Давай никому не скажем - Агата Лель

Кто бы сомневался. Помочь они решили. Думают только о своей выгоде, как бы урвать побольше, но показаться при этом святыми благодетелями. И своей помощью теперь оказали мне медвежью услугу. Если бы не эти частные уроки, разговор бы вчера об англичанке не зашёл, а значит не было бы никакого тупого спора.

Не развязывая шнурки натянул кроссовки, накинул кожанку и вышел во двор. Воздух пах свежестью и морозом, нос и уши моментально окоченели. По ходу сентябрь решил не мелочиться, и сразу стал ноябрём. Хрустя заиндевевшими листьями, пошёл по пустынной дороге к автобусной остановке.

И как я вообще на это подписался? Мог бы отбрить, под предлогом, что это чушь. Ведь это действительно чушь! Затащить в постель англичанку — это же дикость. Если бы Минаеву, Боярову, или ещё кого-то — запросто, без разговоров, и месяца бы не понадобилось, но учительницу…

Допустим, я это всё-таки сделаю, и что потом? Мне ещё до весны в этой школе учиться, как-то потом на уроки её ходить… А если ещё и узнает кто? У Горшка язык как помело.

Влип я крепко, но сливаться со спора — не вариант. Ни за что. Клеймо трепла будет железно обеспечено. Поспорил, а потом зассал и в кусты? Нет, добровольно я на это не подпишусь.

Но как я её уломаю, а потом ещё и голой сфотографирую? Типа она мне вот так запросто отдастся и позировать ню потом будет? Это же спор на грани фола! Как я мог так затупить и повестись на их тупой развод? Хрен с ним на свидание позвать, поцеловать при всех, но секс? К тому же у неё мужик есть, шкет тот на «жигулях».

Голова разболелась ещё сильнее, мысли путались. Наворотил по пьяни дел, а теперь думай, как эту кашу расхлебать и не остаться при этом сволочью или треплом.

Оставалось надеяться, что эти два идиота вчера так накидались, что всё забыли, иначе… Думать об этом «иначе» совершенно не хотелось. Со спора я не сольюсь. Только через свой же труп.

Горшок на первый урок не пришёл, а на второй заявился с опозданием. Выглядел он ещё хуже, чем я: глаза красные, рожа помятая.

— Ну, ты как? — шепнул, пока Иван Тимофеевич, стоя спиной к классу, выводил формулы на доске.

— Да как — хреново. Давай позже потрещим, ладно? — поставив раскрытый учебник на парту, Стас завалился досыпать, подложив согнутую руку под голову.

Минаева весь урок оборачивалась, улыбаясь как кошка обожравшаяся сметаны. Интересно, что это её так развеселило? Хотя, хорошее настроение Минаевой сейчас меня волновало меньше всего, голова была забита другим. Что делать со спором? Как выкручиваться? И Горшок как назло отключился, так бы с ним поговорить, выяснить, может, он и не помнит ничего. Глядя на него, скорее всего так и было.

Если копнуть совсем глубоко, я не слишком боялся проиграть. Вернее, вариант того, что развести её не получится я, конечно, не исключал, но беспокоил как раз больше положительный исход данного спора. Что будет потом, после того, как… Твою мать, в голове не укладывалось. Развести, а потом кинуть, это же совсем по-скотски. Этого вот я совершенно точно не хотел. Да и спор этот сам по себе дерьмо. И как это всё провернуть? Тысяча вопросов, и ни одного ответа.

По звонку все резво подорвались на завтрак в столовую. Кинув в рюкзак тетрадь, которую за целый урок так и не открыл, толкнул Горшка в бок.

— Рота, подъем.

— Блин, башка трещит, — разлепив сухие губы, выругался Стас. На щеке отпечатался след от рукава. — Пойдём перекурим?

— Не, я пас.

— А я сгоняю, пока время есть.

Выйдя в коридор, разошлись в разные стороны. Про спор пока ни слова, что не могло не радовать. Вообще, вот так по-тихому сливаться это, конечно, стрёмно, но в данном случае это было бы лучшим исходом.

И вот угораздило же ввязаться в такое?

От нечего делать, пошёл за всеми в столовую. Кучка учеников, толкая друг друга, растаскивали с подноса стаканы с чаем и круглые булочки с колбасой. Аппетита не было совсем, но очень хотелось пить. Дождавшись, когда народ более менее рассосётся, подошёл к витрине буфета, на полках которого кроме заветренных коржиков и компота ничего не осталось.

— А лимонада нет?

— Нет, — грубо отрезала пышная буфетчица, — бери что дают.

— А вы сами этот чай пили?

— Ты мне тут не огрызайся. Недоволен — иди в другое место учись, где трюфелями кормят.

Я уже хотел ввернуть что-нибудь острое, но вдруг услышал за спиной робкое:

— А можно мне чай?

— Минуту, — процедила сквозь зубы Зоя Степановна, водрузив на стол новый поднос с чистыми стаканами.

Медленно обернулся на голос. Яна Альбертовна стояла совсем рядом, из небрежно заплетённой косы выбилась одна прядь, в уголках глаз черными кляксами засохла размазанная тушь. Плакала, что ли? Бросив на меня мимолётный взгляд, протянула руку за наполненным стаканом.

Посмотрел на её запястье — тоненькое, как у подростка. И вообще она такая маленькая, хрупкая… Грудь сдавило чувство огромного всепоглощающего стыда, даже дышать стало трудно. Как я мог поспорить на неё? Пусть пьяный, пусть ляпнул не подумав, но это не оправдание. Ни хрена же не оправдание!

— Не советую, те ещё помои, — выпалил, сам того не ожидая.

— Что?

Она подняла на меня голубые чистые глаза, а я ощутил себя ещё большей сволочью.

— Я про чай, — безразлично кивнул на стакан, надеясь, что она не умеет читать по лицам.

— Да я… — начала она, но так не вовремя нарисовался Горшок. Закусив губу, англичанка помялась, и засеменила к окну, держа в одной руке стакан с чаем, а в другой бутерброд.

— Чем кормят? Рассола нет? — гоготнул Стас, заглядывая за витрину. — Тёть Зой, а есть чё повкуснее для избранных, так сказать, персон?

— Это для тебя, что ли, Горшков? — разулыбалась буфетчица, зачерпывая половником дымящийся напиток.

Разогнав от ближайшего столика стайку возмущённых семиклашек, сели друг напротив друга.

— Ну что, Казанова, уже приступил? — подмигнул Стас, с жадностью впиваясь зубами в булку.

— К чему?

— Ну как, охмуряешь англичаночку, я смотрю? Это правильно. Месяц так-то это совсем не много.

Призрачная надежда растаяла как дым.

— А, ты про это. Я уже и забыл.

— А вот это ты зря. Я бы на твоём месте времени даром не терял. Её же так просто пивасом и билетом в кино не разведёшь, придётся подсуетиться. Цветы там, конфетки, свидания, — с набитым ртом вещал Горшок, громко прихлёбывая чай.

Англичанка стояла полубоком у окна, и как птичка клевала бутерброд. Стараясь не рассматривать её слишком уж откровенно — нехотя отвернулся. Чёрт, не была бы она училкой… Ставка высока, но как бы не заиграться.

— Может, ну его на хрен? Что-то так в лом всем этим заниматься, — осторожно закинул пробный шар.