Охотники за сокровищами - Брет Уиттер

Вот почему он не слишком расстроился, когда в складах Оперативного штаба не нашлось ничего интересного. Стоя там и оглядывая пустые комнаты, он представлял их входом в какой-то другой мир. Впервые за эти месяцы он приблизился к чему-то большому. Один лишь вид складов, которые нацисты набивали ящиками «конфискованных» вещей, помог ему понять масштабы грабежей. Это был не случайный ущерб, не акт возмездия, а огромная сеть тщательно спланированных воровских операций, раскинутая по всему Парижу, по всем дорогам, ведущим в Германию, вплоть до кабинета Гитлера в Берлине. И показал ему эту сеть Жожар. Жожар был дирижером оркестра, человеком, играющим в собственную игру, единственным, у кого было достаточно дальновидности и связей, чтобы хоть как-то противостоять нацистской жадности. Он защитил музеи и государственные коллекции, но почти ничего не смог сделать, чтобы спасти частные коллекции – бесценные произведения искусства, принадлежавшие французам. Жожар приоткрыл ему дверь в «потерянный мир», но именно Розе Валлан суждено было стать его проводником.

Первые девять объектов, которые опознала Валлан, были зданиями. Десятым и, несомненно, самым важным – художественный поезд. Тридцать шесть ящиков, которые она с таким трудом нашла в последние ужасные дни нацистской оккупации, вернулись в Лувр, но к началу октября еще сто двенадцать не были найдены. И, несмотря на постоянные запросы Жожара, никто не мог сообщить музейщикам, что с ними сталось. Информация о том, на какой путь отогнали оставшиеся «вагоны искусств», затерялась в бюрократической неразберихе. Загадка внезапно разрешилась сама собой 9 октября, когда с Лувром связалась муниципальная полиция Пантена. Они неоднократно обращались в правительство, но так и не дождались никаких действий в связи с поездом, стоявшим рядом с Пантеном, под мостом Эдуара-Вайяна. У полиции не хватало людей, чтобы охранять предметы искусства, к тому же поезд находился в опасной близости к товарным вагонам с оружием и боеприпасами.

Музейщики ринулись в Пантен. 21 октября Роза Валлан послала Жаку Жожару записку, сообщая, что между 17 и 19 октября последние сто двенадцать ящиков «обнаруженных предметов искусства» были наконец доставлены в Жё-де-Пом. Некоторые ящики были вскрыты, что-то пропало, и Роза переживала, что «точно так же разграбят и большинство товарных вагонов поезда, содержавших конфискованное имущество евреев». Это и были те самые сорок шесть вагонов, осмотреть которые они приехали с Роримером.

Из здания станции навстречу им вышел какой-то старик.

– Я месье Малербо, начальник станции.

– Это вы направляли «поезд искусств», тот самый, в котором были Сезанн и Моне?

Мужчина настороженно взглянул на Роримера, затянутого в форму, и на невзрачно одетую женщину, курящую сигарету за его спиной. В Париже все еще было полно немецких шпионов и диверсантов, и многих из них снедала жажда мести. Осторожность не помешает.

– А вы почему спрашиваете?

– Я младший лейтенант армии США Роример, секция Сены. А это – мадемуазель Валлан из Национальных музеев. Это она рассказала Сопротивлению о поезде.

– Мне жаль, – ответил смотритель, – но все произведения искусства забрали.

– Мы хотим увидеть то, что осталось.

Старик, казалось, удивился:

– Тогда идите за мной.

Содержимое вагонов было выгружено в обшарпанный склад.

– Ну, с богом! – сказал Роример Валлан, пока начальник станции возился с дверью.

Прошлые девять складов были почти пусты к моменту их прибытия, но этот обещал сокровища. Роример уже предвкушал, что они сейчас обнаружат.

Но внутри холодного склада ему открылась совсем не та картина, какую он ожидал увидеть. Он и сам точно не знал, что найдет, но точно не огромную кучу обычных домашних вещей. А между тем его взгляду предстала внушительная, вдвое выше его гора диванов, стульев, зеркал, столов, сковородок, кастрюль, картинных рам и детских игрушек. Их количество поражало, хотя на деле – всего-то сорок шесть вагонов. Как стало известно после войны, «М-Акцион» отправил в Германию двадцать девять тысяч четыреста тридцать шесть таких вагонов с мебелью, утварью и прочим скарбом.

«И для этого они откладывали отправку “поезда искусств”, – думал Роример, упав духом, – это же ничего не стоит! Просто мусор». Но тут он остановил себя: когда-то все это принадлежало людям, из этих осколков складывалась их жизнь. Нацисты просто ходили по домам и выгребали все, вплоть до семейных фотографий.

– Вы, кажется, разочарованы? – сказала Валлан, засовывая руки в карманы.

Скрытый смысл ее слов поразил его, словно молния. Она же знала номера вагонов, в которые были упакованы ценности! Валлан знала, ну, или предполагала, что ничего ценного в этом поезде больше не было. Но она должна была увидеть этот склад своими глазами. Задержка поезда была ее личной победой, но сама она не могла взглянуть на эти вагоны. Она – всего лишь женщина, стоящая на нижней ступеньке бюрократической лестницы. У Валлан была информация, а у офицера армии США Роримера – доступ. Он был ее ключом в места, куда ее раньше не пускали, – а ведь она рисковала своей жизнью, чтобы их обнаружить.

Роример подумал об информации, которой она скорее всего обладала. Только с помощью Валлан он мог найти украденное и вернуть его законным владельцам. При этом Роза была скована грузом огромной бюрократической пирамиды и нуждалась в нем не меньше, чем он в ней.

– Вы знаете, где они, – сказал он. – Украденные ценности.

Она повернулась, собираясь уходить.

– Вы знаете, где они, не так ли, Роза? – Он ускорил шаг, чтобы поспеть за ней. – Чего же вы ждете? Того, кому сможете довериться?

– Все-то вам известно, – ответила она с улыбкой.

Роример схватил ее за руку:

– Пожалуйста, поделитесь информацией со мной. Вы знаете, что я использую ее именно так, как вы хотите, – для Франции.

Она вырвалась, улыбка сошла с ее лица.

– Я скажу вам, где они, – ответила она. – Но в свой черед.

Роберт Поузи не мог больше ждать. Он решил открыть последний подарок от Элис – большой пакет с надписью «С любовью от семьи» – только рождественским утром, и не раньше. Но прошло уже шесть дней, как он получил посылку, а на календаре было всего лишь 16 декабря. Он не выдержал. Разорвал упаковку, и пальцы коснулись холодного пластика. Поузи достал подарок из коробки. Это была граммофонная пластинка.

«Самым удивительным из всех подарков, – писал он жене тем вечером, – было граммофонное поздравление с Рождеством. Я тут же помчался в отдел спецназначения. Сержант поставил пластинку на одно из радиопатефонных устройств, а я сидел в другой комнате и слушал ее по радио. Это лучший подарок на свете. Ваши голоса были прекрасно слышны, и даже твои не предназначенные для записи наставления Деннису: “Говори, что хочешь” – дошли до меня, не потеряв ни единого звука. Как будто я слушал по радио передачу, которую ведете вы двое. Простым поворотом ручки я мог при желании сделать ваши голоса громче или тише. А песенка просто очаровательна! Было таким утешением услышать ваши голоса. Как будто ничего не изменилось. Я почему-то ожидал, что голос Денниса будет звучать старше, чем во время нашей последней встречи, но понимаю, что он все еще маленький мальчик, а мой котенок [Элис] все такой же стеснительный».