Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант - Василий Звягинцев

— Хорошо, товарищ Заковский. Мы очень на вас надеемся. Только зря вы не сказали, что еще одна важнейшая задача — принять незамедлительные меры к устранению ранее совершенных ошибок и несправедливостей и недопущению их впредь…

— Так точно, товарищ Сталин! Это настолько очевидно, что я просто не стал отнимать время у товарищей…

— Хорошо, что вы это понимаете. Присаживайтесь, — указал ему на заведомо пустовавший стул в президиуме.

Все это время среди присутствующих происходило почти незаметное шевеление, перешептывание, шуршание страниц блокнотов, что в стенограммах обозначается пометкой «оживление в зале». По судьбоносности случившееся вполне можно сравнить с введением НЭПа или публикацией статьи Сталина «Головокружение от успехов».

Если все случившееся и сказанное — всерьез, то последствия, в том числе и для членов ЦК, нетрудно осознать. Каждый понял главное, то, что завтра же разнесется по стране, от Минска до Владивостока, минуя и опережая официальные каналы: «Сажать больше не будут, а кто сидит — выпустят!»

Как всегда неожиданный, но долгожданный ход вождя! Хотя, может быть, тут же начнут сажать других, как это было в тридцать шестом, после устранения Ягоды.

Переждав реакцию товарищей, Сталин столь же сдержанно объявил о «переходе на другую работу» наркома обороны Ворошилова, отчего «оживление» усилилось неимоверно. Вплоть до стихийных выкриков «Правильно», «Давно пора» или редких «За что?».

— «За что?» — неправильная постановка вопроса, — тут же отреагировал вождь. — Каждый человек рано или поздно достигает в должности своего потолка. И уже не может работать так же продуктивно, как прежде. Ему нужно дать возможность испытать себя на новой работе. В этом суть большевистской кадровой политики. Товарищ Ворошилов руководил Красной Армией тринадцать лет. При нем она стала одной из лучших армий мира. Вскоре мы предложим ему не менее важный пост, где он сможет раскрыть и другие свои способности.

Зал затих, а те, кто допустил несдержанность, начали смущенно, а чаще испуганно оглядываться.

И, наконец, в завершение своего доклада Сталин, как о совсем малозначительном деле, сообщил о назначении члена ЦК наркома Шестакова Григория Петровича первым заместителем председателя Совнаркома и предложил избрать его секретарем ЦК. Участники Пленума кандидата знали, личных врагов у него по роду деятельности не было, потому вопрос проскочил как дежурный, малозначительный на фоне предыдущих, сенсационных.

А все ведь было совсем наоборот, только мало кто успел это понять. В чем и заключалось аппаратное мастерство Сталина. В двадцать втором году даже такие волки, зубры и изощренные политики, как Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, не сообразили, что при желании и умении можно совершить, заняв никому не интересный, чисто технический пост партийного генсека.

…Шестаков-Шульгин вышел на работу на следующее утро после завершения Пленума, удивительно короткого по тогдашним партийным меркам. Иные длились по неделе, по две. Со смешанным чувством удовлетворения и тоски осмотрелся в новом кабинете, расположенном на том же этаже, что и сталинский, только в другом его крыле.

Кабинет был неплох, вдвое просторнее предыдущего и обставлен как положено. Шестакову наверняка должен был понравиться, а вот Сашке — совсем нет. Прежде всего — территориально. Сердцевина «осиного гнезда». Масса рубежей охраны, сотни посторонних, наверняка враждебных глаз вокруг. Бесконтрольно не войдешь и не выйдешь.

Правда, по должности полагался и еще один, секретарский, в здании ЦК на Старой площади. Там можно будет чувствовать себя посвободнее, да и, курсируя между ними, получаешь дополнительные степени свободы. Но это видно будет, присмотримся. А вообще, с тактической точки зрения, расположение старого шестаковского наркомата в Кривоколенном и личных апартаментов в нем выглядело куда предпочтительнее. Как оттуда легко было по веревке уйти в проходные дворы! Отсюда не уйдешь. Впрочем, как посмотреть.

Тут и Лихарев объявился. Он здесь размещался совсем неподалеку, сразу между первой приемной Сталина, комнатами Особого сектора, где властвовал Поскребышев, и узлом связи.

Осмотрел все, пребывая в образе хозяйственника и канцеляриста сразу, проверил, работают ли телефоны, на месте ли положенные зампреду предметы номенклатурного ассортимента. И только после этого, уже на правах равного, присел на край стола для совещаний. Закурил, протянув коробку и Шульгину.

— Что ж, Григорий Петрович, пока вроде все получилось. Поздравляю. Только не смотрите на меня так вот. Не стоит. Я понимаю — кто теперь вы и кто я. Субординацию соблюдать будем, но только там, — показал рукой в сторону тамбура с двумя высокими дверями, снаружи обитыми кожей и толстым слоем звукоизолирующего войлока. — А здесь прослушки нет, это уж я отвечаю. Кроме как на меня, вам в этом здании полагаться не на кого. Позже я вам общий расклад обрисую. Штат тоже вместе подбирать будем, начиная с секретарши. Если в старом наркомате люди, которым вы доверяете, остались, забирайте сюда. Полностью ваша компетенция. Сегодня-завтра с помощью Заковского всю охрану сменим: ежовцы тут ни к чему. Вот этот телефончик и кнопка звонка в мой кабинет ведут, всегда к вашим услугам. С Поскребышевым, пока поближе не познакомитесь, откровенничать не советую. Да и потом тоже… А пока вот что еще скажу: в первое время вам очень трудно придется. Абсолютно все члены ПБ, кроме, может, Микояна и Андреева, вас сейчас своим врагом считают. Зампреды Совнаркома, само собой, тоже. В ЦК очень настороженно отнесутся.

Там ведь тоже аппарат наполовину ежовский[39], остальные запуганы до невозможности. Так что недели две по преимуществу молчите, слушайте, присматривайтесь. Иосиф Виссарионович вам все, что сочтет нужным, растолкует. С ним тоже больше кивайте и полное согласие изображайте. Не зря мы такую интригу провернули, чтобы с первых же шагов все испортить…

Шульгин прислушался к «внутреннему голосу». Как Шестаков на подобные речи отреагирует?

Да нет, вроде нормально. Все по правилам аппаратной игры. Пришел в новую команду — не высовывайся. Он сам мигом бы Валентина осадил, но его задача сейчас другая. А для бывшего наркома Лихарев пока что спаситель в определенном роде, пусть и с собственными целями, но помогший из безвыходного положения взлететь на такой верх, что и не снилось. Так же может и опустить, коли потребуется.

— Постараюсь, Валентин Валентинович, — ответил он нужным тоном, однако подпустил в него чуть-чуть жесткости. Опять же в стиле личности.

— А вас скоро позовут. Члены Политбюро уже собираются. Там сейчас очередной тайм начнется…

Действительно, не прошло и двух часов, как Сталин по прямой связи пригласил его к себе. Там в раз и навсегда заведенном порядке уже расселись за длинным столом люди, Сашке знакомые только по фильмам и книгам, Шестакову лично, но с другой совершенно позиции.

Шульгин прекрасно понимал, что выступление вождя на Пленуме (который формально являлся между съездами высшей партийной инстанцией) было чистейшей, хотя и тщательно спланированной импровизацией. Но так и делаются государственные перевороты, чтобы противник до последнего момента ничего не подозревал и не понимал, а когда поймет — уже поздно.