Геракл без галстука - Дмитрий Смирнов

И в тот момент, когда Геракл допивал в одиночестве третью амфору, жители Фер и сам Адмет в смятенных чувствах ожидали, когда бог смерти Танатос прилетит и заберет Алкестиду из построенной для нее гробницы. Четвертую амфору герою подносил официант помоложе, имевший, видимо, нервы потоньше, чем у закаленного метрдотеля, отошедшего в эту минуту в кладовую поплакать о безвременно усопшей хозяйке. И как результат произошедшей рокировки — после короткого интервью с работником подноса Геракл уяснил всю подоплеку своего странного пира.

«Нехорошо получилось», — подумал герой и, сняв с вешалки шкуру, с дубиной наперевес зашагал к усыпальнице.

Брат-близнец бога сна Гипноса Танатос был единственным в Греции богом, не бравшим взяток и равнодушным к лести. Когда надо было недрогнувшей рукой ликвидировать женщину, ребенка или VIP-персону, Зевс посылал Танатоса, и тот без колебаний исполнял заказ. Кроме того, непосредственно на нем лежала ответственность за доставку и прием усопших в царство мертвых. За все это его одновременно ненавидели и боялись все населявшие Элладу существа.

В ожидании Танатоса Геракл прилег в уголок вздремнуть в холодке, но очень скоро приятная прохлада переросла в обжигающий холод. Температура в помещении резко упала, из чего стало ясно, что ожидавшийся гость из преисподней прибыл. Зная, что люди связанных со смертью профессий по своей натуре не предрасположены к болтовне, Геракл не стал тратить время на пустые разговоры, а, как и частенько бывало прежде, с ходу заехал собеседнику дубиной в табло. Этот безотказный прием герою приходилось применять для завязывания конструктивного диалога так часто, что впоследствии историки назвали его «классическим староэллинским началом».

Как правило, после такого вступления оппоненты Геракла сразу же соглашались со всеми доводами противной стороны, не решаясь даже пуститься в прения. Однако Танатос не напрасно был взят на свою должность, он не только устоял на ногах, но и попытался поинтересоваться, что это так шибануло в голову.

Впрочем, после случая с Немейским львом тактика Геракла в битвах с неуязвимыми тварями была отработана до мелочей. Он стремительно произвел захват сзади, перевел борьбу в партер, где из объятий героя не смог бы вырваться даже такой скользкий тип, как американский олимпийский чемпион по классической борьбе в абсолютном весе Рулон Гарднер. Самые большие проблемы Гераклу доставили не попытки Танатоса сопротивляться, а его дурные манеры, выражающиеся в привычке использовать неспортивные приемы. Вроде — подуть могильным холодом, отчего у соперника послабее наверняка свело бы мышцы, или начать царапаться острыми крыльями.

Но, в конечном счете, бог смерти был уложен физиономией в пол, руки посланца преисподней оказались крепко связаны за спиной, а крылья плотно прикручены к рукам. Геракл уже без спешки зажег стоявший в усыпальнице жертвенный треножник и, разогревая на нем паяльник, коротко изложил свои условия.

Если Танатос отказывается от притязаний на Алкестиду, он незамедлительно возвращается в родной Аид. В одиночестве, но в целости и сохранности. Если Танатос продолжает упорствовать в своем стремлении заполучить жену Адмета, он очень скоро поймет, что быть бессмертным в какой-то мере даже хуже, чем простым человеком. Потому что хотя у бессмертного все и отрастает на следующий день заново, но, когда им это все отрывают, больно бывает не меньше, чем смертным. Кроме того, даже такому отморозку, как Танатос, совсем не повредит немного простого человеческого тепла.

Геракл плюнул на паяльник, слюна зашипела на раскаленном металле, и Танатос вдруг вспомнил, что у него на этот вечер было запланировано еще немало важных встреч. И терять время из-за ложного вызова ему никак нельзя. Ведь он как чувствовал, когда летел в Феры. что это какая-то ошибка в списках и никто в этом чудном городе сегодня не умер. А что касается лежащей здесь женщины, то шла бы она лучше домой: нехорошо осквернять усыпальницу, прикидываясь мертвой, здесь все же дом смерти, а не МХАТ какой-нибудь.

Уже через пять минут после этого заявления Танатос переводил дух в Аиде, радуясь, что легко отделался, а Геракл, держа за руку Алкестиду, подходил к царскому дворцу. Слуги занавешивали зеркала, служанки плакали, Адмет сидел в своем Овальном кабинете и допивал то, что не успел допить Геракл.

«Вот ведь бесчувственная скотина, — подумал он, увидев входящего Геракла с женщиной под покрывалом. — Знает же, что у людей горе, и все равно — мало того, что нажрался, так еще сбегал бабу какую-то себе нашел».

Но Геракл уже достиг такого уровня куража, что постной физиономией его было не остановить. Подойдя поближе к трону, он попросил у собравшихся минуточку внимания и обратился к Адмету с речью, краткое содержание которой сводилось к следующим тезисам, изложенным в плохо дошедшей до нас трагедии неизвестного греческого драматурга:

«О, Адмет! Тебе известна давно бескорыстная дружба мужская. Друг твой — третье твое плечо. Друг всегда тебя сможет выручить, если что-нибудь приключится вдруг. И, видя твое горе, он привел эту женщину не себе, а тебе».

Кому-нибудь другому Адмет, несомненно, попытался бы что-то возразить, причем, учитывая ситуацию, можно предположить — сделал бы это в довольно резкой форме, но ему, как никому другому, было известно, что с Гераклом в определенные моменты было лучше не спорить. Заплаканный отец ферского народа послушно протянул руку к даме с вуалью, откинул покрывало и был поражен увиденным в осколки разбитого предыдущими событиями сердца.

С сорванных похорон Геракла провожали еще более горячо, чем с удавшейся свадьбы: вновь были обещаны вечная дружба, всемерная поддержка в любых начинаниях и вообще все находящиеся в Адметовой власти блага.

Непосредственно во Фракию Геракл решил прибыть водным путем, для чего благодарный Адмет пожертвовал собственную царскую ладью вместе с командой.

Оставшуюся часть пути герой под шум волн изучал собранное на Диомеда досье, рассматривал карту побережья и план конюшни, где содержались злополучные жеребцы. Как и следовало ожидать, Диомед оказался очередным мальчиком-мажором, которого папа усадил на высокий пост, хотя и не без своеобразного подвыверта в биографии.

Мать Диомеда, нимфа Кирена, была дочерью царя лапифов Гипсея, прославившегося своим удивительным умением врачевать переломы с помощью изобретенного им метода иммобилизации поврежденной конечности. В отличие от большинства своих современниц, Кирена предпочитала сидению за прялкой или стоянию у плиты беготню по окрестным горам за диким зверьем с копьем в руке. И к восемнадцати годам настолько отменно развила выносливость, что неоднократно становилась победительницей окружных соревнований по бегу.

Как-то раз ей довелось победить в «погребальных играх», как это называли греки, в честь уже упоминавшегося нами Пелия или, как сказали бы сегодня мы, в турнире памяти царя Иолка. И главный приз соревнования — двух борзых собак победительнице вручала специально приглашенная звезда, сам сиятельный Аполлон, девизом которого в таких случаях был старый советский призыв: «Не проходите мимо». Улучив удобный момент, олимпиец взял Кирену под локоток и в стороне от придирчивых глаз сделал девушке интересное предложение.