Москва силиконовая - Маша Царева

– Эдик говорит, что я звезда, – с горящими глазами воскликнула она. – У него чутье на успех, он уверен на сто процентов! Даш, ты ведь теперь позвонишь маме, скажешь, что ты не против, да?

– Я, конечно, позвоню, – вздохнула я. – Но не хочу, чтобы ты раньше времени обольщалась. Твой Эдик, кстати, считаю непедагогичным называть учителя Эдиком, конечно, хороший мужик, но он ничего не смыслит в шоу-бизнесе. И у него нет денег.

– А он говорит – главное верить. Только со мной надо еще работать, брать уроки вокала. Еще он хочет посмотреть на мой естественный цвет волос и просит вынуть шпажку из пупка.

– Так вот почему он рассматривал твой живот! – рассмеялась я. – Эмма рассказывала.

– Эта старая грымза и тут успела, – скривилась Челси. – Да она меня просто ненавидит! Они все меня ненавидят, потому что я свободная и смелая, а они…

– Ладно, попробуй, все равно тебя не остановить… И твой учитель прав, у нас совсем другая система образования, если ты собираешься доучиваться в Америке, нет смысла пахать здесь в полную силу.

…Так прошло несколько часов. Мы остались в ресторане одни, и позевывающий метрдотель смотрел на нас укоризненно. А потом мы вышли на улицу и обнаружили, что начался дождь, наверное, последний дождь в этом году, противный, ледяной, декабрьский.

– У нас же дома окна нараспашку! – спохватилась я.

И мы побежали, что было весьма проблематично, учитывая количество съеденных пицц. Дома творилось черт знает что: сырость, слякоть, уныло свисающие вдоль окон промокшие занавески, отклеивающийся кусочек обоев – ну и ладно, ну и все равно я давно собиралась делать ремонт. На ликвидацию беспорядка ушел остаток вечера и часть ночи, а потом мы переоделись в пижамы и посмотрели «Марию Антуанетту», и я уснула в ту ночь, как ребенок, сладко, мгновенно, словно в наполненную розовой сахарной ватой яму провалилась. И снилось мне что-то хорошее, детское, цирк, шоколадные зайцы и разноцветные воздушные шары.

* * *

– Я могу поговорить с Дашей?

– Слушаю.

– С тобой все в порядке?

Мужской голос в телефонной трубке был незнакомым, но приятно низким, обволакивающим.

– А что? – удивилась я. – Кто это?

– Прости, не ожидал тебя услышать, вот и забыл представиться. Это Эдуард… Николаевич. Мы однажды разговаривали о твоей сестре.

– Не ожидал услышать? – усмехнулась я. – Позвонил на мой домашний номер и вот так уж прям не ожидал?

– Думал, ты пытаешься утопить грусть-печаль в каком-нибудь крепком алкоголе, – невозмутимо объяснил он. – Нет, я не хотел обидеть, просто у тебя было такое лицо…

– Ну спасибо. На будущее: я не алкоголичка, не наркоманка, не извращенка, не лунатик, не невротик, не пью кровь девственников и никогда не мечтала самоубиться, сиганув с Большого каменного моста. Так что могу передать тебе Челси, ты ведь ей звонишь, продюсер?

– Легкая агрессия, помноженная на нервный юмор и сдобренная щепоткой меланхолии, что бы это значило? – рассмеялся Эдуард Николаевич. – Даш, может, сходим в кино?

– Что?

– Или в театр. Или на рок-концерт.

– Слушай, я сейчас не в настроении. У меня полно дел. И так, на всякий случай: я не одинока.

– Я и не претендовал, – рассмеялся он. – Просто подумал, а вдруг? Ладно, но если что, у Челси есть мой номер. А я непривередлив, как кактус. Стрип-клуб, аквапарк, пивной бар. Куда захочешь.

– Странный список для кандидата филологических наук, – хмыкнула я. – Так что, позвать Челси?

– Не надо. Я тебя услышать хотел. Что ж, у меня тоже полно дел. Наверное, как-нибудь увидимся.

– Как-нибудь… – эхом повторила я.

* * *

Это была лучшая в моей жизни новогодняя вечеринка.

Накануне я встретилась с приятельницей, известным модельером Ларисой Калистратовой, и она преподнесла мне роскошное вечернее платье из струящейся зеленовато-желтой ткани, переливающейся, словно русалочий хвост.

Утром тридцать первого я проснулась почти Афродитой – к десяти меня ждали в SPA-клубе с легким эзотерическим уклоном, где специально для меня наполнили молочно-медовую ванну со специями и ароматными тибетскими травами – я вышла из воды обновленной и отдохнувшей. А уж фирменный масляный массаж головы заставил меня почувствовать себя практически новорожденной (не в том смысле, что я отрыгивала текилу на банный халат любовника или мучилась кишечными коликами, нет, я просто стала безмятежным чистым листом, готовым к тому, чтобы новая жизнь нарушила эту первозданность витиеватыми каракулями).

Мне сделали прическу в «Tony & Guy», накрасили ногти в Funky Nails, а почетная роль визажиста досталась Челси. Честно говоря, я немножечко побаивалась, что она превратит меня в городскую сумасшедшую с готическим уклоном, но я должна, должна была это сделать. Плевать на макияж, это был акт доверия, я вручила ей лицо, и она, сощурившись, внимательно меня рассматривала, а потом мягко касалась подушечками пальцев и щекотными кисточками из беличьего меха. И в тот момент я чувствовала, что мы и правда сестры, что мы по-настоящему близки. А когда она наконец разрешила мне взглянуть в зеркало, я обомлела – готовая встретить Новый год в имидже «панки, хой!», я вдруг нос к носу столкнулась с нежной принцессой, свежей лесной нимфой, трогательной, юной, с беззащитным персиковым румянцем, молодыми сочными губами и какой-то инопланетной потусторонностью в ставших вдруг ярко-синими глазах. Недоверчиво улыбнувшись, я провела ладонью по зеркалу.

– Да у тебя талант! Настоящий талант. Нет, правда, ты могла бы хорошо этим зарабатывать! Хочешь, я оплачу тебе хорошую школу визажа?

– Спасибочки, – пропела довольная Челси, небрежно складывая кисточки в потасканную косметичку. – Синицы в руках меня не интересуют. Какая школа визажа, скоро я стану большой звездой, как Земфира.

А потом был кураж, угар, фейерверк.

В девять за нами заехал Романович, и сначала мы отправились на вечеринку в стиле Остина Пауэрса – мы с Челси надели разноцветные парики, смешные очки, усыпанные стразами, одинаковые белые мини-платья и купленные в ближайшем секс-шопе розовые латексные сапоги. Почти до полуночи мы танцевали, медленно повышая градус, а потом выскочили на улицу, быстро добежали до Тверской, не обращая внимания на то, что посверкивающие в желтом свете тусклых московских фонарей снежные вертолетики портят наши прически. Мы пили розовое шампанское из горлышка и кидались целоваться к незнакомцам. Мы орали: «С новым счастьем!!» и танцевали канкан. Потом заскочили в какой-то подъезд, и я сменила фриковский наряд на свое волшебное платье Personage – на половину третьего у нас был заказан столик в одном респектабельном ресторане. Если честно, я бы с гораздо большим удовольствием продолжила резвиться на снежных улицах куражной Москвы. Знакомилась бы с кем попало, заходила в гости к знакомым, может быть, под утро заглянула бы в какую-нибудь «Пропаганду» или «Петрович», а потом встретила розовый зимний рассвет на Большом каменном мосту и отправилась домой, маленькими глоточками пить растопленный белый шоколад и пересматривать «Реальную любовь».