Полет гарпии - Робин Хобб

Вандиен молча лежал рядом с ней, глядя в потолок кабинки и гадая про себя, что бы все это значило…

Ки проснулась при первом проблеске серого утреннего света. Трезвый, холодный воздух заставил ее припомнить всю ту бессмыслицу, что вспоминалась и мерещилась ей накануне, и ужаснуться, до какой степени, оказывается, ею руководили сиюминутные чувства. Она откинула теплое одеяло. Холод немедленно охватил все тело. Бесшумно соскользнув с лавки, Ки принялась поспешно натягивать верхнюю одежду. Вандиен продолжал спать; во сне он закинул руку, прикрывая лицо. Ки потянула дверцу кабинки, и та неохотно отползла в сторону.

За ночь ветер утих. Снег лежал сугробами у фургонных колес, белой подушкой покрывал сиденье возчика. Все было тихо и неподвижно, только мороз весьма заметно окреп. Высокое и чистое небо отливало далекой бледной голубизной. В небе ничего не было видно. Ки внимательно осмотрела ту его часть, которая открывалась взору с сиденья, потом встала на мерзлые доски и обозрела все небо целиком. Ничего. Ни облачка, ни зловещего крылатого силуэта.

Ки облегченно вздохнула… И тут на глаза ей попались два серых холмика в снегу, две неподвижно лежавшие туши.

– Проклятье!.. – заорала она и, соскочив вниз, со всех ног бросилась к ним. Оба коня сейчас же вскочили на ноги, зафыркали и шарахнулись прочь, напуганные ее неожиданным криком. Ки с облегчением расхохоталась. Они попросту спали, улегшись ради тепла. Ки ласково заговорила с ними, подманивая горсткой зерна. Тяжеловозы подошли сперва осторожно, потом осмелели и радостно захрустели зерном, подбирая его губами прямо с ладоней. Она стащила с них попоны, подвела обоих к передку фургона и стала сноровисто запрягать.

Этой ночью Ки неожиданно для себя самой обрела железную решимость. Она поедет вперед. Она одолеет проклятый перевал и доставит свой груз в целости и сохранности. И пусть пеняет на себя та гарпия, которая попробует встать у нее на пути. Та гарпия… и тот человек. Ки свалила конские попоны на сиденье и закуталась в них, прикидывая, может ли мороз усилиться еще.

Ветер успел стереть позади фургона все намеки на колею. Дорога тянулась вперед и вперед по горному склону, и крохотные сугробы, усеивавшие ее, не представляли никакого затруднения для могучих коней. Ки потянулась, хрустнув плечами, и тронула упряжку. Колеса покатились почти бесшумно, продавливая тонкий слой снега. Управлять конями почти не было необходимости. С одной стороны дороги зияла почти отвесная пропасть. С другой – вздымался голый откос…

Ки слышала, как позади нее отворилась дверца кабинки. Она обернулась: Вандиен вылез наружу, щурясь на яркую снежную белизну и потирая ладонями лицо.

– Чего доброго, к полудню сегодня минуем Сестер, – сказал он удовлетворенно. И тотчас же закашлялся, мучительно согнувшись пополам. Когда приступ отпустил, Вандиен поспешно перелез через сиденье и уселся рядом с Ки, заворачиваясь в свободную попону. Устроившись в необъятной попоне, точно в гнезде, и немного отдышавшись, он указал вперед, туда, где дорога, казалось, обрывалась прямо в пустоту: – Вон за тем поворотом мы снова увидим Сестер. Правда, в такой близи они выглядят просто как два здоровенных каменных пальца… После Сестер дорога какое-то время еще тянется поперек склона, потом уходит за плечо горы и оттуда уже вниз. Ох, до чего охота поскорее увидеть тот склон… – Вандиен умолк, а потом начал посвистывать – просто так, безо всякой мелодии. – Есть хочешь? – неожиданно обратился он к Ки.

Та кивнула, и он нырнул обратно в кабинку. Ки слышала, как он открывал шкафчики и шарил по ящикам.

– Там, над окошком, на полке, лежит сыр в тряпочке! – окликнула его Ки. Вандиен вернулся, держа впереди себя деревянное блюдо с кусками сыра, нарезанной колбасой и двумя большими ломтями черствого хлеба. Вся еда была, конечно, холодной, и оттого ее было трудно разжевывать. Ки ела рассеянно, следя одним глазом за конями, а другим – за дорогой. Крутой поворот, на который указывал ей Вандиен, при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж и крутым. Дорога плавно огибала выступ горы. Однако по мере того, как она заворачивала, снег становился глубже. Его слой делался все толще буквально с каждым оборотом колес. Как видно, в этом месте ветер не сдувал снег с дороги, а, наоборот, усиленно забивал им узкий карниз. Покамест серые одолевали его без большого труда, но у Ки в душе росло беспокойство. Все утро она дивилась благосклонности судьбы, даровавшей ей почти бесснежную дорогу под небом, в котором не было гарпий. Теперь же ей казалось: самец-гарпия знал, что делается на перевале, и нарочно ждал, пока она как следует завязнет в снегу, чтобы тогда-то ударить уже наверняка. Ки стиснула зубы и прищурилась – снег блестел ослепительно ярко. Лицо у нее совсем замерзло, нос то и дело немел, а ресницы смерзались каждый раз, когда ей случалось моргнуть. Приехали, стало быть. Жестокий мороз, снег выше крыши… и гарпия над головой. Оставалось только надеяться, что отчаяние придаст сил…

В настоящий момент самым скверным был глубокий снег. Громадным тяжеловозам едва удавалось поднять ногу достаточно высоко, чтобы сделать следующий шаг. И снег этот с каждым шагом делался все глубже. Колеса опять начали проскальзывать, фургон двигался рывками, и Ки слышала, как он то и дело задевал днищем макушки сугробов. Вскоре колеса больше скользили, чем катились вперед. Кони спотыкались и грудью ломились через сугробы. Дергал то один, то другой, так что от прежнего слаженного хода упряжки остались одни воспоминания. Когда Ки остановила их, над серыми спинами заклубились струйки теплого пара.

– Вот они. Сестры!.. – глухо прозвучал голос Вандиена. Он до предела натянул на голову капюшон и старался прикрыть им нижнюю часть лица. Ки подняла глаза…

Они высились впереди, нависая над дорогой. Скоро фургон пройдет прямо под ними. Как и предсказывал Вандиен, они более ничем не напоминали двух обнявшихся женщин, представших их взорам с дороги несколькими днями ранее. Теперь это были всего лишь два выступа блестяще-черного камня, вздымавшиеся высоко над головой Ки. Глубокий снег почти достигал их подножия… Ки смотрела на них снизу вверх, и по спине у нее гулял холодок. Сестры возвышались над ней, совершенные и непреклонные в своем вечном бдении. Они охраняли дорогу, и единственным чувством, которое Ки могла бы теперь им приписать, была настороженная бдительность. Ни красоты, ни любви, от которых замирало ее сердце там, далеко внизу. Ей было страшно ехать мимо них… у них на виду. Она поняла, как прав был Вандиен в своем нетерпении скорее миновать их и оказаться уже на спуске с перевала, по ту сторону.

Ки снова тронула коней с места, однако всего через несколько шагов кони разом споткнулись, едва не упав. Они быстро выправились, с трудом задирая копыта на какой-то порожек, скрытый под снегом. Ки с некоторым удивлением следила за тем, как серые выбирались на ровное место, – там, повыше, снег был не так глубок, как внизу. Сбруя заскрипела, приноравливаясь к необычному напряжению: до сих пор коням редко случалось быть выше фургона. Потом передние колеса с треском ударились о невидимую ступеньку. Серые осели на задние ноги, едва не разорвав упряжь. Вандиен, не ожидавший толчка, с испуганным вскриком схватился одной рукой за сиденье, другой – за плечо Ки.