Игрушка альфы - Кира Полынь

— Тирс! — прорычал вдруг Герд, нюхавший в этот момент воду в тазу.

— Что?

— Кто-то добавил в твою воду для умывания сок тирса! Эта трава не опасна для волков, но вызывает серьезные ожоги у смертных!

— Вы правы, мой альфа, — деловито кивнул лекарь. — Ожоги серьезны. Могут остаться следы, если не добыть противоядие.

— Разве у тебя его нет? — грубо поинтересовался Герд, расхаживая по комнате.

— Нет, — покачал головой лекарь, — ведь, как вы и сказали, волкам эта трава не опасна, а смертные, живущие на землях Вольфторна, о ней наслышаны.

Герд присел рядом со мной, так что наши лица оказались на одном уровне, и тихо сказал:

— Я найду противоядие, Лина. Обязательно найду, а если не найду, для меня ты все равно останешься самой прекрасной и желанной на свете.

— Мой альфа, позвольте, я обработаю раны госпожи, — мягко велел лекарь, отстраняя альфу и легко промакивая язвы тряпицей, смоченной травяным раствором. Жжение сразу же пошло на убыль.

— Но кто мог это сделать? — рявкнул Герд, снова заметавшись по комнате. Настроение у него менялось быстрее погоды летом. — Кто?!

— Я встретила Ирму, когда шла сюда, — вспомнила я вдруг, — но не думаю, что…

— Кто это? — Герд замер, потом метнулся ко мне.

— Служанка твоей матери, — ответила шепотом.

Герд криво усмехнулся.

— Я мог бы догадаться и сам!

Он вдруг рванул к дверям. Судя по настрою Герда, Латисе, при всей своей неприязни к ней, я не завидовала.

— Герд! Не нужно! А если она здесь ни при чем? Она твоя мать, другой у тебя не будет! — только и успела крикнуть я ему вслед, вскакивая, чтобы броситься следом, но лекарь нажал на мои плечи своими крепкими ладонями, удерживая на месте.

— Госпожа, сидите спокойно, я должен обработать раны, — настойчиво повторил он.

Наложив на язвы целебную мазь, лекарь поклонился и ушел, а я только сейчас вспомнила о существовании Диорна. Все это время он стоял в дальнем углу комнаты, словно стараясь слиться со стеной. Я повернулась, нащупав его взглядом, и хрипло — голос плохо слушался меня — сказала:

— Вот мы и встретились.

— Я… рад видеть тебя, Селина, — потер нос указательным пальцем Диорн. — Хоть и при таких невеселых обстоятельствах.

Я жадно рассматривала Диорна, сравнивая свои старые чувства к нему с этими новыми ощущениями. И как раньше я могла считать его красивым? Да, он высок, но плечи узкие. Как и ладони. Изящные, будто у девушки. Ладони ювелира, но не воина. Губы тонкие, а светлые глаза смотрят куда угодно, кроме моего лица. Он так не похож на Герда, который в первую встречу напомнил мне лесного разбойника.

Зато одет Диорн согласно своему статусу: костюм из богатой ткани, а пуговицы на камзоле украшены настоящими сапфирами. Раньше Диорн казался мне воплощением красоты и изящества, сейчас же я поняла, что он всего лишь самовлюбленный щеголь. Не зря же изредка бросает взгляды в зеркало, будто оценивая, все ли у него в порядке с внешним видом. В нем не было целостности и внутренней силы, которую, казалось, излучал Герд.

— Как там… в Ильерре?

— Собственно, за этим я и приехал, — Диорн подошел чуть ближе, старательно отводя взгляд от моего лица. — Видишь ли… Твоя мачеха Корделия и ее дочь мертвы…

— Что? — Я вскочила на ноги, оказываясь перед Диорном и волей неволей вынуждая его посмотреть на меня. — Ты говоришь правду?

Диорн чуть поморщился и сделал шаг назад.

— Это не повод для шуток, Селина. Они возвращались с ярмарки поздней ночью и на них напали разбойники.

Я замолчала, опустив глаза. Вот как, выходит, распорядилась судьба. Не дав мне отомстить и вернуться в родные края.

— Я привез завещание, Селина, — вырвал меня из мыслей голос Диорна. Я подняла голову, чтобы увидеть, как он протягивает мне какие-то бумаги с моим именем на них. — Теперь ты богатая наследница.

— Так ты за этим приехал? Чтобы передать мне бумаги?

— Ну-у-у…. Вообще-то не совсем, — глядя поверх моей головы, сказал Диорн. — Я… я ехал, чтобы забрать тебя. Ты же знаешь, как я уважал твоего отца, Селина, но теперь… Ты же сама понимаешь, да?

— Нет, не понимаю, — покачала я головой. — Да посмотри же на меня! Это все та же я! — выкрикнула я, не в силах выносить это молчаливое презрение.

Диорн наконец опустил глаза, встретившись со мной взглядом, в котором брезгливость мешалась с жалостью.

— Прости меня, Селина, но я просто не смогу. Прости. Ты слышала слова лекаря. Он же сам сказал, что твое лицо испорчено. А мне нужна супруга под стать, я не могу вывести в общество девушку с…

— Убирайся, — задыхаясь от гнева и унижения, прошипела я, не давая ему договорить. — Убирайся! Вон отсюда! Прочь!

Схватив со стола маленькую вазу, я запустила ее вслед выскочившему из спальни Диорну. Ваза прыснула осколками, а я опустилась на колени прямо там, где стояла, позволив себе разрыдаться от волной накатившего отчаяния.

Бешенство было таким иссушающим, что я впервые потерял контроль, чувствуя, как голова звенит от ярости, и рассудительность тихонько скребется где-то в самом темном углу, не смея показаться наружу.

Мать. Мне хотелось сделать ей больно, отплатить за боль своей женщины и за все те слова, что она ей наговорила, ведомая только своими целями и стремлениями. Я верил, до последнего верил, что женщина, благодаря которой я появился на свет, не могла быть настолько бессердечной, но такая подлая и безжалостная выходка легко подвела черту под моим терпением.

Достаточно.

Я хочу, чтобы Лина была счастлива. Здесь. Со мной. Хочу, чтобы моя волчица родила мне детей, и не желаю ждать очередного удара, оставляя Латису в поле зрения своей семьи. Тяжелое решение, но оно стоило того, что принять его безотлагательно. Крепость Эвериков больше не дом для Латисы. Она уедет, немедленно.

Добравшись до покоев матери, с громким хлопком открыл дверь, врываясь в комнату, ведомый вставшей перед глазами пеленой. Осмотрел все беглым взглядом и глубоко вдохнул запах комнаты, на пределах своих возможностей расщепляя ароматы на полутона.

Тиииирс…

Стоявшая рядом с матерью угловатая служанка, чуя беду, втянула голову в плечи, опуская глаза и пряча руки за спину.

— Что привело тебя, сын мой? — как ни в чем не бывало, матушка помешивала чай в своей кружке маленькой золотой ложкой. — Надеюсь, ты пришел извиниться. Я прощаю тебя, родной мой. Иначе и быть не могло, я же твоя мать.

Она поднялась с кресла, разводя руки в стороны для объятий, а меня вновь повело от ярости. Быстро добрался до девчонки и, схватив за руку, отчего она вскрикнула, поднес шершавые пальцы к лицу. Так и есть, воняет тирсом. Глупая смело касалась пропахшего травой мешочка.