История географических карт - Ллойд Арнольд Браун

Первая важная глава в истории морских карт и искусства навигации имеет отношение к плаваниям финикийцев. Происходило это примерно за двенадцать столетий до рождения Христа. Об этом народе, его истории, торговле и религии известно немало, но вот морские достижения финикийцев – дело иное. От них не осталось ни записей, ни карт, только материальные следы. Чем занимались и где плавали финикийские моряки, можно узнать лишь из обрывочных записей и ссылок, сделанных чаще всего случайными людьми. Однако они оставили на берегах и островах Средиземного моря глубокие, нестираемые отметины. Не может быть сомнений, что дальнейшее развитие навигации и появление точных морских карт без финикийских моряков было бы невозможно.

Финикийцы были боковой ветвью одного из семитских племен, называвших себя ханаанами[28]. Сидон, «первородный» ханаанин, назван в Книге Бытия одним из потомков Хама. В начале своей истории финикийцы в борьбе за существование отвоевали для себя скромную часть побережья Сирии между рекой Элевтера (Нахр-эль-Кебир) на севере и горой Кармель на юге. Эта земля и звалась Ханаан. Ветхий Завет и древнеассирийские таблички называют ее обитателей также сидонийцами. Геродот пишет о том, что город Тир (иначе Сур, Сурра или Сарра) был основан за 2300 лет до него, а значит, примерно в 2756 г. до н. э. «Тир, – пишет Страбон, – занимает целый остров и построен почти так же, как Арад [Руад]; с сушей его связывает дамба, которую построил Александр при осаде города; и у него две гавани, одну из которых можно закрыть, а другая, называемая «египетской», открытая. Дома в городе, говорят, имеют много этажей, даже больше, чем дома в Риме, и по этой причине, когда произошло землетрясение, город был чуть ли не полностью стерт с лица земли. Город пострадал также, когда его после долгой осады взял Александр; но он преодолел все эти несчастья и возродился, как за счет мореходного искусства своего народа, в каковом финикийцы в целом превосходили все народы всех времен, так и за счет их красилен для пурпура, ибо тирский пурпур, как известно, самый красивый из всех; и раковины для пурпура вылавливают недалеко от берега; и легко достать прочие вещи, необходимые для крашения; и хотя из-за огромного количества красилен жить в городе неприятно, но все это делает город богатым через превосходное мастерство его обитателей».

Финикийцы были нацией мореходов, хотя их коммерческие интересы простирались далеко в глубину суши и влияние их чувствовалось в крупнейших торговых центрах мира. Моряков-финикийцев называли «красными людьми» из-за цвета кожи, загорелой и обветренной от постоянного действия стихий. Они познали многие «тайны моря» и важнейшие тайны небес, но история не может сказать в точности, что именно было им известно о море и о Вселенной в целом и насколько далеко сумели они продвинуться в искусстве навигации. Сами финикийцы не раскрывали этих секретов. Мастерство и готовность направить свои корабли туда, куда не осмеливались идти другие, давали финикийцам странную власть над более могущественными народами Средиземноморья, чьи товары они перевозили и в чьих войнах на море участвовали как наемники. Для сильных мира сего они были незаменимы. Сеннахериб, Псамметих, Нехо, Ксеркс, Александр полагались на финикийцев и зависели от них – ведь кто-то должен был заниматься перевозкой и снабжением их армий. Финикийцам было все равно. Они знали, чем владеют, и пуще глаза берегли свои тайные знания о торговых маршрутах и новых землях, о ветрах и течениях. Влияние морской державы постоянно усиливалось, и финикийцев, по крайней мере в Греции, от всей души ненавидели. И боялись.

Ксенофонт позволяет нам бросить беглый взгляд на жизнь финикийских моряков, и для каждого, кто знает море и моряков, это важное документальное свидетельство мастерства финикийских мореплавателей. В «Экономике» грек Исхомей, описывая преимущества порядка, говорит:

«Думаю, что наилучший и самый точный порядок вещей я видел, когда отправился взглянуть на большой финикийский корабль. Ибо я увидел величайшее количество канатов, размещенных по отдельности на самом малом пространстве. Ты знаешь, что любой корабль встает на якорь и снимается с якоря при помощи множества деревянных приспособлений и веревок, и движется при помощи многих парусов, и вооружен многими машинами против неприятельских кораблей, и несет на себе много оружия для экипажа и все те вещи, которыми люди пользуются в доме, и всю еду. Кроме всего этого, судно наполнено грузом, который владелец его везет ради получения выгоды. И все, что я перечислил, помещается на пространстве немногим большем, чем комната, где можно удобно поставить десять кроватей. При этом все вещи лежат так, чтобы не мешать одна другой, так что их не приходится искать и можно очень быстро собрать все вместе, и для этого не надо развязывать никаких узлов, что могло бы вызвать задержку, если вещи срочно понадобятся. Я понял, что помощник рулевого, которого называют баковым, так хорошо знает, где лежит каждый предмет, что, даже не видя их, может сказать, где лежат те или иные вещи и сколько их, точно так же, как человек грамотный может сказать, сколько букв в имени Сократа и в каком порядке они стоят. Я видел, как этот человек проверял в свободное время все то, что используется на борту корабля; и на мой вопрос о цели его действий он ответил: «Незнакомец, я проверяю, все ли на месте и всего ли хватает; ибо, когда на море поднимется шторм, будет некогда искать то, чего не хватает, и приводить в порядок то, что неудобно лежит».

Мнения историков, изучающих мореходные достижения финикийцев, во многом расходятся, а при практически полном отсутствии документов возникают поистине поразительные несообразности. Имеет смысл рассмотреть их. Единственное утверждение, которое почти не встречает возражений, состоит в том, что вначале (даты не называются) походы финикийцев ограничивались робкими и осторожными плаваниями вдоль побережья, в виду земли. Позже, говорят нам, финикийцы стали смелее и, вместо того чтобы красться вдоль берега, стали совершать переходы от мыса к мысу (предполагается, что таковые всегда имеются), ориентируясь каждый раз по очередному выступу суши. После такого общего вступления обычно начинается обсуждение редких и фрагментарных упоминаний о более масштабных путешествиях финикийцев, реальных или предполагаемых. При этом паруса финикийских кораблей подрезают в соответствии с тем, как данный историк оценивает свидетельства, и с его личным мнением о том, насколько финикийцы к этому моменту успели преодолеть свою первоначальную робость. На самом же деле совершенно не обязательно связывать самую первую стадию развития мореходного искусства – когда человек впервые отплыл от берега – именно с финикийцами. Существуют свидетельства о морском могуществе Критского (Минойского) царства с центром в Кноссе в самые отдаленные античные времена – возможно, около 3000 г. до н. э. Так что сомнительно, чтобы финикийские моряки успели поучаствовать в самой первой, робкой эре мореплавания.

Теория ограниченных прибрежных плаваний финикийцев до изобретения компаса плохо согласуется с колониальной империей, возникшей на Средиземном море в эпоху расцвета Финикии, около 850 г. до н. э. От Сидона и Тира на побережье Сирии их вооруженные торговцы двинулись на запад. Гомер знал, что прежде, до его времени, греческие воды бороздили финикийцы. Позже они основали на островах Эгейского моря и на Коринфском перешейке значительное количество торговых факторий. Там, помимо прочего, они собирали моллюсков, из которых делали пурпурную краску для своего процветающего текстильного производства. Они не осели в Адриатике, но свободно плавали по ней из конца в конец. Позже финикийцы заняли южное побережье Сицилии и западное побережье «носка» италийского сапога. Со временем они захватили Мелиту (Мальту), Гаулос (Гозо), Коссиру (Пантеллерию), Лампас (Линосу), Лопедузу (Лампедузу), лежащие между Сицилией и африканским побережьем. Сардиния и Корсика тоже были частично колонизированы, но больше всего по сердцу им пришлось то, что они обнаружили на западе. От залива Сидра до Танжера все побережье Африки принадлежало финикийцам, как и Балеарские острова. Карфаген и Утика, расположенные в Тунисской бухте, доминировали над Западным Средиземноморьем и были там центром коммерческой деятельности. Богатства Испании поступали в Таршиш (Тартес, Фарсис) на юго-западе. Там финикийцы контролировали богатые шахты по добыче серебра и других металлов, не говоря уже о прибыльной рыбной монополии. За Геркулесовыми столпами возле устья Гвадалквивира они построили портовый город, который назвали Гадейра, или Гадес (Кадис). Из этого океанского порта они ходили на юг вдоль африканского побережья, основали Ликсус (Эль-Араиш) и добирались до самой реки Субур (Себу). Они же открыли в 60 милях от африканского побережья Канарские острова.