Корни гор. Битва чудовищ - Елизавета Дворецкая

Фьяллей оставалось еще не так мало, и, собравшись и воодушевившись, они сумели-таки подняться на перевал, оттеснив назад Донгельда Меднолобого. Дружина Гримкеля, который вообще не отходил от перевала и вел бой «с краешку», теперь решительно помогла союзникам, поскольку речь шла об общем спасении. Отбиваясь, фьялли поднимались по серым ступеням: квитты сначала преследовали их, но потом отстали. Войска Ингвида и Вигмара остались в Пестрой долине, и поле битвы следовало считать за ними.

Наступила ночь, но в Аскефьорде почти никто не спал. Слухи о том, что случилось с Ингвильдой, летним пожаром разлетелись по всем усадьбам и везде вызвали всплески плача и отчаяния. Все знали, что жена Хродмара ярла – ясновидящая. Перенесенная в дом, она не сказала ни слова и то принималась рыдать и вскрикивать, то затихала, пустым взглядом глядя в стену. Ее горестные видения означали только одно: с ее мужем случилась беда. Значит, войско пошло в битву! А уж если плохо пришлось Хродмару ярлу, любимцу конунга и воплощению удачи всего войска, то другим не на что надеяться.

Все усадьбы, проводившие в поход своих мужчин, с ужасом ждали полуночи. Ждала и усадьба Дымная Гора. Стуре-Одд держал на коленях свой мешочек с рунами, но не решался раскидывать их на участь Сёльви и Слагви. А Сольвейг, молча сидя перед очагом, думала об Асвальде. Что сделалось с ним в этой далекой битве? Если он погибнет… Напрасным окажутся все его мечты и надежды, он умрет, так и не успев доказать конунгу и всему свету, чего стоит… И даже если он погибнет как герой и Один посадит его на почетное место… Неужели он жил лишь ради того, чтобы стяжать посмертную славу? Сольвейг хорошо знала мнение мужчин на этот счет, но в душе не соглашалась. Женское существо живет ради жизни и жизнь считает венцом и смыслом вселенной. Неужели он погибнет – молодой, умный, гордый, по-своему красивый и по-своему хороший уже потому, что она любила его? Она видела перед собой его остроносое лицо с зелеными глазами, и видела добрым и мягким – таким, каким его не видел никто, кроме нее. «Я – его хорошее сердце», – вспоминала она свои собственные слова, которыми отвечала на вопрос родичей, почему выбрала именно неуживчивого и обидчивого Асвальда сына Кольбейна. Он любил в ней живое выражение всего хорошего, что скрыто жило в нем самом. Так как же ей было не ответить на его любовь?

«Я – его сердце…» Разве может сердце жить без тела, а тело без сердца? Он не вернется, и жизнь ее остановится, замрет. Она будет ждать вот так вот вечно, вечно… И дорога ее судьбы уйдет в туманную бесконечность. Она вечно будет сидеть у огня с прялкой, как норна, для которой ничего никогда не меняется. Темнота сгущалась, и надежда неуклонно гасла вместе со светом дня. Тьма, как смерть, обступала со всех сторон.

Незадолго до полуночи Сольвейг встала, набросила накидку и вышла из дома. У нее не было сил сидеть и мириться с тьмой, овладевающей миром.

Она так хорошо знала дорогу к Дымной горе, что ноги легко находили тропку даже в полной темноте. Сольвейг шла, не чувствуя под собой ног, ее несло какое-то смутное чувство: смесь страха, надежды и нелепого убеждения, что она может что-то исправить, если придет сюда. Сидеть дома возле огня казалось преступлением. Она, как младшая из вещих норн, должна быть здесь, где род человеческий узнает свою судьбу.

Сольвейг остановилась под елями, именно там, где ее отец не так давно ждал тролля. Сегодня никакой жертвы нет, но тролль выйдет. Непременно выйдет. Сегодня ему есть что сказать.

Земля под ногами стала слегка подрагивать. Внутри горы послышался стук камней: тролль открывал свои «ворота», расчищая путь наружу. Камни с грохотом сыпались вниз по склону, из пещеры доносилось невнятное гудение: тролль начал свою песню.

Вот он выбрался наружу – огромный, неразличимый в темноте, сам как подвижная глыба темноты. Гудение стихло: тролль заметил человека и приглядывается. Сейчас он обрадуется, что слушатель есть так близко, и во все горло запоет песню смерти, перечисляя тех, кто никогда не вернется домой. Хродмар ярл, Модольв ярл, Торбранд конунг, Арне Черенок, Марвин Бормотун, Хьёрлейв Изморозь, Гельд Подкидыш, Сёльви и Слагви Хранители Железной Головы, Эрнольв Одноглазый, Арнвид Сосновая Игла, Исбьёрн сын Стейнара, Гейрбранд Галка, Арне Стрела, Грани Заплатка, Тормод Кудрявый, Торлейв сын Гуннара, Снеколль Китовое Ребро… Перечню мертвых не будет конца, и каждое имя – удар копьем в чье-то сердце, во множество сердец, потому что каждый, кто дышит на земле, множеством нитей связан со всеми вокруг. И каждый, кто любил или не любил его, с его уходом потеряет частичку себя. А кто-то – невосполнимо большую, важнейшую часть… Асвальд сын Кольбейна…

Неожиданно для самой себя Сольвейг шагнула вперед, к горе, протянула к троллю руки ладонями вперед и вскрикнула:

– Нет! Молчи! Молчи! Я запрещаю тебе! Молчи, не называй его! Никого не называй! Не надо! Молчи! Молчи!

В голосе ее зазвенели слезы, на последних словах они хлынули по щекам. Тролль озадаченно смотрел на нее, его единственный глаз сверкал во мраке голубоватым блеском. Потом тролль попятился назад, шагнул в пещеру. И исчез. Ему приказала сила, которой он не понимал, но которая была сильнее его.

Над Пестрой долиной тоже царила тьма. Всю землю покрывали тела, во мраке ночи так похожие на валуны. Множество их было рассеяно там и тут, целыми россыпями или поодиночке – следы трудов каменных медведей. Сами медведи, семь огромных каменных глыб, застыли в разных местах долины, там, где их застало заклятье Хёрдис. Она остановила их, когда фьялли поднялись на перевал.

Квитты Ингвида отошли от места битвы и расположились станом в соседней долине – там горели их костры. До наступления сумерек Ингвид приказал осмотреть все поле и подобрать раненых – как своих, так и противников. Вигмар Лисица не возражал и даже сам принимал участие, с особенным вниманием осматривая всех оставшихся на поле фьяллей. Себе под нос он бормотал, что с этими гадами нечего нянчиться, но сам помогал поднимать и переносить тех, кто нуждался в помощи. После того как в битву вмешались валькирии и даже квиттинская ведьма с ее каменными чудовищами, в сердце Вигмара пробудилось сочувствие человека к людям. И тайное облегчение – он не нашел того, кого так боялся найти, – тоже сделало его мягче. Пусть уж живут, козлиноголовые, если копья валькирий и колдовство ведьмы оставило им жизнь!

Мертвые тела лежали неподвижно, и над полем битвы двигалась во тьме лишь одна фигура. Это была женщина в длинном темном плаще и с распущенными волосами; в одной руке она держала острый нож, а в другой – маленький кожаный мешочек. Казалось, сама Хель пришла забрать предназначенное ей. Бродя меж трупами, она то и дело наклонялась, всматривалась в лица, изредка прикасалась к остывшим телам. Хёрдис Колдунья искала новое сердце для своего волка. Сам Жадный рыскал где-то рядом, и ни один его сородич из ближних лесов не смел приблизиться к приготовленному угощению, пока не насытится скакун квиттинской ведьмы.

За перевалом тоже горели костры. Собрав остатки войска, Торбранд конунг насчитал не больше двух третей. Все четверо его телохранителей погибли. Но сам он остался невредим, чему был обязан щиту Регинлейв. Она не подвела его, подтвердила, как мудро он поступил, отказавшись от невесты. Явись он сюда мужем или женихом Эренгерды дочери Кольбейна, Регинлейв и не подумала бы трудиться, а далекая невеста не прикрыла бы его щитом.