Ханская дочь. Любовь в неволе - Ине Лоренс

Сирин недоверчиво переспросила:

— А кто такие эти Молва и Илья Муро-чего-то-там?

Сергей ухмыльнулся:

— «Молва» — это другое название слухов, то, что рассказывают повсюду, пока не узнает последний мужик. А Илья Муромец — великий герой, родом из Мурома, защитник Киевской Руси и всего русского народа.

— Если он великий герой, я бы о нем слышал, — пожала плечами Сирин и кивнула в сторону двери: — Что там с едой? Я умираю с голоду!

— Не только ты, сынок. У меня в животе кишка кишке бьет по башке — будто я вечность ничего в рот не брал, да не помешал бы и стаканчик беленькой. — Ваня открыл дверь, принюхался и уверенно направился вниз.

Сергей, улыбаясь, последовал за ним, Остап тоже поторопился. Сирин все еще не двигалась с места, в задумчивости уставившись в пустоту перед собой. Она немного трусила: ей стало ясно, что отныне русские будут обращать на нее куда более пристальное внимание, а значит, придется постоянно быть начеку. Но в животе уже урчало от голода. Ей пришлось взять себя в руки и последовать за Сергеем.

— А где мы? — спросил Остап.

— Во дворце князя Апраксина. Он хоть достроен полностью, а все не то, что дворец Меншикова. — Ваня стал рассказывать, какие хоромы воздвиг себе бывший торговец пирожками, а теперь ближайший соратник Петра. — И денег у него на это ушла уйма! Ну так он самый богатый человек в России — исключая царя, конечно!

Мальчик глянул на него с удивлением:

— Но почему тогда царь живет в таком маленьком домике, а его визири строят себе дворцы?

— Вот тем же вопросом мучается сейчас вся Россия, а ответ на него может дать только царь.

Ваня был рад, что они наконец дошли до столовой. Остап, казалось, готов был задавать вопросы бесконечно, а у вахмистра уже живот подводило от голода.

Князь Апраксин к обеду не вышел, но его повар не посрамил чести своего господина. Большинство блюд Сирин были незнакомы, хотя на всем пути до Москвы, длиной больше тысячи верст, она отведала больше разносолов, чем могла себе представить. Один только запах заставил ее сглотнуть слюну. Но брать в рот свинину она не желала, а потому приказала слуге рассказать ей подробно, из чего были приготовлены блюда.

Сначала подали густой суп из рябчиков, запеченную в тесте оленину и сырные лепешки. Сирин начала гадать, хватит ли этого на всех — все же двое взрослых мужчин ели гораздо больше нее, — но тут внесли жареного лосося, миску с какими-то похожими на камни предметами, называвшимися «устрицы», и тарелку с икрой. Сирин заметила, что и ее спутники смотрят на устрицы с подозрением. Не желая демонстрировать слугам свою неосведомленность, Тарлов взял одну из них и раскрыл ножом. Внутри находилась мягкая трясущаяся масса, которую он осторожно положил в рот и разжевал — сначала с недоверием, затем с явным удовольствием.

Сирин догадалась, что устрицы — это всего лишь большие ракушки, немного похожие на речные, которые Сирин с другими девочками когда-то собирала на мелководье в ближайших речушках. Она тоже попробовала одну устрицу и, вопреки ожиданию, нашла ее неплохой на вкус. Лосось был просто великолепен, а икра таяла во рту. Сирин наелась досыта вовремя — при следующей смене блюд принесли свиные котлеты.

Ваня, казалось Сирин, проглотил уже столько, что вот-вот должен был лопнуть. И все же он съел еще три котлеты, запивая каждую рюмкой водки. Только после этого он шумно откинулся на стуле и удовлетворенно сообщил:

— Нет, что ни говорите, а жизнь — неплохая штука.

— Ничего, скоро придется снова привыкать к армейскому пайку, — усмехнулся Тарлов.

Но даже это не испортило Ване Добровичу настроение:

— Теперь-то не страшно — этот славный обед я надолго запомню! Впрочем, вчера вечером все было не хуже, особенно водка.

Сирин тем временем с любопытством оглядывала залу. За длинным столом посредине могло усесться больше сотни человек, по стенам висели картины, хоть и не так много, как во дворце Меншикова, а вместо изображений голых людей в углу помещались иконы, тускло отсвечивавшие золотом, хрустальные люстры также не отличались роскошью, а статуи были достаточно пристойны. Сирин здесь нравилось, убранство не бросалось в глаза, и на минуту она замечталась, каково было бы поселиться в таком дворце. Но тут же прогнала эти мысли: она дитя степей и только в юрте может чувствовать себя хорошо.

— А что мы будем делать сегодня вечером? — спросил Остап, которому очень хотелось осмотреть этот странный город. В Москве заложникам не разрешалось покидать пределов Кремля, Санкт-Петербург же, с его островами и каналами, был полон воздуха и свободы.

Ваня похлопал себя по плотно набитому животу:

— Ну я бы сейчас поспал немножко, если никто не возражает.

— Что до меня — никаких возражений, — отозвался Сергей, раздумывая, не пригласить ли ему Бахадура и Остапа прогуляться с ним по городу. Но еще прежде, чем он успел решить, дверь отворилась, и вошел молодой офицер. Тарлову он был незнаком, но, судя по форме, это был моряк. Он остановился перед Сергеем и лихо отсалютовал:

— Лейтенант Прибоев в вашем распоряжении, капитан! Его величество желают видеть вас и сибирских гостей в самое ближайшее время.

— Что ж, не будем заставлять царя ждать. — Со вздохом Ваня попрощался с мечтой о послеобеденном сне и встал. Сергей кивнул и велел вахмистру привести остальных пленников.

Прибоев вновь отдал честь:

— Если позволите, в этом нет необходимости, капитан Кирилин уже доставил их к царю.

— Этот Кирилин чертовски много берет на себя, — пробурчал Ваня.

Та же мысль пришла и Сергею. В Сибири все считали Кирилина только забиякой и хвастуном, на которого не стоит обращать внимания, но с тех пор, как капитан оказался в личной гвардии царевича, он непереносимо начал задирать нос. Однако тут Тарлов ничего не мог поделать, а потому только пожал плечами и приказал Бахадуру и Остапу следовать за ним:

— И побыстрее! Царь не любит ждать.

Сирин расправила одежду, чтобы прорехи и пятна не слишком бросались в глаза, и положила руку на эфес сабли:

— Капитан Тарлов, я готов.

— Называй меня Сергеем, Бахадур, все же мы теперь боевые товарищи.

Слова его напомнили Сирин, что вчера Тарлов спас ей жизнь, и она сжала губы: теперь до конца дней своих она останется у него в долгу.

Петр Алексеевич ожидал их у переправы, где они несколько дней назад оставили лошадей.

Сирин увидела простую, но вместительную карету царя, маленький дамский экипаж и несколько повозок с вещами. Петр, высунувшись из кареты по пояс, что-то торопливо говорил Апраксину. Когда Сирин подошла ближе, царь как раз распрощался с губернатором и рассеянным движением стер пот со лба:

— Обстоятельства вынуждают меня покинуть Санкт-Петербург раньше, чем я рассчитывал. Но прежде я хочу отдать несколько приказов. Где остальные заложники?