Заколдованная Элла - Гейл Карсон Ливайн

Правда, ему все же удалось потанцевать с той белокурой красавицей.

— Неужели это так бросается в глаза?

— Мне — да.

Он сменил тему:

— А вы придете завтра? Отец просил меня исполнить айортийскую песню.

— Когда именно?

Только бы до полуночи!

— Попозже. — Он усмехнулся. — Если повезет, многие гости уже разъедутся. И не услышат, как позорится их будущий правитель.

— Если вас учили пению в Айорте, о позоре и речи быть не может. А что вы собираетесь исполнить?

— Песню о возвращении домой.

И он запел мне на ухо:

— Дубы и гранит,

Придорожные лилии,

Помните меня?

А я вас помню.

Облака, что ласкают

Вересковые холмы,

Помните меня?

Сестра моя, сестра,

Подросшее дитя,

Помнишь меня?

А я тебя помню.

Танец кончился, мы остановились.

— Это не все. Я бы хотел, чтобы вы послушали. Послушаете?

Я решила назавтра задержаться. Как-нибудь доберусь домой без Люсиндиных подарков, да хоть вплавь.

— Буду счастлива, но сейчас мне пора. Меня ждут к полуночи.

Полночь, наверное, уже скоро. Вот он удивится, когда мои драгоценности растворятся в воздухе!

— О, а я надеялся… Простите. Я не должен… — Он поклонился.

Я сделала реверанс:

— До завтра, ваше высочество.

— Постой. — Он поймал меня за руку. — Прошу тебя, зови меня Чар.

По дороге домой я ругала себя последними словами и все равно ликовала. Очутившись в своей каморке, я открыла книгу, поглядеть, нет ли там чего-нибудь о бале или о мыслях Чара. Ничего. Наутро я повторила попытку и обнаружила запись из его дневника, сделанную ночью.

Да как она посмела! Хетти, эта страхолюдина, набросилась на меня, стоило Леле выйти за порог.

— Иные бесстыдницы ни перед чем не остановятся, лишь бы заинтересовать мужчину, — заявила она. — Если бы мне приходилось носить маску, лишь бы привлечь к себе внимание, я бы умерла от досады!

По ее словам, под маской может быть что угодно — уродство, старческие морщины, лицо знаменитой преступницы.

— Если бы я была царственной особой, я бы приказала ей снять маску! — сообщила она.

Я едва не ответил, что будь она царственной особой, вся Киррия мечтала бы нацепить маску на нее, но смолчал.

Мне, конечно, и самому непонятно, почему Лела прячет лицо, — может, в Басте так принято. Если она преступница, явиться ко двору — немыслимая дерзость с ее стороны. Вероятнее всего, она безобразна. Может быть, у нее шрам, или одно веко не поднимается, или нос в сизых пятнах.

Мне все равно. Я рад, что нашел себе друга на этих балах, где не рассчитывал найти ничего, кроме томительной скуки.

А вдруг Элле Леле нужна не просто дружба? Ох, почему я написал это имя?

Вдруг она явилась на эти балы, как все другие девицы, в надежде выйти за принца? (И им безразлично, каков я, раз я принц.)

Признаюсь, мне хочется увидеть ее лицо.

Я перевернула страницу и обнаружила счет, который Оливия выставила Хетти.

Ты должна мне 6 дж. Я танцывала сним 2 раза пака ты ела. Заплоти.

После полудня я выскользнула из особняка в оранжерею возле зверинца. Там я набрала маргариток и сплела венок — вместо Люсиндиной диадемы. Если придется задержаться во дворце после полуночи, на ее украшения рассчитывать не приходится.

Для последнего бала я оставила самое лучшее платье — белое, с большим вырезом, отороченным кружевами. Юбка спереди расходилась, и под ней была видна нижняя юбка с тремя кружевными оборками. А сзади красовался большой бант, концы которого красиво ниспадали на шлейф.

Я встала перед зеркалом и стала пристраивать венок на прическу, но Мэнди меня остановила:

— На вот кое-что получше, солнышко, — сказала она и вручила мне два свертка из шелковой бумаги. — Открой.

Внутри была диадема из переплетенных серебряных листиков и серебряная цепочка, на которой висела бирюзовая астра.

— Ой, Мэнди!..

— Я купила их на ярмарке. Они в полночь не исчезнут. — Она надела диадему мне на голову и застегнула цепочку на шее. — На тебе они еще красивее, чем сами по себе, лапочка.

Я посмотрела в зеркало. Подарки Мэнди прибавляли мне чего-то такого, чего не было в творениях Люсинды, — и это «что-то» очень подходило к моему наряду и шло мне самой.

* * *

Чар поджидал меня у входа во дворец. Едва карета подъехала, он бросился открыть мне дверцу, и кучер даже не успел спрыгнуть. Часы пробили половину девятого. Последний бал начался.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — поклонился Чар.

Его галантность тронула меня — ведь он был убежден, что я безобразна.

Когда мы вошли в зал, он заметил:

— У тебя карета необычного оттенка.

— В Басте у всех такие.

Если он хоть что-то знает о Басте, мне конец — если не окажется, что там действительно все кареты оранжевые.

Он взял меня под руку:

— Можно тебя там навестить?

— Большая честь для Басты.

— А для тебя?

— Тоже большая честь.

— Если я собираюсь познакомиться с твоими родными, нужно, чтобы ты познакомилась с моими.

— Буду счастлива, если ты когда-нибудь меня им представишь.

— Сейчас в самый раз. Они здесь, ты тоже здесь…

— Сейчас? Ты хочешь представить меня королю Джеррольду?!

Он хохотнул:

— Да, он же мой отец.

— Но…

— Он очень добрый — ко всем, кроме огров. Не беспокойся.

Завидев нас, король встал нам навстречу. Я присела в реверансе, покраснев: все-таки не снимать маску в присутствии короля — большая грубость. Когда я выпрямилась, он сиял, глядя на Чара. Королева Дария тоже улыбалась.

Я, конечно, уже видела их, но вблизи — впервые. Лицо у королевы было круглое, в самый раз для широких улыбок. И открытое. Оказалось, что Чар — вылитый отец, только с более мягкими чертами. Обычно выражение лица у короля было суровое, но сейчас — веселое.

— Матушка, отец, позвольте представить вам леди Лелу, моего нового друга из Басты, где кареты красят в оранжевый цвет.

— Добро пожаловать во Фрелл, леди Лела. — Король Джеррольд прикоснулся к моей руке. Я в жизни не слышала такого густого, бархатного баса.