Записки научного работника - Аркадий Самуилович Дыкман

водяного пара с температурой около двухсот градусов, а другой оператор направлял на трубопровод, и струя пара не давала последнему замерзнуть. Работа была жуткая: через полчаса-час человек начинал леденеть. Я и несколько сотрудников лаборатории помогали аппаратчикам. Нас, конечно, никто не заставлял это делать, но было неудобно отсиживаться в тепле, когда другие мерзнут. Однако делали мы это, надо сказать, без особого энтузиазма. Руководство цеха и завода (не путать с руководством объединения) особенно никого и не понукало. Все знали, что с понедельника потеплеет и установку можно будет пустить спокойно: откровенно говоря, никто не понимал, во имя чего корячиться, — ну получит съезд подарок на три дня позднее, Земля же из-за этого не перестанет вертеться. Поэтому все работали без огонька, хотя честно делали все, что положено.

Наверное, часа в три в цех приехал Абрамов. Это был необычный визит, так как начальника цеха о его приездах, как правило, предупреждал диспетчер объединения, и обычно генерального директора встречали на улице. На сей раз он появился неожиданно, и в кабинете были только начальник цеха, его заместитель и несколько сотрудников нашего института.

Вартаныч — так его обычно звали за глаза сотрудники — ругать никого не стал: попросил чаю со знаменитыми сухарями, которые делали из хлеба, высушенного в печи для обработки катализатора, — они имели очень приятный кисловатый привкус. Отхлебнув глоток, — было видно, что Вартаныч замерз, — он спокойно сказал:

— Мужики, я много лет работал сначала в цехе, потом главным инженером завода. Поэтому сам обошел установку и понял, что сегодня вы ее, скорее всего, не пустите. Это действительно очень трудно, еще много чего нужно доделать. Но, главное, вы не понимаете, что это надо сделать не только ради меня или Белгородского, а ради всех нас. Поймите, когда на собрании цеха вы голосовали за то, чтобы сделать подарок съезду, пустив установку в феврале этого года, силой вас никто не принуждал. И если бы ты, Владимир Иванович, — обратился Абрамов к начальнику цеха, — до собрания или сразу после него пришел ко мне либо к Белгородскому и один на один сказал, что установку в намеченный срок не пустить, я бы тебя, конечно, обматерил, но, поверь, ни на рубль премию не уменьшил. Однако ты промолчал. За это я тебя не осуждаю. Кому охота приносить начальству плохие новости? Но поймите и вы меня. Наш завод по всем показателям, как правило, занимает первое место в области, изредка — второе. Это одна из причин, по которой мы получили возможность построить профилакторий и базу отдыха, нам дают большое количество путевок в дома отдыха и санатории, мы строим много жилья, имеем достаточное для коллектива количество яслей и детских садов. Не выполним взятое на себя обязательство по пуску установки — меня, несомненно, накажут, Белгородского тоже, руководству вашего завода мало не покажется, а все объединение лишится многих социальных благ. Поэтому я не приказываю — приказ подписал раньше, зачем повторяться? — я прошу: сделайте все, чтобы пустить установку до завтрашнего утра и чтобы я получил телеграмму об этом до утра воскресенья. Очень вас прошу, хотя понимаю, что это трудно. А мне надо в аэропорт, иначе на самолет в Москву опоздаю. Проводи меня немного, Владимир Иванович.

Слова Вартаныча произвели на нас впечатление. Я со своими сотрудниками, несколько ребят из ЦЗЛ и даже заместитель начальника цеха Валерий Андреевич пошли искать шланги, чтобы участвовать в разогреве установки. Около операторной я наткнулся на начальника цеха:

— Представляешь, Аркаша, иногда злишься на «генерала», — так в ту пору называли генеральных директоров объединений, — а ведь хороший мужик Вартаныч. Поскольку нам явно придется работать ночью на морозе, он позвонил в буфет и распорядился за счет талонов на спецпитание принести нам поесть, причем велел накормить повкуснее. Только спирту не давать, чтобы все не нажрались.

С позиции нашего времени, когда прилавки ломятся от разнообразной еды, трудно представить радость командированного, истерзанного ежедневным потреблением черного хлеба и консервов «Бычки в томате», при виде жареных цыплят, колбасы и огромных мисок с салатом из свежей капусты. Я думаю, что, если бы Абрамов не обратился к людям по-доброму, мы могли бы и не запустить установку в срок. Но, когда тебя просят, а не приказывают в хамском тоне, не сделать дело неудобно. Так что установка заработала в субботу, в четыре часа утра, и телеграмма в Москву ушла вовремя.

Поймите меня правильно, я не хочу сказать, что только благодаря Вартанычу установка была запущена в нужный срок. Ни в коем случае! В нашей промышленности существовали достаточно жесткие временные нормативные сроки для создания новых технологий. За два года научные работники должны были провести поисковую работу и выдать технико-экономическое обоснование о целесообразности внедрения предложенного ими решения. После этого три года давалось на создание технологии с выдачей регламента на проектирование. Затем проектная организация за один-два года должна была запроектировать промышленную установку, а потом завод строил ее еще два-три года. Таким образом, весь цикл — от идеи до внедрения — занимал восемь — десять лет.

Мы прошли весь путь за три года, и в этом большая заслуга разработчиков процесса — Баталина и автора этих строк. Главный инженер объединения Белгородский и главный инженер завода Тульчинский не стали отправлять сделанный нами регламент в проектную организацию, чья работа продлилась бы, видимо, не менее двух лет, а взяли ответственность на себя и выполнили проект силами специалистов завода за два-три месяца. После чего не закупали оборудование, на что ушло бы два года, а смонтировали установку из того, что было на предприятии. Поэтому то, что процесс был пущен в конце февраля 1981 года к XXVI съезду КПСС, а не к XXVII в 1986-м, — заслуга многих людей, но пару дней в морозном феврале восемьдесят первого, с моей точки зрения, помог выиграть именно Абрамов.

Главное назначение новой технологии — снижение расхода сырья при производстве изопренового каучука. По этой причине, в соответствии с существовавшими в то время в СССР порядками, поставки сырья были снижены. Но установка работала плохо, и мы никак не могли добиться ожидавшегося уменьшения расхода сырья. Поэтому фактические показатели эксплуатации производства были хуже плановых. В таких ситуациях для помощи в освоении процесса на завод отправлялась комиссия от одного из многочисленных контролирующих органов страны. В нашем случае это была Комиссия народного контроля. Чем могли помочь народные контролеры, ничего не понимавшие не то что в изопреновом процессе, но и вообще в химии? Их «помощь» состояла лишь в том, что они