед. Напугать решил, idiota [92].

Ар Мосс ответил сильным классическим колющим ударом из первой позиции и проткнул придурку плечо.

Забирая свои очки у Оттавио, он озабоченно произнес:

— Надеюсь, я не повредил ему сустав. Императору нужны все его солдаты, а калек в городах и так хватает.

Услышавший это де Бержак закатил глаза и молчаливо изобразил, что его тошнит. Оттавио лишь пожал в ответ плечами. Это Вальтер, он такой. На самом деле.

Удо продержался минуту. Потом его соперник довольно деликатно пустил ему кровь. Оттавио так понял, что Удо был хорошо знаком с Волками, и поэтому обе стороны в этом поединке не усердствовали. Пострадали только нервы де Бержака, который, наблюдая за богатырскими взмахами и инерционными ударами Удо, вздрагивал и бормотал: «Не понимаю, как с такой школой наш увалень до сих пор жив. Милостью Владык, не иначе».

Настало время Оттавио выйти на песок. Ребра ныли. Он не выспался и чувствовал себя отвратительно. Противник был моложе его на десяток зим. Вопрос был совсем не в том, проиграет Оттавио или победит. Ему нужно было проиграть. Но проиграть с минимальным ущербом для и так подорванного последними событиями здоровья. На всякий случай он обмотал свою левую руку плащом, закрепив его ремешком от портупеи. Оттавио вооружился своей скьявоной, а обер-лейтенант взял на поединок рейтарский меч.

Клинки скрестились. Обер сразу задал поединку высокий темп. Он быстро и сильно осыпал Оттавио рубящими ударами, чередуя позиции в случайном порядке.

Оттавио ушел в глухую оборону. В основном он старался уходить или отскакивать от атак противника, чтобы не подставлять клинок меча под размашистые атаки обер-лейтенанта. Он ждал, пока противник выдохнется, чтобы красиво подставиться и закончить поединок малой кровью, но выдохся сам гораздо раньше. Руки налились тяжестью, дыхание стало прерывистым. Вероятность ошибки возрастала с каждым десятком ударов сердца. Пришлось решиться на весьма рискованный шаг. Оттавио «споткнулся», упал на правое колено и вскинул навстречу падающему на него рейтарскому палашу левую руку, замотанную в плащ. Одновременно с этим он зачерпнул тоненькую ниточку силы Той Стороны и обернул ее Волей вокруг руки.

Боль от удара все равно ошеломила его. Обер прорубил его плотный плащ и руку почти до кости. Белые круги плавали перед глазами. Ар Стрегон, кажется, на мгновение даже потерял сознание.

К упавшему на песок Оттавио бросились цирюльники, подняли под руки и отвели его к краю ристалища, зашить рану и остановить кровь. Постепенно зрение возвращалось, рука болела просто адски, но рана была чистой. Оттавио медленно начал тянуть силу у Той Стороны соединяя края раны, волей заставляя плоть вновь стать единым целым. От руки толку не будет пару недель, но рана не загноится и не откроется. Де Бержак и ар Мосс подошли к нему с двух сторон.

— Что с вами, друг мой? Вы были пьяны? — де Бержак всегда отличался изрядной прямотой.

— Нет, просто ночью у нас была непростая драка с одержимым, он сломал Оттавио ребра.

— Аааа, тогда понятно.

— Знаете, де Бержак, даже если бы я был в хорошей форме, я бы не выиграл у обер-лейтенанта, — баюкая раненую руку, сказал Оттавио. — Я никогда не был хорошим фехтовальщиком. И я стар, темные духи!

— Я хочу вам кое-что сказать, — обратился ар Мосс к де Бержаку. — Я не имею право давать вам советы или, упаси Владыки, читать мораль, но я прошу вас подумать, стоит ли марать честную сталь кровью этого животного и пятнать свою душу убийством.

Де Бержак, к удивлению Оттавио, в ответ промолчал. Развернулся и пошел к полевым маршалам, уже с нетерпением подглядывающим в их сторону. Пока что поединки проходили рутинно и зрители заскучали.

Де Бержак, вооруженный иберийским мечом — эспадой, вышел на поле, насвистывая какой-то веселый мотивчик. Его противник, мрачной горой возвышающийся на противоположном конце ристалища, прихватил с собой исполинских размеров кошкодер, который был длиннее оружия франка на ладонь. Оттавио на ум пришла древняя легенда о битве Давида и Голиафа. Но он опасался, что вместо пращи де Бержаку, в данном случае, стоило бы прихватить осадную мортиру.

— Эй, мелкий, — крикнул кто-то из толпы наемников, — продержись минуту, я поставил на это крейцер!