Шпионка, пришедшая с севера - Антон Леонтьев

Однако настал день, когда Таня, в очередной раз приглашенная в апартаменты Доминики, не смогла использовать прежний ход. Она планировала завершить копирование чертежа канализационной системы. Она уже представляла себе примерно, как может выглядеть ее побег. Самое важное — по канализации добраться до коллектора, который ведет непосредственно в бухту. На конце трубы стояла железная решетка с несколькими замками и, что самое неприятное, видеокамера. Однако стоило миновать этот форпост, и ты оказывался в морской воде. Всего два километра — и ты в Бертране. Все так легко, очень легко…

— Сегодня никаких выпивок, — сказала Доминика.

Она была облачена в бирюзового цвета хламиду и черный парик с вьющимися волосами.

— Но, Доминика, мне так хочется шампанского, — произнесла Таня. — Я так давно его не пробовала, прошу тебя…

— Нет, — отрезала вице-директорша, и ее горячая рука оказалась на груди Тани. — Мне надоело, что каждый раз я засыпаю, так и не добравшись до твоего сдобного тела, детка. Ты ведь понимаешь, для чего я тебя приглашаю.

Она с ревом бросилась на Татьяну. Липкие руки, жаркое зловонное дыхание, запах острого, как сыр, пота, перемешанного с французской косметикой, алчный взор, неопрятное тело. Таня испытала приступ тошноты.

Да и будь Доминика идеальных пропорций, подобно Венере Милосской, у нее не было ни малейшего желания становиться ее наложницей.

— Как же я тебя хочу, — трепетала Доминика. — Я вся извелась, Таня, неужели ты этого не понимаешь.

Ну быстрее!

Таня оторвала ее руку, которая, подобно щупальцу осьминога, прочно обосновалась на ее груди, и произнесла:

— Доминика, пойми меня, я не могу. Ну, ты сама понимаешь, у меня женские дни, только не сегодня…

— Я не могу ждать! — заорала Доминика и ударила Татьяну по лицу. — Нечего мне обещать, что завтра будет хорошо, мне нужно прямо сейчас!

Она попыталась сорвать с Тани тюремную униформу. Татьяна оттолкнула ее что есть силы. Вице-директор отлетела с софы, на которой она егозила перед Таней, и оказалась на ворсистом персидском ковре.

— Молодец, я люблю, когда меня бьют, я и сама люблю боль.

Доминика поднялась и проковыляла в спальню, откуда появилась с тонким хлыстом, который хранился в одном из ее шкафов. Она щелкнула им, как укротительница тигров.

— Ну живо, я тебя жду. Раздевайся, или ты предпочитаешь, чтобы я сама сорвала с тебя одежду?

Доминика не шутила, в ее глазах читались похоть и настырное желание овладеть Таней. Та не собиралась отдаваться Доминике.

— Ничего не получится, — ровным голосом произнесла Таня.

Единственное, о чем она сожалела, так это о копиях чертежей, которые она так и не успела завершить. Ну что же, значит, таково веление судьбы. Она задержится в Святой Берте еще на некоторое время. Но она не станет любовницей Доминики, как бы та этого ни хотела.

— Что значит — ничего не получится, — прохрипела Доминика, срывая парик. — Ты что, раздумала, детка?

А я вот нет. Живо снимай с себя тряпки, дура! Ты же знаешь, если я приказываю, то никто не смеет ослушаться!

— Доминика, я не собираюсь спать с тобой. — Татьяна поднялась с софы и сделала шаг к двери. Вице-директор ударила ее хлыстом по спине.

— Стоять! — Доминика бросилась на нее.

Таня подбежала к противоположной стене, на которой находился стенд сигнализации. Она нажала на кнопку вызова охраны. Сейчас лучше, чтобы пришли надзиратели, иначе Доминика окончательно сойдет с ума.

— Что ты сделала! — закричала Доминика. — Дура, как ты посмела вызвать охрану. Да кто ты вообще такая!

Ее прервал стук в дверь. Таня живо распахнула ее.

В комнату шагнули две надзирательницы. Таня увидела, как на их лицах возникли и погасли ухмылки, когда они увидели Доминику, облаченную в сексуальный бирюзовый балахон, с хлыстом в руке и с развевающимися волосами.

— Уведите меня в камеру, — сказала им Таня.

— Стоять! — Доминика щелкнула хлыстом, и надзирательницы замерли. — Никому не двигаться, здесь я отдаю приказания. Живо пошли вон!

— Но ведь вы нас вызывали, — попыталась возразить одна из надзирательниц, но Доминика огрела ее со всего размаха хлыстом по груди. Женщина взвизгнула и бросилась наутек. За ней последовала и вторая. Дверь с тяжелым грохотом захлопнулась. Таня снова осталась один на один с Доминикой.

— Ты от меня никуда не денешься, — произнесла га. — Мне нравятся строптивые жертвы. Ты, Татьяна, боец по своей природе, я это вижу. Нам будет вместе хорошо. У тебя будет все, тебе не придется работать в прачечной, тебе вообще не придется работать. Каролина, эта лупоглазая дешевка, от тебя отстанет. Я знаю, что гы едва не отправила ее на тот свет. Молодец, я тобой горжусь. Ты мне нужна. Так что иди ко мне, деточка, и побыстрее. Мамочка ждет тебя!

Отдаться этому страшилищу? Ни за что. Татьяна все-таки покорно улыбнулась и подошла к Доминике.

Та распахнула материнские объятия.

— Молодец, детка, я знала, что ты разумная девочка.

Таня оттолкнула Доминику и бросилась к двери.

Дверь была наглухо заперта. Таня обернулась. Разъяренная Доминика возвышалась над ней. В руке у нее был хлыст. Она что есть силы ударила Таню, острая боль пронзила тело. Доминика захохотала и нанесла еще один удар. Таня стукнула ее в колено. Вице-директор повалилась на ковер, пропахав носом несколько метров.

— Ты посмела меня ударить! — Доминика, визжа, поднялась на ноги. — Тебе это даром не пройдет. Я вижу, что ты не собираешься мне подчиняться. Я тебя заставлю!

И она что есть мочи ударила Таню хлыстом, потом еще и еще. Полесская потеряла сознание.

Она пришла в себя от боли, которая растекалась по ее телу. Пронзительный холод впивался в кости, она ощутила страх. Тане едва удалось разлепить глаза. Она находилась в крошечной комнате, вымощенной каменными плитами. Она лежала на холодном мокром полу. Таня попыталась подняться, но не смогла, снова рухнув на пол. Тело превратилось в сплошной синяк. Ноги ее не слушались, на спине вздулись рубцы.

Последнее, что сохранилось в ее памяти, так это страшный лик размалеванной Доминики, которая склонилась над ней, разрывая одежду. Таня была абсолютно обнаженной. Тело покрылось кровяной коростой, шрамами, укусами, царапинами. Голова гудела. Доминика избила ее. Ну что же, по крайней мере, Таня пыталась сопротивляться.

Она не знала, сколько часов находится в карцере.

В комнатушке не было ни единого окна, массивная железная дверь была заперта. Таня подползла к ней, пыталась стучать, но никто не откликался.

Она отчаянно мерзла, в карцер проникал ледяной декабрьский ветер. Таня сжалась в комок, пытаясь согреться. Раны болели, позвоночник причинял неимоверную боль, ей было трудно дышать, хрипело легкое.