Блокада в моей судьбе - Борис Тарасов

Все воспитанники и воспитательницы очень заинтересовались этим сообщением, всем хотелось увидеть фронтовика-ленинградца, расспросить, как дела на фронте, как держится наш любимый город.

По этому случаю нас всех собрали в самой большой комнате. И вот вместе с директором интерната в комнату вошел офицер. Он с интересом и любопытством начал всматриваться в наши лица, и представьте мое потрясение, когда в этом подтянутом военном в новой форме я узнал своего отца! Я просто потерял дар речи и с трудом смог сдвинуться с места, когда он протянул мне навстречу руки. Вслед за мной к отцу с воплями бросились мои братья Вася, Володя и Гена.

Когда все немного успокоились, отец начал расспрашивать воспитанников, как нам здесь живется, чем мы занимаемся, а потом постарался доступно ответить на множество детских вопросов. Затем вместе с директором интерната они обошли спальни, комнаты для занятий и пообедали в столовой. Всем увиденным он, похоже, остался доволен.

Бесконечно счастливые и гордые, мы не могли оторваться от отца. Так и ходили, держась за его китель, на зависть всем другим ребятам. Хотя отец выглядел молодцом, но я видел, что груз военных забот заметно состарил его. На лице появилось много новых морщин и складок, выражение глаз было очень усталым. А ведь ему исполнилось тогда только 34 года.

По просьбе отца меня и братьев отпустили с ним в деревню к маме и Ларисе. Впервые я не шел пешком один по лесной дороге, а ехал на машине, которую отцу выделила местная власть. Всю дорогу мы, не веря своему счастью, не давали отцу ни минуты покоя, расспрашивая его обо всем на свете, и предвкушали реакцию мамы, когда мы нагрянем к ней, как снег на голову. Реакция мамы, как и ожидалась, была очень бурной, с морем счастливых слез. Семья впервые собралась в полном составе после перенесенных страшных испытаний. Над головами было мирное летнее небо, не завывали сирены и не рвались снаряды. Мы все были живы! Все пятеро детей и мама с папой! Это было абсолютное счастье, которое только можно было вообразить в разгар войны.

Прежде всего отец заинтересовался нашей младшей сестренкой Ларисой, ведь он видел ее совсем крохой. Рожденная в страшную блокадную зиму, увезенная из Ленинграда в грудном возрасте едва живой от голода и страданий, она стала бойкой, очень привлекательной полуторогодовалой девочкой. Сказались здоровый деревенский воздух и обилие молока. У нее оказались огромные голубые глаза и светлые кудрявые волосы. Она постоянно вертелась, прыгала и щебетала на своем детском языке. Отец не мог на нее налюбоваться, нянчил и игрался с ней.

Дело в том, что мои родители всегда хотели иметь девочку. Во имя этого они одного за другим произвели на свет четверых сыновей. И лишь в суровую военную пору судьба, как бы испытывая на прочность, одарила их дочерью.

С ее рождением наша семья стала семьей в классическом понимании – семь человек, семь «я», четыре сыночка и лапочка-дочка.

Нам, старшим детям, отец устроил смотрины и одновременно проверку школьных знаний. Я к тому времени закончил второй класс (первый класс я закончил еще перед войной, затем год учебы пропустил в период блокады), учился с большим удовольствием, и моими школьными успехами отец остался вполне доволен. Порадовал отца и шестилетний брат Вася. Он хорошо выглядел и успешно отчитался перед отцом о подготовке к первому классу.

Однако Володя и Гена беспокоили родителей. Блокада, голод, перенесенные стрессы и страдания как-то очень болезненно сказались на их физическом здоровье и эмоциональном состоянии. Четырехлетний красавчик Гена имел явные признаки рахита, плохо рос и на фоне других детей был как бы слегка заторможенный. Несомненно, что ему требовалось серьезное медицинское обследование и лечение, но для этого не было никаких возможностей.

Не без потерь для здоровья обошлась блокада и для Володи. Он был младше меня всего на два года, мы были очень похожи внешне и по-братски близки. Володя был сама доброта и скромность. Но тяготы блокады наложили на его очень эмоциональную душу неизгладимый отпечаток и не позволили сформировать достаточно сильный характер. Поэтому он не мог постоять за себя в детском коллективе, был очень ранимым, волновался и переживал по любому поводу.

Отец внимательно нас слушал, искренне радовался любому успеху, о котором мы ему рассказывали, каждому нашел доброе слово и дал совет на будущее.

Мама, чтобы нас поддержать, приводила примеры нашего хорошего поведения. Затем отец вручил нам подарки, кому блокнотик, кому перочинный ножичек, кому книжку.

Вечером во дворе нашего дома собрались соседи. В те дни все советские люди жили делами на фронте. Отца забросали вопросами: когда закончится война? Когда победим фашистов? Почему союзники не открывают второй фронт? Не встречал ли он их родственников, которые находятся на фронте? Когда будет снята блокада Ленинграда?

Особенно всех интересовало только что закончившееся сражение на Курской дуге. Тогда впервые прозвучали залпы победных салютов в честь воинов, освободивших города Курск и Орел.

Отец подробно ответил на все вопросы, а затем сделал по существу целый доклад. Он был умелым рассказчиком, к тому же обладал довольно большим объемом информации. Подробно рассказал о крахе немецкого наступления на Курской дуге, о том, как наши воины обуздали новое немецкое зверье – «тигров» и «пантер», на которые Гитлер возлагал особые надежды, а также о положении на Ленинградском фронте. Не один раз, помнится, повторял, что терпеть ленинградцам до полного слома фашистской блокады осталось недолго. Отца завороженно слушали. Измученные войной сердца радовались и страдали вместе с ним, вместе ненавидели врага и страстно желали окончания войны и всех бед, которые она принесла.

Затем отец долго расспрашивал о положении дел в деревне, о том, сколько односельчан воюет на фронте, заботятся ли о их семьях? Женщины наперебой рассказывали ему о своих бедах и горестях. Мама сидела рядом с отцом, счастливая и гордая.

После небольшого застолья кто-то высоким голосом начал песню. Эта песня была очень грустной, жалобной. Женщины ее пели и плакали одновременно. Потом как-то немного встряхнулись и начали любимую тогда всей страной «Темную ночь». А поскольку на село уже наступили сумерки, освещаемые лишь звездочками с небес, то от слов «темная ночь, только пули свистят по степи, только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают…», кажется, трепетала каждая клеточка тела.

У женщин оказались прекрасные, сильные голоса, особенно им удавались русские народные песни. А потом отец попросил разрешения самому спеть песню, которую сочинил боец Волховского фронта Павел Шубин и поэтому так любимую бойцами Ленинградского и Волховского фронтов. Она называлась «Волховская застольная».

Не могу удержаться, чтобы не привести хотя бы один куплет этой песни: «Выпьем за тех, кто неделями долгими в мерзлых лежал блиндажах, бился на Ладоге, дрался на Волхове, не отступал ни на шаг». Эта песня – замечательный пример слияния глубокого человеческого переживания на войне с патриотическими мотивами, высвечивающими силу народного подвига. В ней такие задушевные, трогающие сердце слова, что она стала настоящим гимном для всех ленинградцев, переживших войну. И хотя присутствующие за столом люди слышали ее впервые, но очень быстро подхватили мелодию и дружно подпевали отцу.