Пленница - Борис Седов

— Быстрая смерть — это слишком легко для них. Нет! — продолжила Тамара. — Я мучилась год. И неизвестно, сколько мне еще уготовано. Что же касается Толстой Задницы и дяди Игната, я буду уничтожать их не спеша. Сначала разрушу привычный для них уклад жизни. Они останутся без жилья, без работы, без средств к существованию. Нет, я не дам им превратиться в обычных бомжей. Я заставлю их цепляться за жизнь, я позабочусь о том, чтобы им было что терять. И тогда я встречусь с ними и объясню, что для них приготовила. Сроков не назову. Я заставлю их постоянно оглядываться, в любой момент ожидать удара исподтишка, спать вполглаза, по ночам просыпаясь в холодном поту, как последнее время просыпалась я. И через какое-то время буду считать, что я отомщена — досыта напилась их поганой кровищи, — и теперь пробил час расквитаться с мерзавцами уже за папу и маму. Вот тогда можно будет подумать о казни.

— Красивый сценарий. — Монучар опустился на табурет, поднял свой бокал, сквозь него воззрился задумчивым взглядом на бра, подвешенное над кроватью. — Если ты не станешь с годами самой отъявленной бестией в мире, то будешь знаменитой писательницей или актрисой. Я постоянно открываю в тебе что-нибудь новое. Ты для меня до сих пор остаешься загадкой.

— Женщина и должна быть загадкой, — кокетливо стрельнула глазками девочка.

— Загадкой… только без яда. А его в тебе предостаточно.

— Для кого как, — многозначительно улыбнулась Тамара.

— Пожалуй. — Монучар допил остатки вина, поставил на место бокал. — Ладно, это все лирика. Вернемся к насущному. Тома, ты отдаешь себе отчет, что сценарий, который ты написала в своем воображении, вряд ли выполним? И все здесь упирается в то, что ты категорически отказываешься принимать чью-либо помощь, намерена действовать в одиночку.

— Без опыта, без денег, без друзей, без свободы.

— Предположим, насчет друзей ты не права. Можешь смело причислять к ним меня, если ты, конечно, не против. Маки… То есть деньги у меня есть, и я ими с тобой всегда поделюсь. Но ни о какой свободе пока и не мечтай. Пойми, я о тебе беспокоюсь. При твоем характере, Тома, тебе хватит и часа, чтобы влипнуть в какую-нибудь историю. Ты же сама говоришь, что тебе недостает опыта. А значит, и выдержки, и проницательности…

— Интересно, и как же я их в себе разовью, безвылазно сидя здесь перед телеком? — вспылила Тамара и даже вскочила с кровати, на краешке которой сидела все это время. — Твои красивые слова о том, что опасаешься за меня — просто вранье!

— Нет, Тома, — покачал головой Монучар. — Если бы я был абсолютно уверен в том, что ты сейчас выйдешь из дома, поешь мороженого в кафе, заглянешь в кино, оттянешься на дискотеке и к утру вернешься назад — не было бы вопросов. Но даже если я приставлю к тебе телохранителей, с твоей хитростью ты их, дураков, обведешь вокруг пальца. Итак, представь, ты отрываешься от охраны. Что дальше? У меня нет ни единой гарантии, что ты тут же не выбросишь из головы все свои раскрасивые планы отмщения, которые так складно мне сейчас излагала, и не побежишь к мусорам. В итоге: ты в детприемнике, толстуха и дядюшка на Арсенальной, а у меня очень крупные неприятности. Легавые только и ждут, что мне предъявить, а тут прямо на блюдечке с голубой каемочкой им подается заложница, да еще и малолетка, которую я десять дней продержал у себя в подвале. Вот так-то, Тамара. Согласна с моими сомнениями? Есть что возразить?

Девочка молча опустилась на уголок кровати.

— Не расстраивайся, малышка. Ничего не проиграно. Просто надо уметь набираться терпения и ждать. Иногда очень долго.

— Пообещай мне, что ни ты, ни твои люди и пальцем не тронут ни толстуху, ни дядюшку. Сохранят их для меня.

— Но если они вдруг решат сами перегрызть друг другу глотки, — расхохотался Моча, — разнимать и мирить их никто не намерен. Так что надейся еще и на здравый рассудок Игната и Светланы Петровны. А со своей стороны, я гарантирую их полную безопасность. До того дня, когда в игру вступишь ты, царица Тамара. Знаешь, в поэме «Витязь в тигровой шкуре»…

— Я знаю, — перебила девочка. — Читала Шота Руставели. И видела иллюстрации Врубеля… Так, Монучар, мы обо всем договорились?

— Обо всем. Если вдруг передумаешь и пожелаешь, чтобы я подключил свои силы и ускорил процесс…

— Не передумаю. Сколько мне ждать?

— Может, два года, — пожал плечами Моча. — Может быть, три. Пока не будешь готова. И пока просто не подрастешь.

— А подготовка…

— Это я полностью возьму на себя. Разработаю план… Ведь я, как-никак, в свое время закончил психологический факультет МГУ. И в мозгах еще кое-что осталось.

— Тогда будем считать, что с этим все решено, — подытожила девочка. — Разрабатывай план. И, пожалуйста, постарайся сделать это как можно скорее.

На следующий день, произведя рокировку параши и тумбочек, Монучар сумел отвоевать у комнатушки немного пространства, на котором разместил тренажер «беговая дорожка» и нечто вроде пюпитра, за которым можно было читать и писать стоя.

— Теперь мне не помешал бы еще и солярий. И ежедневные трехчасовые прогулки на свежем воздухе, — сказала Тамара, увлеченно изучая несложный пульт управления «дорожкой».

— …И пятидесятиметровый бассейн, — язвительным тоном продолжил Моча. — И общество благовоспитанных молодых людей. Чистокровный арабский скакун, «Ламборджини», двухмоторная «Сесна»… Я могу тебе обещать только то, что уже через месяц будут готовы твои новые апартаменты. Так что готовься к переезду. И наверстывай упущенное время. Завтра у тебя начинается новый учебный год. Вернее, продолжается старый…

На следующий день скромная библиотека Тамары увеличилась более чем в два раза за счет профессионально подобранной учебной литературы за седьмой класс, и девочка, наконец, твердо решила перенести ударение в укороченном имени Монучара со второго слога на первый.

И при этом впервые набралась смелости признаться себе в том, что вот уже несколько дней, как из самых глубин ее души все настойчивее и настойчивее рвется наружу нечто новое, абсолютно неведомое. Причем Тамара с беспокойством отметила, что это нечто имеет непосредственное отношение к Монучару.

Вот только к добру ли это настырно стремящееся на волю…

…ЧУВСТВО?

Позорище! Да какие могут быть чувства у четырнадцатилетней девчонки к пятидесятилетнему старику?!! Как к заботливому хозяину. Как к надежному другу. Как к человеку, по горькой иронии судьбы заменившему ей и отца, и деда… и мать, и вообще всех людей, вместе взятых. Да, только так, и не иначе!

Но кроме этого существует что-то еще!

НЕЧТО!!!

Герда. 18 июля 1999 г. 00-15 — 00-40

— Какие у нас дальнейшие планы? — пряча за спину правую руку с «Сикемпом», спрашиваю я у Олега.

— Планы? — Он стоит у меня за спиной и — хотя я этого и не вижу, но в этом даже не сомневаюсь — поверх моего плеча настороженным взглядом изучает дворик между крыльцом и забором. Четыре чугунных фонаря а-ля XIX век. Дурацкая беседка по центру. Ни души… — Если честно, с дальнейшими планами полный голяк. Эти парни сейчас могут быть где угодно.