Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант - Василий Звягинцев

— Как же. Станислав Ежи Лец: «Допустим, пробьешь ты головой стенку — и что будешь делать в соседней камере?»

— Слава богу, понял. Потому прими наш взаимнополезный разговор к сведению и поступай, как хочешь, я, как договорились, пойду. Отдыхать. Найти меня можно по телефону, да и так заходи, запросто…

Он назвал номер и адрес.

— Теперь в твоем распоряжении все ресурсы Валгаллы и вашего Форта. За одним исключением — канал перехода жестко фиксирован. Отсюда туда и обратно. Географически, в пределах Земли, — без ограничений, по времени — только на этой линии, возвращение не раньше момента отправления…

— Тюрьма, значит…

— Но довольно просторная и комфортабельная…

— А как же насчет «домой»? Ты же сказал…

— Не отказываюсь. Иди. Сольешься с оригиналом. Но без возврата. Шестаков останется «о натюрель». И реальность тоже.

— Сволочи вы все. Черт с вами, подзадержусь, при условии, что право бросить карты в любой момент остается за мной…

— Это мы уже оговорили. Как только захочешь. Но чтобы застраховать тебя от эмоционального срыва, формула сработает только со второго раза и с интервалом, достаточным для здравого размышления. Приемлемо?

— Пожалуй. Поиграем, пока ресурса хватит…

Очередные перестановки на вершинах советской власти никого особенно не удивили. Ни в стране, ни за ее рубежами. Слишком долго продолжалась в государстве рабочих и крестьян кадровая чехарда на всех уровнях, чтобы всерьез задаваться вопросом о причинах того или иного взлета и падения.

«Так нужно», «Партии виднее», «Не оправдал доверия» — вот и весь сказ. Вчера читали восхваления в газетах в адрес одного «верного ленинца», завтра несли на демонстрациях портреты уже другого, не менее верного, но на повседневной жизни рядовых трудящихся эти перемены отражались в исчезающе малой степени.

Другое дело — «Ближний круг», члены Политбюро, секретари ЦК, наркомы и их заместители. Здесь византийские игрища составляли суть и смысл существования, часто — саму возможность выживания, в нынешнем номенклатурном качестве или физическую. Оттого зачастую работа сама по себе имела третьестепенное значение. Куда важнее было умение правильно просчитать нынешний расклад сил и авторитетов «в верхах», оценить прочность господствующей или вероятность только намечающейся «линии», сиюминутное настроение хозяина. Судьбы важнейших государственных проектов или внешнеполитических доктрин зависели всего лишь от того, кто из приближенных успел доложить свое предложение первым, да еще и попасть «в масть» идеям, смутно бродящим в загадочно устроенном мозгу Хозяина.

Со всеми этими обычаями кремлевского двора Шестаков был достаточно знаком и, будучи человеком здравомыслящим и осторожным, никогда по своей воле к карьерным рывкам не стремился. В прежнем качестве постарался бы отвертеться, пусть и пойдя поперек высочайшей воли. Иногда такие попытки проходили, бывало, что и с неожиданной пользой для кандидата в «выдвиженцы».

Впрочем, «прежний» не получил бы сам по себе такого предложения, без случая с чекистами, поддержки Лихарева, подготовленного Антоном меморандума и психологической атаки Шульгина. Сашке же, после событий последних дней, кроме всего прочего, хотелось помериться силами с достойным противником.

Умел он достойно себя проявить на уровне Врангеля, Колчака, Слащева, так что ему Молотов да Каганович с Микояном? Товарищи, бесспорно, поднаторевшие в кремлевских интригах, так ведь малообразованные, вдобавок ничего не знающие о реальных закономерностях своей собственной жизни и истории.

На экстренно собранный январский Пленум ЦК ВКП(б) большинство его членов съезжались и слетались с теми же точно чувствами, с какими всего две недели назад влачил свою участь сам Шестаков. Времена для всех прочих казались прежними, до ужаса непредсказуемыми. Уезжая из дома или служебного кабинета, никто, включая всесильных членов Политбюро, даже ближайших из ближних, вернейших из верных, не мог быть уверен, что вернется в том же качестве, вернется вообще. Если за четыре года расстреляно и посажено две трети делегатов последнего Съезда и половина членов Политбюро, о чем можно говорить?

Могло и обойтись, конечно. Повестка была объявлена расплывчатая, «О некоторых вопросах внутрипартийной работы и задачах текущего момента». Поговорят о хозяйственных и внешнеполитических итогах года, планах на будущее, получат подобающую «накачку», а кто и награды, проголосуют по проектам резолюций «в общем» и «в целом», да и разъедутся до следующего раза.

В конце концов, если по-прежнему набивается людей полный зал и в буфете не протолкнуться, значит — живем пока. Знакомых лиц с прошлого сборища почти не убавилось…

Первое заседание пошло вполне рутинно. Было в докладе генсека об итогах и задачах, о героической борьбе испанского народа, о дальнейшем росте авторитета Страны Советов на международной арене, о крепнущем день ото дня единстве нерушимого блока коммунистов и беспартийных…

К главному Сталин перешел неожиданно, как он любил и умел делать. Отпив глоток воды, ровным, почти скучающим голосом сообщил, что наряду с очевидными успехами имелись и серьезные недостатки. В том числе, в минувшем году далеко не на высоте своей задачи оказался НКВД. Чрезмерно увлекся поисками врагов народа и заговорщиков, причем совсем не там, где следовало. «Наметки заговора среди высших военных безусловно были, дело Тухачевского и его камарильи это неопровержимо подтвердило, но в дальнейшем наши славные органы пошли явно не туда. Нет ничего проще продолжать охоту на заговорщиков, не работая по-настоящему, а роясь в личных делах и выискивая, кто с кем когда вместе служил, на охоту ездил, на одних курсах учился или рекомендацию в партию давал и получал. Так всех здесь присутствующих можно посадить, и меня в том числе, потому что я тоже со всеми осужденными за ручку здоровался, а многих хвалил и на повышение выдвигал. За такие вот непартийные, неквалифицированные, глупые, объективно вредные методы работы мы сочли нужным отправить товарища Ежова в длительный отпуск. Пусть отдохнет, подлечится, а уже по итогам лечения рассмотрим, как его в дальнейшем использовать. Может быть, там, где ему не придется решать судьбы людей, а иметь дело с менее одушевленными предметами. На должность врио[38]есть мнение назначить товарища Заковского, ранее работавшего первым заместителем товарища Ежова, но по роду занятий к ошибкам последнего отношения не имеющего. Все знают товарища Заковского? Встаньте, пожалуйста…»

Заковский встал с кресла в средних рядах зала.

— Пройдите сюда, к трибуне. Скажите, как вы относитесь к нашему предложению, как думаете реорганизовать работу?

Заковский, звучным голосом, массивной фигурой и значительным лицом выгодно отличающийся от непристойно плюгавого Ежова, в четкой двухминутной речи доложил, что понимает всю тяжесть и сложность ложащихся на его плечи задач, но приложит все силы для укрепления безопасности рабоче-крестьянской державы, охраны порядка, а также прав и законных интересов граждан. В ближайшее время эти давно назревшие вопросы будут, безусловно, подняты на должную высоту.