Убийства в монастыре, или Таинственные хроники - Юлия Крен

— Брат Герин вас не примет, — глухо сказал он. — А колокола вы в следующий раз услышите не скоро. Да защитит Господь наши несчастные души. Папа проклял нас — Франция с этого дня оставлена на милость сатаны!

Вся Европа понимала, что означает интердикт: дразня таким образом Филиппа, который находился в дружбе с Гогенштауфенами, папа показал, что он считает Вельфа Оттона достойным царского трона.

Епископы Парижа, Сена, Суасона, Амьена и Арраса тотчас же преклонились перед папой, а епископы Оксера, Бовэ, Мо, Шартра и Орлеана сначала стремились избежать этого, однако в конце концов почувствовали себя более обязанными папскому престолу, нежели своему королю.

Больше не читали месс ни в самой маленькой деревенской церкви Шампани, ни в могущественном аббатстве Сен-Дени, воздвигнутом над останками мученика Дионисия.

Когда Филипп в мае женил своего сына — дофина Луи — на принцессе Бланш Кастильской, дочери Альфонса VII, это было частью непрочного соглашения о мире между Францией и Англией, королем которой был дядя Бланш. Свадебной компании предстояло покинуть Францию. Для Филиппа было позорным вступить на ангевинскую землю, чтобы стать свидетелем того, как священник примет супружескую клятву. Жених и невеста были не счастливее его и походили на детей во взрослой одежде.

В тот же самый момент Агнесса — по-прежнему супруга Филиппа, по-прежнему королева Франции — обратилась к папе Иннокентию, умоляла его спасти ее от стыда быть отверженной, как в свое время Изамбур, и напомнила о своих невинных детях — Филиппе-Гупереле и Мари. Разве дети, которых она, как порядочная супруга, подарила Филиппу, не так важны, как странная Изамбур? Разве государь Ангевинской державы Иоанн Безземельный не объявил свой первый брак недействительным и представители папства не стали вмешиваться в это дело?

Папа ответил ей лично: он вполне может объявить ее детей законными, а расторжение брака Изамбур и Филиппа было не более чем забавной комедией, на которую не имели права французские епископы. Его заверили в том, что Изамбур всегда вела себя как образцовая христианка, и он должен вступиться за ее права, чего бы это ни стоило, даже если на кон будет поставлено спасение души всех французов.

Бертран разбудил Софию среди ночи. Хотя в комнату сквозь щели в оконных ставнях проникал мягкий весенний воздух, на улице было еще темно.

Софии казалось, что ей снится кошмар. На этой неделе ночные демоны часто затягивали ее в царство жалобных голосов, среди которых явственно слышался голос Изамбур. Когда она наконец резко села и стала ощупывать пространство вокруг себя, она поняла, что Бертран оказался не тенью, как ей хотелось бы, а вполне реальным. Он пытался вытащить ее из теплой постели.

— Скорее! — кричал он в отчаянии. — Пожалуйста, скорее! Поторопитесь, вы должны мне помочь!

Она никогда не слышала, чтобы он так разговаривал, тем более после их ссоры в прошлом году. Теперь все его существо выражало крайнее нетерпение.

— Вы должны поехать со мной, чтобы предотвратить несчастье!

Находясь еще во власти сна, она решила, что его нетерпение связано с тайной, скрывающейся в комнатах на верхнем этаже. Любопытство сыграло свою роль — она собралась в мгновение ока. В коридоре стояла Изидора, ее глаз был, как всегда, перевязан черной лентой, но на этой раз на ней была светлая ночная рубаха, а не темное платье, которое она носила днем. В таком виде она не вызывала у Софии прежнего ужаса.

— Господин Бертран, — крикнула она, — господин Бертран, может, мне поехать с вами, чтобы...

— Да нет же, женщина, — ответил Бертран. — Я так долго надеялся на твои волшебные заклинания... а у тебя так и не получилось... да, если уж ты не смогла спасти жизнь Мелисанды, что уж теперь...

Он нетерпеливо прервался, оставив Софию в неведении, в то время как Изидора преданно кивнула, поджав губы.

— Не буди Теодора, пусть поспит! — выкрикнул Бертран сарацинке свой последний приказ, а затем потащил Софию вниз. Холодный ночной воздух прогнал сон, но вместе с тем пропало и любопытство, поскольку причина беспокойства ее супруга находилась, по-видимому, далеко, там, куда можно было добраться только в карете, а не в комнате на верхнем этаже. Они быстро ехали по пустым улицам. София чувствовала разочарование от того, что ей не удалось узнать тайну Бертрана, и злорадство потому, что Бертран, казалось, действительно нуждался в ее помощи, хотя до сих пор так и не объяснил причину своего волнения.

В последние месяцы он и по ночам сидел в комнате для алхимических опытов. Она не думала о том, где он спит, но все чаще стала ругаться с ним из-за того, что он запретил ей доступ в библиотеку. Походы к брату Герину отвлекали ее, но после оглашения интердикта ближайший советник короля больше не вызывал ее к себе.

«Почему, — думала София, — письма, которые я писала по его велению, не помогли? Папа и король Кнут еще больше настаивали на том, чтобы Филипп отверг свою третью жену Агнессу и со всей честью принял Изамбур... значит, я ему не нужна».

Она понимала его и даже прощала. Ей только иногда хотелось, чтобы все было по-другому, чтобы советник короля звал ее не только потому, что она была необходима для дел, но и потому, что ему было приятно обсуждать с ней свои проблемы.

— Куда мы едем? — спросила она. — Вы не можете разбудить меня среди ночи и не...

— Мне очень жаль, — тихо сказал он. — Вернее, я сожалею не о том, что разбудил, а о том, что, видимо, был не прав...

— Что это значит?

Его лицо скрылось в тени.

— Вы ведь можете исцелять людей, не так ли? — начал он. — Вы даже зашили голову магистру Жану-Альберту. Так что вы единственная, кто теперь...

Карета, которая до этого взлетала и кренилась, проезжая сквозь черную ночь, остановилась.

— Может, вы наконец скажете, где мы? — настаивала София. — Разве не запрещено покидать дом в столь поздний час? Я хочу сказать, король ведь издал закон, согласно которому запрещено ночью...

— Ха! — безрадостно рассмеялся Бертран и дал понять, как мало значит для него Филипп. — Лучше бы король позаботился о том, как снять с Франции это отвратительное проклятье.

Всем известно, что он не может постоянно противоречить папе. Почему бы ему наконец не взять обратно в жены Изамбур, вместо того чтобы повергать весь мир в такое несчастье? Это длится уже полгода!

София опустила глаза, почувствовав смущение, как бывало каждый раз, когда речь заходила об Изамбур.

— Наверное, она все-таки сделала что-то такое, чего он не может ей простить... — начала она неуклюже. — Но что мы тут делаем?

Бертран поспешно вышел из кареты.

— Прошу, моя жена, — он впервые обратился к ней таким образом. — Вы должны помочь моей сестре Аделине! В час страшной нужды она обратилась ко мне...