Таун Даун - Владимир Лорченков

* * *

Начало октября. Чайки высокомерно поглядывают на людей, оставшихся в Монреале, как на придурков. Сами собираются улетать, очевидно же. Совершенно открыто! Внаглую чистят перышки, копошатся, суют клювы в задницу, где у них там спрятаны сальные железы всякие, а потом смазываются жиром полностью. Как пловцы! Видел таких на берегу Сен-Лоран прошлой зимой. Похохатывая, сытые, веселые кваки снимали с себя куртки на меху, шубы, дорогие пальто. Рядом стояла камера, бегали люди с микрофоном. Profitez vous de la nature[89]. Кваки, облачившись в шерстяные свитера, натягивали на себя гидрокостюмы и с радостными криками прыгали в прорубь, специально для них заготовленную. Сверху, с набережной, на них глядел я и еще пятнадцать парней из моего отряда докеров. В те две недели мне повезло, устроился на работу в Старый порт. Двадцать пять долларов в час! Часов, правда, мало. Вызывали и ночью. В любом случае это богатство, огромные деньги свалились мне на голову! Как сейчас – дерьмо чаек на мою машину! Судя по количеству этого дерьма и частоте, с какой птицы его на машину извергают, я должен сказочно разбогатеть уже в ближайшее время. Но чайки обманывают! Они всегда врут… Лицемерных птиц нет в Монреале зимой. Они лишь обещают ветер, странствия, головокружительные высоты. В самый нужный момент они сливаются. Улетают куда-то зимовать. Как и франкоканадцы, заманившие нас в свой парадиз. Но те, группка молодежи, развлекались! Получали удовольствие от зимы! Сразу видно, что они редко ее на себе испытывают, часто летают в теплые края. Ныряли они в Сен-Лоране. Мы – большей частью иммигранты, но русским среди которых был только я, а остальные португальцы, венесуэльцы, аргентинцы… – какая-то мафия там у них была, как-то они там только друг друга устраивали, поэтому очень удивлялись залетному мне… – смотрели на них, как на инопланетян. Похолодало, очень, и мы все никак согреться не могли, хотя в тот день прибыли целых два сухогруза из Панамы. Казалось бы, носи да грейся. Мы и носили! Но мороз стоял такой лютый, что согреться даже от грузов не получалось. Разбились на две группы. Одна забегала в ангар, пока другая работала. Так и бегали. Туда-сюда. А радостные «кваки» в это время что-то там снимали подо льдом и водами реки Сен-Лоран. Иногда кто-то, кивнув небрежно в нашу сторону, что-то говорил другим. Снова раздавался звонкий хохот. Я так понял, они шумели вместо чаек. После, когда парни уже шли на стоянку к своим красивым авто, один поднял руку вверх и задорно крикнул – salut travailleurs![90] Я не выдержал, ответил. Подняв руку, крикнул – salut bourgeois![91] Это зря… Бригадир позже отозвал меня в сторону. Само собой, бригадир – «квак»… Тревожно глядя на меня – ни дать ни взять Чапай проводит профилактическую беседу с бойцами краснознаменного батальона имени Чапаева, конечно! – сказал, что заметил во мне некоторую злость. Агрессию… Это очень плохо, Владимир. Нужно поговорить об этом. Обсудить… В противном случае он будет вынужден написать письмо об этом в дирекцию порта. Мы оба знали, что бригадир блефует. Бояться имело смысл, только если бы меня взяли на работу, а меня, конечно, на нее не приняли. Я просто замещал кого-то, затыкал дыру. Само собой, никто этого не подтверждал, все врали. Просили работать старательнее, намекали на возможные перспективы и болтали про хорошие комментарии клиентов. Но, во-первых, наши клиенты жили в Панаме, а во-вторых, никто тебе просто так хорошего места не даст. Хоть ты разорвись на части. Все это я уже проходил – в самом начале – прилежание, старание, доказать свою необходимость компании… Какое-то еще дерьмо. Истина заключалась в следующем. Если место дерьмовое, стараться смысла нет, а если оно хорошо, тебя просто взяли на пару дней, пока чей-то друг на больничном отдыхает. Так и случилось! Спустя две недели Коста – португалец, я сразу Мейлера вспомнил, и оказалось, что у Косты есть родня на Кейп Коде, – вышел на свое место. А меня попросили. Но я уже битый был, не обиделся. И про болтовню о перспективах напоминать не стал. Просто взял свой рюкзак, куда прятал все, что мог украсть, – это тоже входило в правила игры… сумки не досматривали… – и убрался куда подальше. Как и велено! А Старый Порт остался. И Сен-Лоран. Все еще течет, хотя я вижу его все реже. Стараюсь не глядеть на реку, не подходить к ее берегам, уж больно стремительно течение. Захватит, унесет, оглянуться не успеешь, очухаешься на Крайнем Севере. Ногу будет глодать морж, по спине – прогуливаться засраные чайки, а в глубине под тобой – плюхаться в гидрокостюмах сытые, довольные кваки. Салют, буржуа! К тому же есть новости от Лаврилки. Она беременна. Вот так вот! Спустил всего разок в сучку, а она уже с приплодом. Ну и что прикажете делать? Я спросил Лаврил об этом, ненавязчиво так намекнул… но она непреклонна. Говорили мы по телефону. Он тренькнул, я вздрогнул, потому что это был другой номер, другая трубка. Вот уже третью неделю я спал у Малыша Дауна. То в сарае, где его родители садовый инвентарь хранили, то под кроватью его. Старик со старухой все время отдыхали в городе. Прием в Опере, бал в благотворительном собрании. Скучающие миллионеры. Так что Малыш Даун прятал меня. После похорон Сэма легавые тоже стали суетиться. Не думаю, что убийцы из спецслужб им что-то сказали, но сам факт появления в Даун-Тауне пылающего грузовика с тремя десятками тел на борту… После такого даже полиции Монреаля пришлось начать работать! Что-то делать, как-то задницу поднимать, отрывать ее от дивана, проклятую! По городу выставили больше патрулей. Граждане начали звонить по малейшему поводу. Заговорили о банде маньяков. Непонятном преступлении. Загадочном убийстве. Могу перечислять дебильные заголовки припадочных журналистов еще вечность. У них ведь на все сто тысяч штампов найдется! Но времени нет… Заботы одолевают… Итак, Лаврил беременна. Но как так? Почему так рано? Ничего странного, объясняет мне Аврил. Я взял трубку, потому что этот номер мне купил персонально Малыш Даун и о его существовании никто, кроме нас с ним не знал. Сам Малыш отлучился на процедуры в город… Вроде его там заставляют плавать с дельфинами, чтобы слегка расслабить. А я лежу в его детской кроватке да гляжу в потолок. Раз звонит кто-то, значит, номер дал Малыш Даун. Вот я и беру трубку. Лаврил говорит мне, что залетела. Объясняет, что проверяется в этом смысле каждую неделю. Жизнь «звезды» – очень яркая и удивительная. Кокаин, вечеринки, шампанское. Всего не упомнишь. Разумеется, она уверена. Само собой, она залетела от меня. Малыш Даун ее трахает редко, и предпочитает в… ну… в общем, я понял? Ну-ка, ну-ка, оживляюсь я. А поподробнее? Лаврил вздыхает. Мне лишь бы про трах поговорить, лишь бы трахнуться, я помешан на сексе, животное. Как меня жена вообще терпит-то? Поэтому и терпит, сладкая, парирую я. Ну да неважно, продолжает Лаврил. Религиозные убеждения не позволяют ей прервать беременность. Какие такие?! Я, конечно, ничего об этом не знал, потому что, как и всякое грубое, сексистское животное, интересовался только тем, как бы сунуть свой член – она признает, что это было ммм… довольно приятно… такой мммм большой… такой ммм толст… о чем это она, ах да… – в женщину. Конкретно в Лаврил Авин. А я-то думал, что это она ко мне прицепилась, чтобы ревность Малыша Дауна вызвать, парирую. И как всякое животное, шпарит Лаврил как по-писаному, я даже не поинтересовался глубоким внутренним миром Лаврил… Ее воззрениями на религию… жизнь… смерть… экзистенциальные мотивы ее творчества. Послушать сучку, так она Шестую симфонию написала! А ведь речь идет об обычной певичке, которая эксплуатирует образ школьницы в своих перезрелых клипах. Лживая дрянь! Так и говорю Лаврил, но та абсолютно спокойна. Наверное, лекарствами накачалась или, с психоаналитиком взявшись за ручку, со мной сейчас разговаривает. А скорее всего, и то и другое. Так вот, если бы я соизволил поговорить с Авин перед тем, как в ее раскрытые ноги член свой совать – хотя она признает, что да, это было… ммм… в некотором смысле приятно, – то узнал бы, что она придерживается в каком-то смысле необычных религиозных воззрений. А именно? Ну это учение гуру Джона Седрика Инханариту. В 70-х годах прошлого века, изучив опыт шаманов центрального нагорья Южной Америки и духовные практики инк… Тут слух можно отключить. Речь идет о старомодной смеси всякого индуистского дерьма с шарлатанством индейцев. Все, как и полагается, густо замешано на гашише, болтовне про равенство и братство, и, конечно, не обошлось без прав женщины. Еще бы! Когда я захочу сколотить секту, начну болтать о правах женщины в первую очередь. Баба ведь – самое благодарное поле. Из них самые ярые неофитки выходят. Ну и, конечно, заканчивает свой спич Лаврилка, все это означает, что они никогда не прерывают беременность. Стало быть, в ближайшее время она разродится ребеночком, бэбиком… Что я по этому поводу думаю. А что мне, ошарашенный отвечаю, думать? Это манда Лаврил, яичники Лаврил, ее, так сказать, потроха. Стало быть, ей и решать. Все как в ее песне. «Я сама решу, что мне делать с собой». Так, кажется? Или что-то в этом роде? Ну та песня, за которую ей Грэмми вручили. Или Нобелевскую премию по музыке? Вообще-то, жестко парирует Лаврил, я тоже имею некоторое отношение к происходящему в ее, как я выразился, яичниках. Хотя речь на самом деле, животное я сраное, идет о ее матке. Конечно, чего ждать от малообразованного иммигранта, которого впустили в Канаду исключительно из… Впрочем, она должна взять себя в руки и попросить у меня прощения за этот исключительно ксенофобский выпад. Вот до чего девчонку общение с малообразованными иммигрантами довело. Так или иначе, а я тоже причастен к случившемуся. Стало быть, решать этот вопрос нам нужно вместе. Но она ведь уже все решила, говорю я. С одной стороны, а с другой… О боже. Их этому на курсах ораторов здесь учат. С одной стороны… с другой… учитывая все мнения относительно данной проблемы… не стоит и забывать о таком не очень популярном, но все еще распространенном заблуждении, как… Прошу Аврил быть покороче. Выражаться яснее. В конце концов, у меня на хвосте все спецслужбы Канады. В смысле, всего одна, но мне и этого достаточно. Травоядные провинциалы обернулись хищниками. Слышала ли она, что случилось с Сэмом? И с грузчиком Димой-полицейским? Тот, бедолага, фигурировал в моих фальшивых отчетах Армии Освобождения Квебека как ценный специалист-подрывник. Подрывник! Бедный Дима задницу бы свою подорвать не сумел. В Полицейской Академии он только и делал, что стриптиз танцевал да проституток на такси развозил. Иногда насиловал их за это… Но чтобы взорвать что-то?! И вот Дима погиб. Якобы совершенно случайно. Будто бы перевозил одного алжирца, и у того плита оказалась не электрическая, а газовая. Я бы на месте Димы уже насторожился. Уже! В Монреале ведь нет газового отопления, здесь на электричестве готовят. Везде! Но Дима, самоуверенный глупый Дима, самоуверенный и глупый вдвойне – как полицейский и как молдавский полицейский – не обратил на зловещий признак никакого внимания. Он носил вещи, кряхтел, забалтывал хозяина, чтобы растянуть срок перевозки как можно дольше, еще пять долларов выручить… четыре… два… один… пуск! Прогрохотал взрыв, и от грузовика осталось несколько кусков покореженного металла. И Димина голова. Глаза ее были выпучены. Он словно говорил мирозданию – а где же мои чаевые… я же работал… потел… это все ради детей. Хозяин квартиры загадочным образом пропал. Вообще. Полиция решила, что это из-за взрыва, газовое что-то. Но я-то сразу понял! Диму грохнули, замочили, как самого последнего гребаного убийцу. Как собаку! Без суда и следствия! Решили, что он подрывник, и расправились с ним таким вот образом! Так что я бросаю труб… Лаврилка успокаивает меня. Говорит, что звонит тоже со специально купленного номера. Спрашивает, уверен ли я, ведь… Конечно! Ей-то бояться нечего! Она, Тюрдо, Докер, Делин эта… Да даже и Максим с Надеж и Каролин! Они местные! Им ничего не сделают! Максимум приговорят к году исправительных работ. Вступятся франкоязычные интеллектуалы. А нас, иммигрантов, передавят, как клопов. В конце концов, это выгодно! Какая спецслужба не мечтает разоблачить антигосударственный заговор… Да еще и к выборам! Просто подарок! Но ведь это и в самом деле мог оказаться случай. А Виталик-засранец, спрашиваю горько. Двое детей! Двое сирот. Как, в чем дело, сокрушается Лаврил. Да все просто! Виталик-засранец поехал на вызов… Довольно подозрительный, кстати. Но грузчикам ведь плевать, им лишь бы деньгами пахло. Приехал, говорят, в какой-то трехэтажный дом километрах в ста от Монреаля. Работы было на трое суток и пятерых. Виталик пожадничал, решил все сделать сам. Этого и следовало ожидать! Ведь именно он больше всех про вред крысятничества разглагольствовал… Соловьем разливался! Перед тем как начать работы, толстый иранец, представившийся хозяином, предложил Виталику хорошо покушать. Тот согласился. Ну и что? А то, что я Виталика в отчетах специалистом по ядам представил, совершенно уникальным, строго засекреченным. И, спрашивает Аврил, уже, впрочем, зная, что я скажу. Да, так и есть. Парня нашли синим. Нафаршированный буквально всеми возможными и невозможными – органическими и неорганическими – ядами! Там нашли и сопли королевской кобры, и язык шипастой гадюки, и слизь медузы оранжевощупальцевой, и немножечко праха из гробницы Тутанхамона. Все, чем можно отравиться на планете Земля, подложили Виталику-засранцу в его жирный бургер. Тот нашли в желудке даже не разжеванным. Еще бы! Всего один-то бургер! Да Виталик его проглотил, не жуя! Убийцы знали пищевые привычки жертвы. И еще одна деталь, от которой у меня кровь в жилах застыла, как будто в Квебеке этом проклятом уже стукнули январские морозы. На лбу покойника лежало яблоко, а в руках он держал бутылочку пива. Кто-то знал, все знал! Речь даже не о воображаемых биографиях, которые я своим грузчикам навыдумывал ради двадцатки… Кто-то знает и правду! Значит, есть стукачи среди своих! Теперь она, Лаврил, понимает, почему я не хочу с ней встречаться? Речь идет не о страхе, не о желании сложить с себя ответственность за беременность Авин… Я не знаю, кому верить! Кого убьют следующим? Ребята из Фронта Освобождения просили меня успокоиться, как и грузчики, да только я, в отличие от них, умен и знаю, что случайностей в жизни не бывает. Не случается случайностей! Убили, их всех убили! Лаврил, теряя терпение, говорит, что она всего лишь хотела бы поговорить об отцовстве. Деньги у нее и так есть, а в мужчинах она окончательно разочаровалась. Как это?! А вот так! Все мы – отвратительные, самовлюбленные, невыносимые олухи, которые не умеют ценить предложенного им дара. Малыш Даун – такой же! Уж сколько она его ни молила – в ногах ползала! – а он так и остался к ней равнодушен. Так что она выбрала свободу! Любовь с Личностью! Что это она имеет в виду… Да только то, тупица я несчастный, кричит торжествующе в трубку Джудит, что Лаврил теперь со мной. Вот это поворот! Ай да девчонки! Джудит, сучка, сорвала-таки куш. Слышу звуки борьбы. Лаврил возвращает себе телефон. Понятно, говорю, кто тебя сагитировал… Ничего личного у нее, Лаврил, ко мне нет, говорит Лаврилка виновато и чуть печально. Сразу слышно, член мой забыть не может! Если мне угодно знать, и трюк этот с беременностью – в смысле, это правда, но она специально предохраняться не стала – она провернула не по доброй воле. Кое-кто попросил. Да кто же, спрашиваю. Ах, какие вы, мужики, слепцы, вздыхает помудревшая Лаврилка. Ничего не понимаю. Брожу в волнении по комнатке Малыша Дауна. Километр туда, километр сюда. Листья стучат в окна, вываливаясь из крон деревьев Отремонта. Как рыбешки в стае кружат! Ну как же, милый, терпеливо объясняет Лаврил. Я ведь уже знаю, что Малыш Даун влюблен в твою жену. Вот он и попросил ее, Лаврилку, залететь от меня, чтобы, значит, жена меня бросила. Женщины очень нервно относятся к подобного рода происшествиям, говорит Аврил чуть виновато. Особенно если происшествия эти происшествуют с их мужьями… Так-так, говорю. Ну а если она не узна… Думаю, Малыш Даун все уже рассказал твоей жене, говорит Аврилка. Вздыхает. На заднем фоне – злорадный хохот Джудит. Мир вокруг меня слегка трясется… шатается… Все как-то навалилось сразу. Иначе, впрочем, и не бывает! Ладно, говорю, ладно. Ну так что же нам делать с ребе… Да ничего, говорит Лаврил. Она собирается вырастить его хорошим, ответственным, порядочным человеком, воспитанным, мудрым, физически и духовно развитым, короче, прямой противоположностью отцу, ядовито встревает в разговор Джудит. Это понятно, говорю. Так что, согласен я признать отцовство, спрашивает Лаврил. Теперь-то – какая уже разница, отвечаю. Насчет алиментов и фамилии мне беспокоиться нечего. Они с Джудит обо всем позаботятся. Они даже и имя уже выбрали, в честь лауреата Нобелевской премии мира. Ведь Лаврил не какая-то пустоголовая певичка и мохнатка на ножках, как мы, бессовестные мужики, думаем! Она гражданин, у нее есть гражданская позиция, взгляд на происходящее в мире. Она очень расстроена ситуацией с окружающей средой… в Африке еноты вымирают… США океаны загрязняют… да и все эти войны между Ираком и Северной Кореей – просто ужас какой-то! Ну ладно, ладно. Демагогию-то разводить не надо, чай, не «Грэмми» получаешь. Остается один момент. Ну а отчество, говорю. Его-то хотя бы можно оставить? Запросто, сладкий. Твоего сына будут звать Барак Владимирович Авин. Нравится?! Возразить нечего. Кладу трубку. Перед этим Джудит, сучка бессовестная, спрашивает меня, что там с выступлением Армии Освобождения и Независимости Франкоязычных Территорий Так Называемой Канады. Все готово? Личные трения, некоторая неприязнь не должны мешать нам выступить единым фронтом на защиту наших глобальных интересов. Все как намечено? 20 октября? Да, говорю, да… Звоню жене, отбросив осторожность. Та не берет трубку. Приходится выбираться из дома родителей Малыша Дауна самому. Маленький засранец все еще не вернулся. Как ни странно, я на него не сержусь. Любви покорны не только все возрасты, в ней еще и все приемы разрешены. Уличная драка она, вот что эта ваша любовь! Приходится ждать на углу Шербрука, пока мимо не покатит грузовик перевозочной компании, впрыгивать на ходу. Водитель – кажется, это Сергей-дальнобойщик – что-то у него там в очередной раз не срослось, снова кинули! и будут кидать, пока в компанию к американцам не устроится, иммигрант здесь для того и нужен – чтобы кинули! – угрюм… Здоровается кивком. Смерть Димы-полицейского и несчастного Виталика-засранца всех ошеломила. Задуматься заставила! На похороны собирали все грузчики. Смерть в Квебеке стоит около 50 тысяч долларов. Местных закапывают по страховке. Грузчик себе страховку на похороны купить не может, дорого. Лотерея, снова лотерея… Диму-полицейского отправили домой, в Молдавию. Жена обратно не уехала. Сказала, что теперь будет открывать для себя жизнь. Дима ведь бил ее! Ревновал! Теперь же, когда тиран ее жизни ушел, можно и прелестей свободы вкусить. Можно подумать, свобода – это торт, который со стриптизершей на праздник подают! Как Делин, вспоминаю я вечеринку в доме Лаврилки. Так что там Малыш Даун? Я даже слегка беспокоюсь из-за него. Несчастная безответная любовь. – это так грустно. Даже и подрочить не с кем. Ни малейших сомнений в жене у меня нет. Думаю, она недостаточно времени провела в Канаде, чтобы дать малышу с синдромом Дауна только за то, что тот малыш и у него есть синдром Дауна. Опять же, некоторые сексуальные пристрастия и привычки… Проблема Малыша Дауна сейчас в том, что он, как и все безответные влюбленные, может понаделать кучу глупостей и принести массу вреда самому себе. А я все-таки в некотором смысле крестный отец засранца. Своими руками его убивал! Интересно, думаю, где же он все-таки. Сергей прячет меня под парочкой одеял. Едва не задыхаюсь под ними! Едем по Декари, сворачиваем на Кот-Сент-Люк. Мне повезло сегодня, заказ – в русском районе. Ну как русском… СССР осколком вонзился в ребра Монреаля в районе Кот-Сент-Люк. Бах! И торчит теперь, кровь из-под него сочится – в виде пышных причесок советских женщин, застрявших в 70-х, анекдотов про Брежнева в местных русскоязычных газетенках. Скоро и гниение начнется! Сергей высаживает меня как раз возле магазина с русскими продуктами. Матушка-горчица, батюшка – ржаной хлебушко, сеструшечка-колбасочка, братишечка-самогончик. Ух ля, тополя. И все это – под вывеской, на которой пляшущего гопак казака изображает утомленный занятиями в балетной школе семит-гомосексуалист. Проскальзываю внутрь. Покупаю, ради маскировки, несколько пакетов семечек. Роняя их по пути… оставляю ложный след!.. забрасываю пакеты в мусорные баки на углу. Лицо я гладко выбрил в доме Малыша Дауна, а на голову напялил парик его мамаши. Что-то вонючее – кажется, духи – и невыносимо щекотное. Перед домом явно вижу двух подозрительных типов. Плащи топорщатся. Кажется, автоматы у них под плащами. Крадусь по стоянке, прячусь за автомобилями. Открываю свой, проверяю, все ли в порядке… Так и есть. Все, как я просил, – в багажнике. Сэм, старый добрый Сэм, перед смертью исполнил мою просьбу. Кажется, то был единственный человек, которому от меня ничего не нужно… Преданный друг! Закрываю тихонечко багажник, ползу под автомобилями под балкон квартиры. Стоянка вся в камнях… трещинах. Ничего, это общий уровень дорог Квебека! Много воровства. Итальянцы! Мафия… Между прочим, они-то мне и нужны… С Марио мы о встрече уже договорились, он ждет. Подвоха я с его стороны не боюсь, потому что иметь дело с бандитами куда проще, чем с иммигрантами или властями. Первые тебя обманут и предадут, потому что им «тяжело жить», а на самом деле потому, что они подонки. Вторые – под сурдинку болтовни об интеграции, стабилизации, социализации, – потому что им «тяжело жить», а на самом деле из-за того, что они подонки. Трудно встретить хорошего человека! Я его даже и в зеркале не вижу… На балкон я подтягиваюсь, хорошо, второй этаж всего. Быстро переваливаюсь через перила, вползаю в квартиру. Дети рады! Папа, как всегда, не подвел, оправдал надежды. Появился самым неожиданным образом. Дочь от радости визжит даже! Приходится по заднице шлепнуть, чтобы к ноткам торжества примешались оттенки горечи и обиды. Лежа на полу – чтобы в окнах не увидели – объясняю Ирине ситуацию. Бедняжке уже все равно! Лишь бы отсюда, лишь бы домой. Но как же я? Уже 20-го поеду за вами, говорю. Итак… Через несколько часов я, свернувшись в калачик в сумке на колесиках – весь Монреаль с такими по супермаркетам шарится… туда складывают жратву те, кто еще не может позволить себе купить машину, или те, кто уже разорился, – вздрагиваю, когда колесо в трещину на асфальте попадает. Докера-взяточника про себя матерю. Жена выволакивает меня на улицу, скидывает в багажник. Звуки, хлопки, темнота. Мотор… едем куда-то… я чувствую, что успокаиваюсь. Дремота нападает на меня. Какая разница, когда и как. Конец неизбежен. Красивая дама в белом платье и с холодными руками обнимет меня, и я забуду все. Себя забуду. Нет, она не будет выглядеть, как моя жена… Моя жена – горяча. Она – сама жизнь. Ее руки – Солнце. Смерть же прикоснется ко мне своими руками, как вершиной самых заброшенных гор. На кончиках пальцев Ее Величества Смерти – заброшенные деревни, замерзшие насмерть альпинисты, лежащие вдоль проторенной тропы, остатки пищи и одеял, чья-то нога и труп, навсегда замерший под коростой льда. А у моей жены на кончиках пальцев – дым угольков, покрытых тончайшим слоем пепла, но ярко светящихся из-за адского жара. Моя жена – нутро вулкана. Я часто бросаю в нее нож, чтобы достать тот обугленным и воткнутым в булыжник самой причудливой формы. Взрыв! Пепел! Не один город похоронила моя жена. Так что я даже слегка опасаюсь, когда багажник открывается и меня рывком вынимают на свет божий, расстегивают сумку. Это уже другая машина. Где-то в городе Ирина припарковалась во дворе триплекса. Там уже ждал Сергей с грузовиком – помог поменять машину. Теперь вот мы неподалеку от порта. Вытащил меня из машины Марио. Веселый итальянец-взяточник – бравый мафиози лет сорока пяти – семидесяти… Из-за хорошего питания, спортивного зала и искусственного загара после сорока пяти все итальянские мафиози Монреаля выглядят одинаково и без возраста. Он помог мне пару дней назад отправить из города Каролин. Дурочка все никак не хотела верить в опасность, угрозу! А та подступала! Ежу понятно, что мы – просто обосравшиеся дети… фрики… Шайка идиотов из одноименного фильма Ларса Фон Триера. По сравнению с теми волками из «Интенджилент Сервис…» – особенно! О, они – настоящие людоеды. Психопаты, которым даже наш маньяк Сэм – просто на ладонь положи и другой прихлопни. Вся их жизнь, вся работа их заключалась в том, чтобы безнаказанно убивать при полном попустительстве полиции. Кого угодно! Фальшивые заговоры, ненастоящие террористы, и все это – без малейшей отчетности перед судами… парламентами. Маньякам – место в спецслужбах! Сэм просто не туда пошел. Не хватило ему терпения помучиться еще четыре года… Дотерпеть до получения паспорта и уже как гражданину идти в армию, в службу разведки. Там бы он мог насиловать и убивать безо всякой угрозы наказания. Больше того! Ему бы орден за это дали! На пенсию почетную после отправили. Достаточно написать в бумажке… отчетике, филькиной грамоте – что девка, которую Сэм поимел и задушил, представляла угрозу интересам национальной безопасности Канады. Какую именно? Согласно параграфу нового закона Закон-51 номер 76ба, сотрудник службы разведки Сэм Такой-то не обязан ни перед кем отчитываться, какую именно угрозу представляла интересам национальной безопасности та сучка, что была им задушена в ванной в квартирке дюплекса со скрипучими полами в Кот-де-Неж. Конспиративной квартирке. Снятой на деньги налогоплательщиков, чтобы, значит, там трахать и душить врагов государства. В конце концов, это совсем не то, что просто убить человека. Тут – польза! Вот какое блестящее будущее светило нашему Сэму. А он разменял это на преступления на сексуальной почве. Какой великий человек пропал! За ним и многие другие стали пропадать. Диму-полицейского взорвали, Виталика-засранца страшно отравили, а двое парней – психопат-гагауз Жорик и сумасшедший Валик, читающий рэп в грузовиках, – просто пропали без вести. Канули в небытие! Семьи ищут, жены безутешны… Особенно Валентинова. Ей было что терять! Помню, он рассказывал мне историю их знакомства с Еленой. Так ее звали. Валик был социальным паразитом, жил в квартире родителей до своих тридцати лет, ничем не занимался. В Кишиневе это возможно… Познакомился с Леной, началась большая любовь. Она взяла парня к себе в дом, привела к родителям. Те оказались евреями. Настоящими! Не фальшивым, с купленной ради перспективы иммиграции в Израиль справкой, как половина Молдавии. Папаша носил пейсы! Мамаша приготовила фаршированную рыбу! Валику было насрать! Лишь бы кормили, лишь бы на работу не гнали… К тому же мамаша невесты работала главным врачом больницы. Слала деньги молодым даже в Канаду! Вот так… И вот во время знакомства родители Елены узнают, что Валентин вовсе не еврей. И он даже и не обрезан! От этой ужасной новости сердце родителей разлетается, как упавшее на кафельный пол блюдце. Трах!!! Но помилуйте… как же… что же это вы… растерянно бормочет, хмыкая, папаша. Они сидят на кухне… Сто квадратных метров, дорогая техника, все в позолоте. Валик уже зовет несчастных стариков папой и мамой и совершенно не хочет уходить. Он встает, выпивает залпом стакан водки за любовь, после чего расстегивается и кладет болт на стол. Хватает нож. Невеста хватается за сердце. Мать невесты хватается за сердце. Отец невесты хватается за пейсы. Валентин, хакнув, со всей силы рубит по крайней плоти. Слава богу, рука не дрогнула! Молодецки дернув второй стакан водки, Валентин поливает спиртным из бутылки свой окровавленный конец, демонстрируя счастливой невесте, что ничего важного и существенного для будущей семейной жизни не пострадало. И он – обрезан! Семья танцует от счастья, папа снимает лапсердак, мама бежит к плите за очередной порцией фаршированной щуки, а Лена тянет своего Валю в спальню, потому что слышала, что после обрезания конец становится… чуть грубее, что ли… и мужчина кончает значительно позже. Нужно убедиться! В итоге ошеломленный Валик трахает Лену, левой рукой черпая из цимеса, который протягивает благодарная мама невесты, и чокаясь правой рукой стаканом водки с отцом невесты. Выпьем за любовь! Обо всем этом безутешная жена – хотя я-то понимаю, что это уже вдова практически… Валик и Жора фигурировали в моих докладных жестокими наемными убийцами… бойцами… специалистами по рукопашному бою и уличным дракам, – рассказывает грузчикам. Те утешают ее. Похлопывают по спине, ягодицам, ляжкам. Само собой, речь уже идет о групповом изнасиловании. Баба без мужика, без защиты и поддержки… – беззащитная добыча! Все утешают ее на словах, а на самом деле только и думают, как бы ее поиметь. Сорвать плод! Единственный, кто не утешал Лену, был я. Она права в своих мрачных подозрениях, знал я, поэтому совать в Елену для меня – чем-то сродни той дрочке в череп Ливингстона, о которой умирающий Сэм рассказал своему палачу. В облике Лены на меня дышала смерть, объяснил я Марио, с которым мы выпили по чашечке кофе перед тем, как отправить из города Каролин. Бедняжка ехала на Крайний Север, к эскимосам, по документам чужим. Там прекрасно можно затеряться, на Севере. Да и индейцы все для белых на одно лицо. В резервации полиция и не суется. Так что у Каролин были шансы выжить, и я от всей души желал ей этого. Уж по крайней мере свел ее с Марио. Теперь следовало позаботиться о семье. Не было никакого смысла соваться в аэропорт или пытаться покинуть страну через легальные пункты. Там бы, на границе, нас и прикончили. Отвели в туалет, и пиши пропало. Заболтаешься, как корреспондент BBC в аэропорту Стамбула. Я, когда об этом прочитал, прямо ожог почувствовал. Будто по лицу хлестнули! Наверняка англичанка эта тоже чего-то выдумала… наврала… И события обернулись самым неожиданным для нее образом. Это у нас общее, профессиональное, наверное. У всех журналистов… Марио встает, мы идем к пристани. Лодка – рубка, двигатель, топливо, – готово все. Мы положили в лодку и специальный спасательный плот. Он похож на гигантскую бочку, когда раздувается. Внутри такого можно пережить какой угодно шторм. Радиомаяк. Свистки. Жилеты. Сухие пайки. Выпариватель пресной воды… На всем этом моя семья поплывет обратно, на родину. Из Сен-Лорана их выведет баркас, после придется плыть самим. Итальянцы дают карты, проложенный маршрут краснеет ниткой, которой от сглаза в деревнях молдавским детям руки повязывают. Я не обнимаю детей, просто прикасаюсь к их щекам, осторожно, как будто они, дети, из песка. Так и есть. Сильный порыв ветра пошатывает тополя, выстроившиеся вдоль набережной проститься. Те, склонившись, сыплют листья в воду, возвращают золотой песок водам Земли. Сен-Лоран оборачивается золотом. Как и все, к чему я касаюсь, как и все… Жена перед тем, как сойти на борт, спрашивает меня, не хочу ли я сказать чего-то? Да, понимаешь, кашлянув, говорю я, вся эта история с Лаврил Ави… Нет, говорит она, и повторяет – не хочу ли я чего-то сказать действительно важного. Конечно, говорю я. Ключи от гаража и банковской ячейки – под «Человеком-дельфином» Майоля на третьей книжной полке сверху. Молча гляжу, как лодчонка с ними уплывает вслед за баркасом по реке прочь. Теряю след. Когда река обретает свой цвет и даже пятнышка лодки на ней не видно, я понимаю, что видит покойник, над которым заколачивают крышку гроба. Неизменный пейзаж. Ну что же. Осталось умереть по-настоящему.