Сэхсвет - Алишер Бекет

Когда Элизе диагностировали СГЧ, я… мы не сразу осознали, что это правда. Слишком уж нереальным казалось происходящее – в мире всего пара десятков тысяч человек могут «похвастаться» таким диагнозом. Каковы были шансы, скажите мне? Но когда пришло понимание, что это не ошибка, я фактически сдалась. Я, – но только не Элиза. Она приняла диагноз стоически, и ни на миг – слышите, ни на миг! – не опустила руки. Она сделала себе татуировку. – Мисс Мортейна коснулась правого запястья и улыбнулась сквозь слёзы. – Человек с горящим сердцем в руке. Она говорила: пускай я сгорю, но сделаю это ярко. Это стало её девизом по жизни. Элиза хваталась за любые возможности реализовать себя, а идеи фонтаном били из неё. Она встретила замечательного молодого человека, который поддерживал её во всём, несмотря на страшный диагноз. У них должен был родиться ребёнок, и… носителям не рекомендуется заводить детей, СГЧ передаётся по наследству в семидесяти процентах случаев, но им повезло – у ребёнка, точнее, у эмбриона, болезнь отсутствовала. Элиза радовалась этому, и тому, что её дитя поможет сделать важные шаги на пути в борьбе с СГЧ. Но…

Мэйтт прекрасно знал, что последует вслед за этим «но». Старик. Всегда и у каждого, повсюду в мире. Джейн кивнула, словно прочла его мысли:

– Да. Он пришёл, когда Элиза была на шестом месяце беременности. Создатель… я никогда не видела Элизу такой. Знаете, Мэйтт, когда человек принимает жуткую реальность и готов с ней жить, бороться с ней и надеяться на лучшее – это одно. Но когда отбирают и эту возможность, перечёркивая все твои планы, когда нет никакой надежды вообще – это ломает человека. И Элиза сломалась. Я в жизни не встречала человека настолько сильного, но она сломалась. Всё, что она подавляла в себе, все тревоги, страхи и переживания, – всё это хлынуло наружу. Сразу после прихода Старика она попыталась покончить с собой. – Джейн горько усмехнулась. – Конечно же, у неё не получилось. Тогда она заперлась в комнате и не выходила оттуда почти целые сутки.

Мисс Мортейна достала платок из сумочки и аккуратно начала приводить себя в порядок. Мэйтт понял, что финал истории близок.

– Как оказалось, Элиза собиралась с мыслями. Подводила итоги, составляла завещание. Она многое сказала тогда, когда вышла ко мне на исходе своей жизни. Это личное, и я опущу подробности, но один момент – ещё один момент гордости за мою Элизу – я вам расскажу.

Старик сказал, что она умрёт от того, что СГЧ перейдёт в острую фазу. И Элиза – Создатель, в этом вся моя дочка! – решила это проверить. Решила не уходить с этим… призраком. Она понимала, что, возможно, обрекает себя на невероятные мучения, но что-то в словах Старика её смущало. Она не чувствовала никаких симптомов приближающейся острой фазы, хотя, судя по тому, что известно об этой болезни, должна была. Если я просто «отключусь» и моя кровь не закипит, ты будешь знать, мама, – сказала она мне. – Знать, что кто-то нас держит в дураках. И это самоотверженное решение стало бы финальным аккордом её песни борьбы.

– Она сыграла этот аккорд? – спросил Мэйтт.

– Нет. – Джен тряхнула головой. – В последний момент она испугалась боли и передумала, когда Старик вновь пришёл к ней. В самый последний момент, буквально за минуту до ухода. Но никто и никогда не посмеет её винить за это.

Мэйтт кивнул, соглашаясь с этим утверждением. Детектива тронул рассказ об этой храброй девушке, и, несмотря на столь печальный конец, он радовался тому, что в мире встречаются такие люди. Именно они куют историю.

– И ещё одно, мистер Уолли, – сказала Джейн, переходя на официальный тон. – У меня сложилось ощущение, что вы едете на Полюс не за тем, о чём говорили. Интуиция меня редко подводит, и мне кажется, что цель вашей поездки более… личная, нежели вы поведали мне. Если это так и я угадала, то…

– Мисс Мортейна, я не…

Она властным жестом прервала его:

– Прошу, не перебивайте меня. Если это то, о чём я думаю, то… желаю вам удачи, искренне и от всего сердца.

Мэйтт взглянул в проницательные глаза этой умной женщины. Та эмпатическая связь, что возникла между ними сегодня, медленно угасала, но её остатков хватило на то, чтобы Джейн Мортейна поняла его. Мэйтт мог только строить догадки о том, насколько она близка к истине. Но точно так же, как Джейн поняла, так же и Мэйтт знал – мешать ему она не будет ни при каком раскладе.

Поэтому он тихо сказал:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – улыбнулась мисс Мортейна и поднялась на ноги. Расправив платье и отряхнув его от несуществующей пыли, она сказала:

– Мы засиделись, мистер Уолли. Нельзя надолго оставлять детей без присмотра. Я попросила проводника приглядеть за ними, но не хотелось бы злоупотреблять его доброжелательностью. Пойдёмте обратно. И прошу вас, не беспокойтесь более о вашей роли гида. Я, конечно, не сравнюсь с Ареассом по части проведения экскурсий, но занять детей на некоторое время мне под силу. А вы отдохните и восстановите силы – я думаю, они вам понадобятся, что бы вы ни задумали.

Мэйтт дремал в уютном кресле и видел сон.

Он начался с того, что детектив оказался на большом поле с очень высокой травой, почти в человеческий рост. Голова Мэйтта едва возвышалась над зелёным буйством растительности, и всё, что он видел, – это колыхающееся на слабом ветру травяное море. Вокруг, перелетая с травинки на травинку и сталкиваясь друг с другом в воздухе, порхали подёнки, непонятно как тут оказавшиеся.

Мэйтт наслаждался природой. День клонился к закату. Ему было тепло и хорошо, он не хотел покидать это место.

Так продолжалось некоторое время. Вдруг Мэйтт увидел, что к нему через поле кто-то идёт – очень знакомый. Мэйтт прищурил глаза, стараясь разглядеть лицо, и через секунду понял: это же Мишель.

– Мишель! – позвал Мэйтт, размахивая рукой над головой. Жена улыбнулась и помахала в ответ. Подёнки, живым венком сидевшие на голове Мишель, разлетелись в разные стороны.

– Мишель, иди сюда!

Женщина кивнула и, всё так же ослепительно улыбаясь, пошла навстречу. Мэйтт улыбался в ответ и ждал, когда сможет её обнять.

На горизонте появилась чёрная тень. Мэйтт закричал:

– Мишель, давай быстрее! Беги!

Она обернулась. Далеко позади, но очень быстро нагоняя её, шёл Старик в чёрной мантии. Он был огромен, и… нет, понял Мэйтт, это не Старик огромен, это они маленькие. Подёнки заметались в тревожном танце, стремясь покинуть это место, а Старик принялся хватать их и запихивать в прозрачный контейнер, висевший на запястье. Мэйтт видел, что бабочек в контейнере – миллионы, и все они, как мотыльки, жались к яркому источнику света, сияющему в центре стеклянной ловушки.

– Дорогая, скорее! – вновь закричал Мэйтт, видя, что его жена замешкалась. Мишель ускорила бег, неожиданно подпрыгнула – и обратилась в подёнку, неотличимую от остальных. Но Мэйтт по каким-то неуловимым признакам выделял её среди тысяч других.