Сияние твоего сердца - Мария Линде

Больше я ничего не спрашиваю. По крайней мере, мы наконец сможем нормально поесть, а ради такого можно смириться с некоторыми странностями.

Я никогда не понимала, как люди приглашают к себе в гости чужаков. Как, не зная о человеке почти ничего, кроме имени, можно пустить его к себе в дом, разрешить ему трогать твои вещи да еще оставлять одного в комнате? И ладно бы в этом была необходимость, но просто так? Достаточно того, что на улице и в магазинах полно народу, готового при первой же возможности оттяпать кусок твоего личного пространства.

Мне нравится жить одной. Дискорды вообще по характеру доминанты, мы не любим делить с другими существами ресурсы и территорию. Хотя многие из нас охотно заводят животных в качестве компаньонов – собаки и кошки по своей инстинктивной природе нам ближе, чем люди. Если бы с Карелом сложилось иначе, наверное, мы бы со временем переехали в какой-нибудь загородный дом, в котором было бы достаточно места для нас обоих, завели бы пару ротвейлеров и жили бы там в свое удовольствие. Но теперь есть только я и гипотетические ротвейлеры. Что ж, вполне приятная компания.

Когда мы входим в квартиру Асиано, я сразу осматриваюсь, стараясь делать это открыто, даже демонстративно. Мало ли куда меня заманили, пообещав ужин, – лучше проверить пути к отступлению. Квартира большая, чуть ли не половина последнего этажа старой пятиэтажки. Всюду старинная мебель, но обстановка совсем не пафосная. Скорее это обитель отшельника, сумасшедшего ученого-гения, а не представителя среднего класса. Всюду книги, бумаги, сувениры из разных стран – медный турецкий кофейник, африканские маски, расписанные цветными узорами, миниатюры немецких авто из музея «Мерседес»… На стенах старинные обои с растительным орнаментом, кое-где отклеившиеся, окна в деревянных рамах, балкон, легкий сквозняк колышет пыльные белые занавески с бледно-голубой бахромой.

– Это ваша квартира? – удивляюсь я. Вид у помещения какой-то нежилой.

Асиано забирает у меня куртку и пристраивает ее на вешалке в коридоре.

– Почти. То есть она моя по документам, я получил ее в наследство от деда два с половиной года назад. Но обжить так и не успел – то работа, то поездки. Я даже адрес свой новый не всегда помню. До этого я жил далеко от центра, почти рядом с клиникой. Но там тоже почти не бывал.

Я усмехаюсь, вспомнив жилище Герцен – небольшую квартиру в новом доме, недалеко от побережья. Там царили уют и порядок, как на фото из каталога IKEA. Я спрашиваю:

– Сколько же у вас до меня было подопечных, док?

Асиано смеется:

– Шутишь? Ни одного. Мне и обычной работы хватает с головой.

– В каком смысле ни одного? Так вы что, совсем без опыта?!

Ну здорово! Герцен оставила меня на попечение полному дилетанту, который с нами еще ни разу не имел дела. Какой мне помощи от него ждать?..

А он нисколько не смущается и снова хохочет:

– Чувствую себя как на собеседовании. Если бы у меня был опыт, ты что, вела бы себя иначе? – И, не дожидаясь ответа, он увлекает нас за собой. – Сюда, ребята… Вот ваша комната. Ванная прямо по коридору, полотенца в шкафу, если что-то нужно, говорите. Располагайтесь…

Получив пароль от Wi-Fi, я ныряю в местную ленту новостей, Ливень напряженно сопит, заглядывая через плечо. Все сайты уже пестрят сообщениями о событиях на вокзале. Еще один потерпевший скончался в больнице, двое в тяжелом состоянии. Интересно, они смогут потом что-нибудь вспомнить о тех, кто это сделал?

– Сэйнн, я не думаю, что ты могла бы так поступить, – вдруг произносит Ливень у меня над ухом. – Даже если бы они до тебя добрались.

Я поворачиваю голову – его лицо совсем близко, светлые ресницы вздрагивают, щеки горят легким румянцем после целого дня, проведенного на солнце. Аромат его кожи, аромат можжевельника и дождя, обволакивает меня легким шелковым покрывалом.

– Почему? – спрашиваю я и не отстраняюсь. – Карел же сделал. И Лаура. А они тоже были дискордами.

– Да, но им ни разу не приходилось быть людьми.

И я вдруг понимаю, что он прав. То, что сделала со мной Герцен, что бы это ни было, изменило какую-то часть меня. Как будто дверь, которая была замурована, а потом распахнута настежь, теперь чуть приоткрыта. Щель слишком маленькая, чтобы переступить порог и даже чтобы просто выглянуть наружу, но она есть, и мой темный, бездушный и холодный мир больше не цельный. Я по-прежнему я – не чувствующая боли, сожаления и любви. Но тогда почему я позволяю ему стоять так близко? Почему разрешила приехать со мной сюда? Оттолкнуть и оставить позади удобнее, я всегда это делала не задумываясь. Но что-то изменилось.

Неужели холодный черный камень моего сердца дал трещину?

* * *

Кухня оказывается полной противоположностью всей остальной квартире, как будто ее, как картинку, вырезали и вставили сюда из какой-то другой реальности. Просторная, сияющая чистотой, с новой мебелью из светлого дерева и белой посудой. Все продумано до мелочей, и везде идеальный порядок. Даже я под впечатлением, хотя терпеть не могу готовить.

– Это пока единственная комната, где я как дома, – объясняет Асиано, наливая нам лимонада. – Я могу сумки не разбирать неделями или год не мыть окна на балконе, но грязь и бардак в кухне – это преступление.

Когда через час мы садимся за стол, я уже почти готова признать Асиано своим ментором – он готовит как бог. Даже просто выложенные на тарелке помидоры с базиликом и шариками моцареллы – произведение искусства, а дымящаяся ароматная паста с баклажанами и сыром пекорино – настоящий шедевр, достойный картины маслом. Или как минимум фото в блоге. Когда я фотографирую еду, Асиано поднимает брови и качает головой, но ничего не говорит.

– Простите, док. Это слишком прекрасно, чтобы быть просто съеденным, – говорю я, опускаясь на свое место. – Когда, кстати, вы научились так готовить? У вас же ни на что времени нет.

– О, было бы желание. Это не так уж трудно на самом деле – приготовить вкусную еду из самых простых продуктов. Точно так же, как, например, не обязательно иметь полный шкаф дорогой одежды, чтобы выглядеть элегантно, – это дело вкуса. И опыта. А еще стремления сделать что-то хорошо, порадовать кого-то, хотя бы себя. Мне случалось готовить на костре в пустыне, на походной печке в военном лагере, на разбитой плите в разбомбленной школьной столовой. В такой обстановке не очень-то думаешь об изысках, когда любая пища – вопрос выживания, возможность прожить еще один день. Но даже в таком случае, если ты не просто швыряешь кашу на тарелку, а стараешься сделать лучшее из того, что есть, это помогает – и тебе, и тем, кого ты кормишь. Их радость и благодарность тебе возвращаются, получается такой обмен энергией. Поэтому, кстати, я люблю готовить для других, часто угощаю коллег и друзей. Ради этого первым делом эту кухню довел до ума, а остальным даже не знаю, когда займусь…

Все это типичные для лампиридов установки – дари другим добро и красоту, и тебе воздастся. Они этим живут и сходят с ума, если им не о ком заботиться, некого кормить, лечить или спасать. И часто они продолжают делать все это, даже видя, что весь их свет и усилия просто исчезают в черной дыре, которая по природе своей просто не способна ничего вернуть.