Пиранези - Сюзанна Кларк

– Извини, – сказала Рафаэль. – Я не хотела принижать твой мир.

Наступило молчание.

– А каков он, Иной Мир? – спросил я.

Рафаэль задумалась, как ответить на мой вопрос.

– Там больше людей, – сказала она наконец.

– Намного больше?

– Да.

– Больше семидесяти? – Я нарочно выбрал огромное, невероятное число.

– Да, – ответила она. И улыбнулась.

– Чему ты улыбаешься? – спросил я.

– Тому, как ты поднял брови. Скептически, чуть заносчиво. Знаешь, на кого ты при этом становишься похож?

– Нет. На кого?

– На Мэтью Роуза Соренсена. На те его фотографии, которые я видела.

– Откуда ты знаешь, что там больше семидесяти человек? – спросил я. – Ты сама их считала?

– Нет, но я совершенно уверена. Это не всегда приятный мир. Там много печального. – Рафаэль помолчала и повторила: – Много печального. Не как здесь. – Она вздохнула. – Пойми, пожалуйста. Вернешься ты со мной или нет, решать тебе. Кеттерли заманил тебя хитростью и удерживал обманом. Я не хочу тебя обманывать. Ты пойдешь со мной, только если сам захочешь.

– А если я останусь, ты будешь меня навещать? – спросил я.

– Конечно, – ответила она.

Запись от Двадцать девятого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Сколько я себя помню, мне всегда хотелось показать кому-нибудь Дом. Я воображал Шестнадцатое Лицо рядом со мной, воображал, как говорю ему что-нибудь вроде:

Сейчас мы входим в Первый северный Зал. Посмотри на множество прекрасных Статуй. Справа ты видишь Статую Старика, держащего Модель Корабля, а слева – Статую Крылатой Лошади и ее Жеребенка.

Я воображал, как мы вместе посещаем Затопленные Залы:

Сейчас мы спустимся через Пролом в Полу, пролезем вниз по Обломкам Кладки и окажемся в Зале. Ставь ногу туда же, куда ставлю я, и не упадешь. На исполинских Статуях, составляющих отличительную черту этого Зала, удобно сидеть. Посмотри на темные недвижные Воды. Мы можем набрать кувшинок и преподнести их Мертвым…

Сегодня мои мечты сбылись. Шестнадцатое Лицо и я вместе гуляли по Дому, и я многое ей показал.

Сегодня она пришла в Первый Вестибюль рано утром.

– Можно тебя кое о чем попросить? – сказала она.

– Конечно, – ответил я. – О чем угодно.

– Покажи мне лабиринт.

– С радостью. Что ты хочешь увидеть?

– Не знаю, – сказала она. – Что ты захочешь мне показать. Самое красивое.

Конечно, на самом деле я хотел показать ей всё, но это невозможно. Первым делом я подумал про Затопленные Залы, но вспомнил, что Рафаэль не любит карабкаться, и остановился на Коралловых Залах – длинной Анфиладе, идущей на юго-запад от Тридцать восьмого южного Зала.

Мы прошли через Южные Залы. Лицо у Рафаэль было спокойное и счастливое. (Я тоже был счастлив.) На каждом шагу она оглядывалась с восторгом и восхищением.

Она сказала:

– Какое удивительное место! Совершенное. Я немножко его посмотрела, пока тебя искала, но мне приходилось останавливаться в дверях и делать пометки, как вернуться в помещение с минотаврами. Это отнимало кучу времени, и, конечно, я не отваживалась заходить далеко, чтобы не заблудиться.

– Ты бы не заблудилась. Твои указания были идеально точны.

– Сколько времени у тебя на это ушло? На то, чтобы запомнить лабиринт?

Я хотел громко и хвастливо объявить, что знал его всегда, что я и Дом нераздельны. Но, не успев открыть рот, я понял, что это неправда. Я помнил, что помечал мелом Дверные Косяки в точности как Рафаэль. И помнил, что боялся заблудиться.

Я помотал головой:

– Не знаю. Не помню.

– А ничего, если я пофотографирую? – Рафаэль показала блестящее устройство. – Или это… Это не будет неуважением?

– Конечно, ты можешь фотографировать, – ответил я. – Я иногда фотографировал для Дру… для доктора Кеттерли.

Но мне понравилось, что она спросила разрешения. Вопрос показывал, что она, как и я, испытывает почтение к Дому. (Доктор Кеттерли так и не научился уважать Дом. Отчего-то он был не способен к такому чувству.)

Из Десятого южного Зала я завернул в Четырнадцатый юго-западный и показал Рафаэль Обитателей Ниши. Там (как я уже говорил) их десять, и еще скелет обезьянки.

Рафаэль печально на них посмотрела и ласково положила руку на кость – большую берцовую одного из мужчин, – утешая и успокаивая. Не бойся. Все будет хорошо. Я здесь.

– Бедные. Мы не знаем, кто они, – сказала она.

– Они – Обитатели Ниши, – ответил я.

– Кого-то из них, вероятно, убил Арн-Сейлс. Может быть, всех.

Слова были страшные. Я не успел еще решить, что за чувство они во мне вызвали, как Рафаэль повернулась ко мне и с жаром проговорила:

– Извини. Извини, я очень виновата.

Я изумился, даже немного встревожился. Никто не был ко мне добрее Рафаэль; никто не сделал для меня больше. Неправильно, что она просит у меня прощенья. Я поднял руки, отгораживаясь от ее слов.

Но Рафаэль продолжала с тоскливой злостью:

– Он никогда не ответит за то, что с тобой сделал. За то, что сделал с ними. Я снова и снова прокручивала в голове и поняла, что ничего не выйдет. Ему нечего предъявить. Если не объяснять то, во что буквально никто не поверит. – Она глубоко вздохнула. – Я сказала, что это совершенный мир. Но я ошиблась. Здесь есть преступления, как и повсюду.

На меня накатили грусть и беспомощность. Я хотел сказать, что Арн-Сейлс не убивал Обитателей Ниши (хотя не мог подтвердить своих слов, и, скорее всего, по меньшей мере одного он правда убил). Но главным образом мне хотелось, чтобы Рафаэль отошла от Мертвых. Тогда я не думал бы, как она, что это убитые, а думал бы, как прежде, что они добрые, благородные и у них все хорошо.

Мы пошли дальше, то и дело останавливаясь полюбоваться особо выдающейся Статуей. На сердце у нас вновь стало легко, а дойдя до Коралловых Залов, мы утешились зрелищем тамошних чудес.

Хотя Коралловые Залы сейчас сухие, в прошлом они, видимо, были долгое время заполнены Морской Водой. Кораллы преобразили Статуи неожиданным и странным образом. Например, здесь есть Женщина, увенчанная кораллами, ее Руки превратились то ли в звезды, то ли в цветы. Есть Фигуры с коралловыми рогами, или распятые на кораллах, или пронзенные коралловыми стрелами. Есть Лев в коралловой клетке и Мужчина, держащий Шкатулочку, – его левая сторона так обросла кораллами, что как будто объята красно-розовым пламенем, а правая – нет.