Жанна – Божья Дева - Сергей Оболенский

«Дорогая дочь, – пишет св. Людовик в том же „Наставлении“, – я учу вас любить Бога всем вашим сердцем и всеми вашими силами, потому что без этого ничто не может иметь никакой цены… Имейте большое желание Ему угождать и прилагайте к этому большое разумение… Если вы будете страдать от болезни или от чего-либо иного, от чего вы сами не можете избавиться, переносите это кротко и благодарите за это Господа и принимайте это от Него доброй волей… Имейте жалостливое сердце ко всем людям, о которых вы услышите, что они в беде, сердцем или телом, и охотно помогайте им… Бедных любите и поддерживайте, особенно тех, которые стали бедными из любви ко Господу… Против Бога вы не должны повиноваться никому… И если вы будете уверены, что не получите награды за добро, которое делаете, и не будете наказаны за зло, которое делаете, вы всё-таки должны стараться всем сердцем не делать того, что неугодно Господу, и делать то, что Ему угодно, как только вы можете, единственно из любви к Нему».

Всё это Жаннетта будет повторять почти в тех же выражениях, но сильнее и ярче, и чтобы «никому не повиноваться против Бога», она отдаст своё тело на сожжение.

И ещё:

«За 22 года, что я был при нём, я никогда не слышал, чтобы он клялся Богом или Божией Матерью или святыми; и когда хотел что-нибудь сказать утвердительно, говорил: действительно, это так… Никогда я не слышал, чтобы он назвал дьявола, чьё имя весьма распространено в королевстве», – рассказывает о св. Людовике Жуэнвиль. И эта черта, эта постоянная забота – не оскорбить светлые силы и не привлечь силы тёмные – в XV веке повторяется у Девушки.

У неё, как и у св. Людовика, эта черта по своему происхождению – францисканская. И, как св. Франциск, она знала при этом, что в красоте тварного мира никакая бесовщина ей не грозит. Глазами, полными горнего света, она смотрела на землю – «мать нашу Землю», как её ласково называл св. Франциск. О Божьей славе и о «блаженстве следующих Его святым повелениям» шептали Франциску «брат ветер и воздух, и облако, и чистое небо, сестра вода, смиренная и драгоценная и целомудренная, и всякий плод и цветы с их дивными красками и трава». И в Руане, не имея возможности сосредоточиться ни днём, ни ночью «из-за шума в тюрьме и ругани стражников», девочка из Домреми скажет своим судьям: «Если бы я была в лесу, я очень хорошо слышала бы мои Голоса»…

Но инквизиционные судьи, давно разучившиеся видеть всякий отблеск божественного света, должны были найти бесовщину, и они её нашли в знаменитом дереве, стоявшем на земле Бурлемонов. И Жаннетту сожгли под тем формальным предлогом, что в детстве она вместе со всей деревенской ребятнёй вела хороводы вокруг древнего бука, о котором ей рассказывали волшебные сказки.

«Есть около Домреми одно дерево, которое называется Деревом дам, а другие называют его Деревом фей. Около дерева есть ключ. Я слышала, что больные лихорадкой пьют из этого ключа и ходят за этой водой, чтобы вылечиться. Это я сама видела, но не знаю, вылечиваются ли они или нет. Я слышала, что больные, когда могут встать, идут к дереву плясать. Это большое дерево, бук, и с него в мае срезают ветки на праздник».

«Говорят, что около дерева есть в земле мандрагора. Точного места я не знаю; говорили, что над ним растёт орешник. Мандрагоры я никогда не видела. Говорят, это такая вещь, которой лучше не видеть и лучше у себя не держать; к чему она служит, не знаю. Будто бы она приносит богатство, но я в это не верю, и мои Голоса никогда мне об этом не говорили ничего».

«Летом я иногда ходила плясать с другими девочками и плела у этого дерева венки для образа Божией Матери, который в Домреми. И насколько я знала от старших, но не моего рода, – там водились феи. И слышала от одной женщины, – Жанны, жены Обери, мэра нашей деревни, – что она видела этих фей; но не знаю, правда ли это. Я никаких фей, насколько знаю, не видела никогда, ни у дерева, ни где бы то ни было. Я видала, как девочки вешали венки на ветви этого дерева, и сама иногда вешала с другими девочками; иногда они уносили их, а иногда оставляли».

По словам крестьян и других местных жителей, тщательно опрошенных на сей предмет в 1455–1456 гг., «гулянья» у дерева происходили главным образом в четвёртое воскресенье Великого поста (Laetare), называвшееся в краю «воскресеньем ключей», но, впрочем, и в другие праздничные весенние и летние дни. Сложился обычай приносить с собой хлебцы, специально испечённые накануне; запивая вином, их ели под Деревом фей, «прекрасным, как лилия, и таким развесистым, что его ветви и листья доходят до самой земли», как его описывает в своих показаниях кум Жаннетты Жерарден д’Эпиналь. «Дерево дивного и чудесного вида», – говорит немного более молодой сверстник Жаннетты, ставший потом священником в одной из соседних деревень. И он, бесспорно, прав, добавляя, что это место (откуда открывается великолепный вид на долину Мёза) словно создано для отдыха и веселья. Дети и молодёжь вели хороводы, иногда делали чучело. Потом спускались с плясками к соседнему Крыжовникову ключу пить его воду. По всему краю – множество таких ключей, дающих чистейшую воду действительно превосходного качества (говорят, она содержит радий); в самом Домреми их прежде было до пяти, а Гре имело уже свой собственный целебный ключ, в лесу недалеко от Бермонской часовни. На все эти обычаи седой языческой старины Церковь, по обыкновению, наложила свою печать: в канун Вознесения священник читал под Деревом дам и у ключа Евангелие от Иоанна. Что касается фей, «они ушли из-за своих грехов», – говорит крёстная мать Жаннетты Беатриса Этеллен. «Исчезли с тех пор как под деревом читают Евангелие», – полагает со своей стороны крёстный отец Жаннетты Жан Моро.

Но все показания сходятся на том, что никто никогда не видел, чтобы Жаннетта ходила к «прекрасному буку» одна, без хоровода девочек. Того места она не боялась, «раза два или три» горний свет озарял её и у ключа, – но мы знаем, что когда она стала всё больше и больше искать одиночества, у неё для этого были другие любимые места.

«Я слышала от моего брата, что в краю говорили, будто это случилось со мной от Дерева фей; но это не так, и я прямо сказала ему обратное».

* * *

Она была грудным ребёнком, когда агонизировавшая королевская власть сделала ещё попытку навести порядок на северо-восточной окраине. 1 августа 1412 г. парижский парламент вынес решение против герцога Лотарингского Карла II по ходатайству жителей города Нефшато. В качестве сюзерена этой части владений герцога Лотарингского «король, государь наш, подтвердил обещания, данные жителям Нефшато, о том, что если оный герцог нанесёт им или кому-либо из них какие-либо обиды, то он (король. – С. О.) велит названному герцогу возместить ущерб, коль скоро его о том попросят названные жители или кто-либо из них… Но нынешний герцог пришёл в великую злобу и объявлял многократно, что едва он сделает что-либо против них, как у них, оказывается, король в сердце и апелляция на устах». Следует длиннейший список бесчинств, грабежей и убийств, содеянных герцогом и его людьми в шестнадцати городах и сёлах этого района между 1407 и 1410 гг. «И когда им говорили (при разграблении Воданкура. – С. О.), что они поступают беззаконно, потому что этот город принадлежит королю и находится под его защитой, один из людей герцога обнажил меч и, ударив, сказал: вот тебе, несмотря на твоего короля. В 1409 г. в Нефшато хватали всех граждан, каких находили, и без разбору взяли всю движимость, какая была в их домах, нанеся городу ущерб более чем на 100 тысяч франков[17]. Четырнадцать пленников герцог велел угнать из названного города и увести в свою немецкую землю, где они и содержатся в великой нужде и бедности… Весь крупный и мелкий скот велел угнать в свою Лотарингскую землю… И в особенности преследует тех жителей названного города, которые виделись с королевскими людьми и принимали их в своих домах, а также тех, которые искали своих прав перед королевскими чиновниками и судьями. И говорили некоторые (из людей герцога. – С. О.): ну-ка апеллируй! Скажи твоему королю, чтоб он пришёл тебе помочь!»