Я слишком долго мечтала - Мишель Бюсси

– Вы не могли бы достать мою одежду с заднего сиденья?

– Э-э-э… да, сейчас.

Я смущенно передаю ему футболку BB King, которую он натягивает все так же ловко, не выпуская руль своего «шеви» и не закрывая рта:

– Первые настенные фрески Баррио-Логана появились в 1970-х годах, их можно было видеть чуть ли не на каждом квадратном метре бетонных сооружений, возведенных в квартале американскими транснациональными корпорациями. Парк Чикано с его семью десятками монументальных фресок стал национальным символом Мексики. Сегодня это место считается историческим памятником и находится под охраной ЮНЕСКО, но это не мешает ему быть одновременно самым проблемным во всей Америке. Передайте мне куртку, пожалуйста.

Я протягиваю ему потертую кожаную куртку, украшенную логотипами Yardbirds и Led Zep. И любуюсь тем, как уверенно и спокойно он ведет фургон по этому кварталу, куда с наступлением ночи не смеет сунуть нос ни один иностранец. Какой контраст с дневным обликом ряженого в тореро или с чопорно-скованным гитаристом в черном костюме, только что исполнявшим на укулеле, в сопровождении ресторанного пианиста, стандартные джазовые американские мелодии! Этот парень – чистый хамелеон!

Ил ставит машину рядом с бетонным пилоном. Судя по всему, мы находимся под мостом железной дороги № 5, в месте, освещенном только нашими фарами, которые ослепляют женщину-мексиканку, написанную красками на сером бетоне, – красавицу, вооруженную до зубов.

– Не бойтесь, Нати, la Soldadera нас защитит.

В свете фар я замечаю и другие фрески – на редкость выразительные портреты Фриды Кало, Че Гевары, Фиделя Кастро, Диего Риверы, изображения мексиканских семей, работающих на арбузных или маисовых полях, орла, парящего над городом с требованием справедливости, образования и свободы[85], солдат – живых или превратившихся в скелеты, но по-прежнему вооруженных и полных решимости бороться до конца. Неподалеку от нас горит костер, а вокруг него движутся силуэты, десятки силуэтов. Взгляду открываются другие фрески, также прославляющие южно-американских борцов с угнетателями. Илиан выуживает с заднего сиденья свою клетчатую кепку, натягивает ее на кудрявые волосы, хватает гитару и берет меня за руку:

– Идите за мной.

* * *

Когда Илиан вторгается в круг людей у костра, его приветствуют аплодисментами. Один из парней торопливо подсоединяет провод от гитары к электрическому усилителю, стоящему на табуретке. Другие ребята расчищают мне место возле огня, девушки ставят перед нами на землю подносы с пивом и мексиканскими сладостями, которые я беру и пробую наугад, липкие от меда с анисовыми зернышками и кокосовой стружкой. К нам присоединяются другие слушатели, садятся прямо на землю или на принесенные складные стулья. Около костра образовался полукруг человек из шестидесяти, не меньше, ожидающих, когда Илиан настроит гитару и опустит микрофон на нужную высоту.

И вот Илиан играет. Илиан поет. Не очень чисто, слегка фальшивя, но играет божественно!

Или мне только чудится, потому что я влюблена? Любовь – в такое мгновение? Любовь – в таком месте?

Да! Пляшущие в сполохах огня силуэты Че Гевары, Фриды Кало и Панчо Вильи полностью согласны со мной!

Ил поет одну песню за другой: Cocaine, Sultans of Swing, London Calling, Imagine[86]. Две девочки подросткового возраста с длинными, до талии, волосами и в узких юбках до щиколоток вскакивают с места и хватаются за микрофон. Ил не протестует, он продолжает играть, а они поют. Лучше, чем поет он. А он играет, прекрасно играет.

Mala vida; Gloria, Hallelujah…[87]

Чарующие мгновения! Я не могу оторвать взгляд от Илиана. Его пальцы пляшут на четырех гитарных струнах, не расслабляясь ни на миг, ноги отстукивают ритм, мокрая от пота майка BB King облепила торс, о котором у меня оставалось смутное воспоминание, глаза полузакрыты, губы неслышно повторяют слова песни.

Нет, этот парень не хамелеон. Здесь и сейчас он настоящий, весь как на ладони! Ил становится самим собой только в те минуты, когда играет Спрингстина, Стинга или Кинга. Когда думает лишь о себе и своем искусстве. Когда полностью отдается безумной страсти к музыке, своему гениальному дару, в одиночестве, в отрыве от остального мира, в этом круге света… и пыли, невидимой пыли, которая ложится на тех, кто его слушает, волшебной пыли, делающей их невесомыми. Которая помогает им воспарить…

Stand by Me, Eleanor Rigby, Angie[88].

Слушатели дергаются при каждом аккорде, словно марионетки на веревочках, прикрепленных к хищным, паучьим пальцам гитариста-кукловода.

Илиан играет то, что он любит. Сейчас Илиан стал самим собой. И я задыхаюсь от одного-единственного желания.

Принадлежать ему.

* * *

Концерт кончился поздно. Илиан потом сказал, что приезжает сюда раз в два дня. Сначала он играл на улицах, и хозяин бара «Чикибэбис» посоветовал ему наведаться в Баррио-Логан, где настоящие любители настоящей музыки Сан-Диего, а не те дилетанты, что тусуются в модных барах Даун-Тауна или в индейской резервации Олд-Тауна.

Костер погасили, залив его ведром воды. Хозяин «Чикибэбис» забрал усилитель, складные стулья и отправился спать. Фрида Кало, Че Гевара и Панчо Вилья, несомненно, тоже заснули, как только погас свет. И теперь безмолвие парка Чикано нарушают лишь редкие поезда, еще курсирующие по линии № 5 над нашими головами. Чудится, будто это временами шумно всхрапывает небо, тоже забывшееся сном.

Илиан ведет меня за руку к фургону.

– Куда вас отвезти?

– Куда хотите, только с условием, что вы останетесь со мной.

Ночная темнота делает его серьезным.

– Я не хочу, Натали.

– ?..

– Не хочу влюбляться в вас.

Я глажу его руку. La Soldadera пристально взирает на меня из-за крыши.

– Тогда не надо было меня целовать!

Ночная темнота наводит на Илиана грусть, звезды щекочут его своими колкими лучами.

Он не может перестать играть.