Охотники за сокровищами - Брет Уиттер

На следующее утро солдаты вернулись. Они вскрывали ящики ломами и передавали картины из рук в руки, складывали их в залах музея стопками по пять-шесть штук. Действовали как в лихорадке. Картины роняли на землю, холсты рвались – неизбежное зло в такой спешке. Но офицеры кричали только: «Schneller, schneller! Быстрее, быстрее!» Потом картины начали валить одну на другую. Роза Валлан бродила по музею, словно в тумане. Перед ее глазами были великие произведения искусства, многие без рам, поврежденные в спешке, истоптанные немецкими сапогами. Но офицеры все так же орали: «Schneller, schneller!» К концу того дня в музей было доставлено и разгружено больше 400 ящиков. На многих из них стояли имена владельцев: Ротшильд, Вильденштейн, Давид-Вайль.

На следующий день Валлан вместе с несколькими помощниками поставила в коридоре стол. Мимо проносили картины, а французы так быстро, как могли, записывали название и художника. Вермеер. Рембрандт. Тенирс. Ренуар. Буше. Среди картин было много известных, она моментально их узнавала, но не успевала записывать названия. Роза была глубоко погружена в свою работу, когда за ее плечом возник человек в форме и принялся изучать список. Это был Герман Буньес, вор из Службы охраны культурных ценностей, который вместе с фон Бером придумал план конфискации музея. Суровый и жестокий Буньес, несмотря на молодость, уже сутулился – вероятно, под грузом собственной мерзости. Когда-то он был ученым, но потом предал все, во что верил, ради иллюзии нацисткой власти. В последующие несколько лет бок о бок с Лозе и другими служащими Оперативного штаба он будет красть, плести интриги, применять насилие и угрозы. Но в первый день в Жё-де-Пом он просто посмотрел на список, который она писала, – тот самый список, на который он и фон Бер согласились в разговоре с Жожаром несколько дней назад, – и захлопнул ее тетрадь.

– Довольно, – скомандовал он, и на этом работа Розы Валлан была окончена.

Но они так ее и не вышвырнули. Полковник фон Бер с великодушием победителя позволил ей остаться в роли хранителя постоянной коллекции музея, состоявшей из современного искусства вроде «Матери художника» Уистлера, которое нацисты все равно презирали. «Судьба не приходит сразу, – думала Валлан, переходя тихие улицы замерзшего Парижа несколько лет спустя, – она складывается из тысячи, казалось бы, незначительных мгновений, выстраивающихся в единое целое благодаря интуиции и усердной работе, как магнит устремляет в одном направлении металлические опилки».

Она недолго ждала явления своей судьбы – это случилось спустя всего три дня после того, как Жожар дал ей задание. В первый день музей был пуст. Во второй день все углы и закоулки забили произведениями искусства. В третий день здесь устроили показательную закрытую выставку. По стенам со вкусом развесили картины и гобелены, между которыми расставили скульптуры. В каждом зале были диваны для созерцания, перед ними расстелены дорогие ковры. По углам стыло в ведерках со льдом шампанское. Охрана стояла навытяжку, на коричневой форме выделялись красные повязки и черные свастики. Полковник фон Бер, Герман Буньес и остальные тоже были в форме, некоторые даже в касках – как будто они в армии и отправляются на битву. Все эти нацисты в высоких начищенных сапогах одновременно впечатляли и пугали. Роза Валлан понимала, что они ждали своего «короля».

Этим человеком был не Гитлер. И не Альфред Розенберг. Грабеж в Жё-де-Пом, может, и был организован от имени Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга – но не более того. Розенберг был твердолобым нацистом, и его единственной целью было доказать дегенеративность евреев. Его не интересовало искусство. Он не видел возможностей, сокрытых в предоставленном ему Гитлером карт-бланше: праве перевозить в Германию все, что могло оказать содействие в исследовании еврейской неполноценности. Валлан вспомнила один из редких визитов Розенберга в музей. К тому времени, в конце 1942 года, он, должно быть, уже осознал, что упустил власть. Он шаркал по музею в сопровождении лишь нескольких помощников. К его приходу залы украсили разве что горшками с хризантемами. Пахло как на похоронах.

Как это не походило на визиты настоящего хозяина, вовремя ухватившегося за возможность, предоставленную Оперативному штабу! С какой невероятной заботой устраивались для него персональные выставки, где все было тщательно подобрано под его вкус. Бутылки шампанского не просто открывали прямо к его приходу – их «саблировали»: сабля медленно скользит по горлышку бутылки, а затем отрубает его, оставляя пробку нетронутой. Подхалимы из Оперативного штаба превозносили его художественное чутье и военные победы, а потом следовали за ним по пятам, жадно ловя каждое его слово и смеясь над его дурацкими шутками. А хозяин купался во всем этом внимании – Герман Геринг, рейхсмаршал нацистской армии и правая рука Гитлера, был человеком тщеславным и жадным.

Роза Валлан никогда не забудет его эксцентричных выходок. Для него специально шили форму, чаще всего с золотой вышивкой и шелковой шнуровкой, и на каждой было больше эполет, кисточек и медалей, чем на предыдущей. В кармане он носил изумруды и позвякивал ими, как другие позвякивают мелочью. Он пил только лучшее шампанское. Явившись обыскивать ювелирную коллекцию Ротшильдов в марте 1941 года, он взял два лучших экземпляра и просто засунул их в карман, словно стянул лакричные конфеты в бакалейной лавке. Если он крал ценности размером побольше, то просто прицеплял еще один вагон к своему личному поезду и уволакивал их, как Цезарь тащил военные трофеи за своей императорской колесницей. Когда он ехал в Берлин, то в вагоне возлежал на постели в необъятных размеров красном шелковом кимоно с тяжелой золотой отделкой. Каждое утро он нежился в ванне из красного мрамора, выполненной на заказ, шире стандартных, – чтобы вместить его тушу. Он ненавидел поездную качку, потому что от нее в ванной расплескивалась вода. Поэтому когда рейхсмаршал Геринг принимал ванну, его поезд останавливался. А вслед за ним останавливались все поезда кругом. И только после того, как рейхсмаршал заканчивал купание, составы с боеприпасами, провизией и солдатами могли продолжить свой путь.

Но все это будет позже. А пока в Жё-де-Пом посреди всего великолепия, устроенного в его честь, тучный рейхсмаршал ковылял по музею в длинном коричневом пальто, изношенной шляпе, натянутой почти на глаза, но в щегольском костюме, подчеркнутом ярким шарфом. Увидев его в тот день впервые, Валлан подумала: толстый, любящий показать себя, но вместе с тем наделенный до странности посредственным вкусом человек.

Уже потом она поняла, что именно происходило в тот день в музее. Геринг был не только рейхсмаршалом, но еще и главой люфтваффе, германских ВВС. Он клятвенно обещал Гитлеру, что люфтваффе одержат победу над Великобританией. Когда он прибыл в Жё-де-Пом 3 ноября 1940 года, люфтваффе вело битву за Британию уже четыре месяца и три – бомбило Лондон. Немцы проиграли. Это был первый проигрыш люфтваффе, и Геринг был за него в ответе.

В то же время и личная битва Геринга за сокровища Западной Европы шла без особого успеха. Для ненасытного рейхсмаршала это было, пожалуй, еще более досадно, чем проигранное сражение над Ла-Маншем. После нацистского блицкрига художественный рынок Голландии и Франции словно прорвало. Как стервятники, слетелись коллаборационисты, оппортунисты и нечистые на руку перекупщики, которые безо всяких угрызений совести крали, закладывали, меняли произведения искусства, чтобы получить визы на выезд из Европы. Сотни немцев с набитыми кошельками пытались извлечь выгоду из царящих в оккупированных странах беспорядков. Безжалостный Геринг обладал огромной властью, но он был еще и тщеславен, поэтому многие его дурачили. Он тратил значительную часть времени и энергии на переговоры с перекупщиками и не получал даже половины желаемого. Он прибыл в Париж, чтобы утешиться новыми приобретениями.