Убежище - Реймонд Хаури

— А если он ищет вирус какой-нибудь древней чумы? — в шутку предположила Миа.

Корбен не отмел сразу ее предположение, а потемнел лицом, затем с едва заметной улыбкой сказал ей:

— Такую мысль лучше отложить до утра.

Миа встревожилась. Она чувствовала бы себя куда спокойнее, если бы он сразу ее высмеял.

На этом их разговор закончился. В гнетущем молчании они допили пиво и убрали со стола. Корбен запер дверь и погасил свет в комнатах. Она задумалась, почему человек выбирает себе такую жизнь: одинокую, полную тайн и риска, требующую умения мгновенно ориентироваться в ситуации, привычки к недоверчивости и настороженности. Насколько она могла судить, Корбен являлся человеком прагматичным и рассудительным, свободным от иллюзии, что он один способен спасти весь мир. Она не могла не восхищаться его профессионализмом, который он уже не один раз проявил в критической ситуации — подобных ему особей она не встречала в привычных для себя спокойных водах академического мира. Но она чувствовала в нем что-то еще, темное, непостижимое и настораживающее, вызывавшее в ней страх.

— Могу я кое о чем спросить вас?

— Конечно.

Она смущенно улыбнулась:

— Вас действительно зовут Джим? Я слышала, агенты разведки обычно скрываются под вымышленными именами.

Он усмехнулся и подмигнул ей.

— На самом деле мое имя Хэмфри, но оно не очень соответствует специфике моей работы.

Она не поверила ему, и он опять улыбнулся:

— Да нет, я действительно Джим. Хотите взглянуть на мой паспорт?

— Еще бы! — шутливо ответила Миа. — Не только на паспорт, но и на другие документы. — Затем снова стала серьезной. — Спасибо вам за все, что вы для меня сделали.

Он неловко поежился.

— А вы простите, что я потащил вас на квартиру вашей матери.

Миа пожала плечами:

— Зато мы опередили бандитов и забрали ее вещи. Они нам еще пригодятся.

Было уже около одиннадцати, когда Миа опустила голову на подушку в гостевой спальне. Сон не шел, и она просто лежала, глядя в темноту и пытаясь понять, как же все вдруг так стремительно осложнилось. Ее предостерегали от поездки в Бейрут знакомые, в основном представлявшие себе город по бесконечным репортажам о гражданской войне, о бомбежках и похищениях людей. Но они не подозревали, что он, подобно фениксу, уже возрождался из пепла. К сожалению, внезапно разразившаяся два месяца назад скоротечная война на время прервала процесс возрождения. Миа легко могла отказаться от предложения, и никто не стал бы ее стыдить: война была для этого достаточным предлогом. Но ее манило новое направление работы, тянуло к более живой и насыщенной жизни, чем та, которой вполне удовлетворялись ее коллеги.

Она пыталась выбросить из головы тревожные мысли, беспрестанно ворочалась и взбивала подушку, но так и не могла заснуть.

Тогда Миа села и прислушалась. За дверями спальни не слышалось ни звука. Должно быть, Корбен спал. Она хотела было снова попытаться заснуть, но передумала и выбралась из постели.

Еле слышно ступая, она прошла в гостиную. По стенам бегали длинные бледные тени от слабого света, падавшего от уличных фонарей. Ей захотелось пить, и она направилась в кухню и налила стакан воды. Возвращаясь в гостиную, она заметила на столе папку Эвелин.

Старая папка неудержимо манила ее к себе.

Один раз Миа наспех заглянула в нее на кухне у матери и теперь решила как следует ознакомиться с ее содержимым.

Миа открыла папку.

Ее внимание сразу привлекли символы уроборос.

Уютно устроившись с папкой на диване, она стала отбирать снимки символа, изображенного на древних фресках, обнаруженных во время раскопок, на страницах книг, с которых были сняты фотокопии, откладывая в сторону заметки Эвелин.

Внимательно изучив все фотографии, она отделила несколько штук с разными образами мифического создания и разложила их на столике. Различия в его изображении бросались в глаза. Некоторые очень примитивные рисунки Миа оценила как самые древние. Одно изображение явно принадлежало культуре ацтеков. На двух снимках просматривались отчетливые следы китайской или японской культуры — на них змея походила скорее на дракона. Другие рисунки змеи отличались сложностью и изощренностью, художники поместили их изображения на фоне райского сада или в окружении древнегреческих богов.

Она остановилась на характерном изображении змеи, выдавленном на обложке книги с полароидного снимка и вырезанном на стене в подземной камере. Этот образ больше всего пугал ее. Отложив его в сторону, она принялась за чтение записок Эвелин.

Из них она поняла, что Эвелин уделяла много времени и сил, чтобы установить происхождение символа, но в какой-то момент оставила свои попытки. Это подтверждалось тем, что большинство записей об уроборос датировались 1977 годом, а самые последние — 1980-м. Оказалось, обнаруженные Эвелин подземные камеры находились в городке под названием Эль-Хиллах, в Ираке. Заинтересовавшись, Миа отложила дневник, встала, достала из своей сумки ноутбук и включила его. Найдя незащищенный доступ в беспроводной Интернет, она подключилась к нему и открыла свой браузер. После короткого поиска на карте она нашла на юге от Багдада Эль-Хиллах, внесла в память и двинулась дальше.

Она прочла про древние рукописи, найденные в подземной камере Эвелин. Согласно ее заметкам, стиль рукописей соответствовал стилю трактатов тайного общества той же эпохи, группе высокообразованных ученых, называвших себя «Братьями непорочности», которые тоже обитали в Ираке. Несколько страниц дневника касались этой линии исследования, они сохранили следы размышлений Эвелин в виде заметок на полях, подчеркнутых предложений и стрелок. Миа подчеркнула название тайного общества, надеясь потом поискать о нем более подробные сведения. Некоторые слова были подчеркнуты или взяты в кружок, а после слов «Ответвление Братьев» стоял огромный вопросительный знак.

На другой странице ее внимание привлекло предложение, обведенное кружком. Оно гласило: «Совпадаете другими рукописями, но здесь отсутствуют упоминания об обрядах и богослужениях. Почему?» На полях соседней страницы рядом с примечаниями и датами Эвелин написала: «Религия? Еретики? Не потому ли они скрывались?» — и поставила несколько больших вопросительных знаков.

Миа внимательно прочитала эту страницу. Эвелин обнаружила общие черты в трудах братьев и в рукописях из камеры. Однако она заметила очень характерное отличие: в рукописях из камеры не встречалось ни малейшего указания на вероисповедание ее обитателей.

На следующих страницах Эвелин рассказывала о своих изучениях уроборос. Миа вернулась к фотокопиям символа, на чьих оборотах также имелось много замечаний.

Казалось, каждая культура, использовавшая символ, придавала ему свое значение. Представители одной культуры видели в нем олицетворение зла, тогда как другие — их оказалось гораздо больше — считали его символом добра и удачи. Миа это смутило, поскольку не соответствовало тревожному чувству, которое она испытала, впервые увидев изображение змеи.