В постели с незнакомцем - Мэри Уайн

Находиться в зале вместе с остальными во время еды было для нее мучительным, она старалась избегать встреч и появлялась там лишь тогда, когда большинство людей уже закончили свою трапезу. Взгляды горничных становились все более недобрыми, поскольку некому было пресечь их поведение. Это должна была бы сделать она, будучи хозяйкой. Однако у Анны не хватало духу диктовать им свою волю. Она была обманщицей. Возможно, они чувствовали в ее поведении какое-то несоответствие их представлениям о том, какой должна быть госпожа.

Считалось, что дворяне вознесены над другими божественной волей. В обществе были серьезные расхождения во мнениях по поводу того, куда относить незаконнорожденных детей лиц голубой крови в этой утвержденной свыше иерархии. Была ли она ниже даже самого опустившегося нищего или же выше служанок, которые метали в ее сторону столь ледяные взгляды?

Анна этого не знала, а потому ничего не предпринимала в течение всего этого времени, находя убежище в прядильне. В другие дни она бралась за иглу и переделывала одежду, которую ей прислала Мэри. В свое время эта одежда оказалась в ее спальне без какой-либо переделки. Тихая работа гармонировала с ее настроением. Однако часы, проведенные в одиночестве, порождали мысли о Бродике. Хотя Анна приказывала себе выбросить их из головы, это не мешало им появляться вновь и вновь, когда она бралась за иглу.

Одиночество окутывало ее темным покрывалом. Через две недели это стало даже удобным. Долгие часы она думала о своей семье. Бонни исполнится пятнадцать лет этим летом; вполне взрослая для того ужасного замужества, которым угрожала Филиппа. Анна содрогнулась. Бонни была лучом солнечного света, поэтому мысли о возможной печальной судьбе сестры вызывали у Анны тревожные предчувствия.

Очаг уже давно погас, и никто не приходил, чтобы его зажечь. Анна набросила накидку, чтобы согреться. Она никогда не разводила огонь ради собственного удовольствия в Уорикшире. Поскольку она обречена на возвращение туда, то ей не следует привыкать к комфорту, о котором ей затем придется забыть.

Ее гораздо больше беспокоило то, что станет делать Бродик, когда узнает, что она вовсе не наследница, за которой он приезжал в Уорикшир. Комок подступал к ее горлу. Слезы застилали глаза, она нервно переворачивалась в постели с боку на бок.

Он будет разъярен.

Все эти мгновения нежности, которые они испытали друг к другу, превратятся в пыль, когда он узнает правду. Анна с ужасом думала об этом моменте. И не было никакого способа его избежать. Не в пример Филиппе, Анна не могла согласиться с тем, что Бродик не заметит разницы между ней и Мэри. Вопрос заключался лишь в том, кто из них окажется в комнате, когда раскроется эта тайна.

Ее мучили приступы тошноты, мысли о еде становились неприятными. Прошли еще недели. В течение многих дней Анна не перемолвилась словом ни с одной душой. Было такое впечатление, что она дух, который перемещается по замку, являясь невидимым для его обитателей.

Утверждение Филиппы, что впоследствии ей предстоит работать в качестве служанки, помогало ей переносить свое положение, когда прислуга Стерлинга ее игнорировала. Анна находила утешение в повседневной работе. Быть занятой — это благо. По крайней мере, когда она стирала свое постельное белье и одежду, она могла думать, что судьба ее семьи не будет столь печальной.

Она вспоминала о матери. Как там она?

Эта мысль терзала Анну. Филиппа ненавидела Айви. Годы ненависти отравили душу Филиппы, она сделалась способной на подлость. Если Филиппа решилась заменить Мэри Анной, то вполне могла выгнать Айви Коппер. И могла сделать это сразу же после того, как Анна уехала с Бродиком. Таким образом от всех в Уорикшире Филиппа могла скрыть истину. Тем более что в Стерлинге Анна оставалась еще более отрезанной от общения с отцом.

Погода была неустойчивой. Весеннее солнце еще не было жарким, и хотя оно согревало Анне лицо, когда она таскала воду из реки для стирки, часто она чувствовала себя озябшей и дрожала от холода. В желудке было неспокойно, стоял какой-то комок, и она ограничивала еду кусочками хлеба. Но даже от этого крохотного кусочка ей делалось нехорошо.

Вставала она вместе с солнцем и ложилась, когда солнце садилось. Свечи в ее спальне давно не сгорали полностью. В этом просто не было необходимости. К чему тратить добро? Срабатывала привычка не баловать себя. Разве можно предугадать, где она окажется будущей весной и в каких условиях ей придется жить?

Бродик прогонит ее, когда узнает об обмане. Слезы навернулись на глаза Анны, и она досадливо их смахнула. Плакать глупо.

Тем не менее она не могла поставить заслон потоку сожалений, который захлестывал ее. Бродик был прекрасный человек, обращался с ней по-доброму, гораздо нежнее многих других мужей. Даже несмотря на то что прислуга была холодна с ней, в ее жизни в Стерлинге было немало приятного. Если бы это был ее дом, она бы приструнила прислугу. Но она чувствовала себя отверженной, она знала, что не является настоящей хозяйкой дома.

В лучшем случае она была любовницей господина, и даже это закончится, когда Бродик узнает о затее Филиппы.

Не зажигая огня, она часто спала в верхней одежде. Она забиралась под одеяло, и ей было вполне тепло. Вот если бы ее заледеневшее сердце могло так же согреться и оттаять.

Но на это не приходилось надеяться.

Дома

Бродику было наплевать на то, что Каллен подшучивает над ним. Он был счастлив, что они направляются домой.

Уже не первый месяц Они были в походе. Суровая правда заключается также в том, что это, видимо, и не последний месяц. Но сегодня они скачут в Стерлинг. И это заставляло его сердце учащенно биться и возвращаться в мыслях к своей очаровательной жене.

Он почувствовал, что Каллен в упор смотрит на него.

— И ни одного дразнящего замечания, брат? Ты уверен, что ты вполне здоров?

Его брат даже не улыбнулся. В этот момент он выглядел вполне серьезным и даже казался старше своих лет.

— Я перевариваю тот факт, что завидую тебе.

Друс придержал свою лошадь, оказавшись рядом с братьями.

— Я правильно расслышал? Малыш Каллен признается, что он видит смысл в женитьбе?

Каллен сердито посмотрел на кузена.

— Я всегда понимал значение приданого, но я недооценивал важности того, когда кто-то ждет моего возвращения. Именно этому я завидую. Можешь смеяться, если тебе хочется, но у тебя тоже нет никого, кто бы помолился за твою шкуру.

Друс нахмурился.

— Может быть, я готов признаться, что начинаю подумывать о выгодах такой штуки.

«Молилась ли она на самом деле обо мне?»

Раньше это делала только его мать. Бродик поймал себя на мысли, что его очень интересует этот вопрос. Поздно ночью, когда огонь в очаге уже погас, а ее кровать пуста…

Он думал о ней в походе каждую ночь, и спина ощущала камни чаще, чем во все предыдущие годы.