Дом доктора Ди - Питер Акройд

Эдуард Келли вновь захохотал и испустил громкое «My! My!».

Здесь начинался квартал торговцев бархатом и золотых дел мастеров, и чуть далее, под изображением луны и зайца, мы увидели три невысокие ступеньки – они вели вниз, в комнату с зажженными свечами. «Мадам, – говорил продавец весьма преклонных лет в камчатной одеже, когда мы появились при сей занимательной сцене, – мадам, что вам угодно приобрести?» Он выложил па бархатную подкладку несколько камушков. «Сударыня, вы увидите у меня прекраснейшие камни Лондона. Если они вам не понравятся, не берите. Я прошу вас только взглянуть на них, а уж показывать да рассказывать – моя забота».

Покупательница была древней, под стать продавцу, старухой в синей юбке с фижмами, напоминающей церковный колокол; на ней был французский чепец, но я видел, что губы ее так щедро намазаны чем-то алым, а щеки так напудрены сахаром и нарумянены вишней, что она с успехом сошла бы за портрет, намалеванный на стене. Мистер Порклифф кинул на нас беглый взгляд, но сейчас он был занят другой добычей. «У драгоценных камней, госпожа, есть много чудесных свойств, однако я перечислю вам лишь те, о коих обычно поминают гранильщики. Доводилось ли вам слышать о древних исследователях природы – Исидоре, Диоскориде и Альберте Великом?»

«Нет, не слыхала, но если они столь же солидны и учены, как их имена, то я искренне восхищаюсь ими».

«У вас мудрое сердце, сударыня. Сказать ли вам прямо, что Исидор называл алмаз камнем любви? Видите, как мерцает он в свете канделябров? Его считают главнейшим из камней, от природы наделенным скрытою силой, что вызывает нежные чувства к его обладателю. Вы хотели бы вызывать нежные чувства, госпожа?»

Она тихонько хихикнула. «Ох, я и не знаю, что вам ответить».

«Я не отдал бы этот алмаз малодушной женщине – нет, ни за какие барыши. Только той, что сможет справиться с его ношением».

«Но я не дам вам ни пенса сверху трех фунтов».

«Не спешите, мадам, не спешите. У меня еще есть что вам показать. Видите этот изумруд? Он развеет любые злые чары…» Тут он глянул на меня и улыбнулся. «Подождите минутку, джентльмены, – промолвил он и вновь обратился к старой карге: – Кроме того, изумруд умеряет похоть».

«О, сэр!»

«Приумножает богатства и наделяет даром красноречия. Что же до этого агата вот здесь, перед вами, то он вызывает бури…»

«В душе?»

«Везде, где вам пожелается, сударыня». Она снова хихикнула. «Он также помогает толковать сны и одаряет своего хозяина привлекательностью. Но вы в этом не нуждаетесь. Не взять ли вам вместо него сапфир, камень королей, – древние язычники называли его Аполлоновым камнем? Он изгоняет меланхолию и весьма полезен для зрения».

«Мое зрение, – сказала она, – в полном порядке, как и всегда. А что до меланхолии – пожалуй, иные и впрямь порой поддаются унынию. Теперь, когда мой муж умер…» Она испустила вздох из глубины своих обширных телес. «Покажите-ка мне еще раз тот, что вы называли камнем любви. Его действительно находят в чреве ласточки?»

«Довольно, – пробормотал я. – Предложите ей лучше топаз, коим лечат недоумие».

Не подав виду, что слышал меня, ювелир взял алмаз и опустил его на свою правую ладонь. «А на каком пальце следует его носить, госпожа? В старинных книгах сказано, что эмблемой Венеры является большой палец, но мы всегда посвящали любви указательный». Затем он снова вернул камень на прилавок. «Какая цена вас устроит, сударыня? – спросил он уже более серьезно. – Сколько вы заплатите мне за такое приобретение?»

«Я дам вам сорок шиллингов». Ее шутливый тон сменился повелительным. «Если согласны, не тяните время, ибо у меня есть дела поважнее, чем препираться с вами».

«Воистину, я не стал бы возражать, если бы мог отдать его за такую цену, но, поверьте мне, это не в моих силах».

«Даю сорок пять, и ни полпенни больше».

«Ладно. По рукам. Согласен. Камень любви нашел достойную владелицу. Я всего лишь исполняю свой долг». Несколько мгновений спустя она покинула лавку, и ювелир обратился ко мне. «Я вижу, – сказал он, – что вам ведомы тайные свойства камней».

«Я знаю их, сударь. Для таких покупательниц, как она, вам надобно надевать на себя халцедон, отпугивающий чертей».

На это он рассмеялся, а затем отвесил поклон мистеру Келли. «Нед, – сказал он, – Нед. Мне ясно, зачем ты пожаловал. Не угодно ли вам пройти внутрь? Осторожней на этой ступеньке, она скользкая». Мы перешли в тесную комнатку, где он нас оставил; потом, очень скоро, вернулся с дубовым ларчиком, о коем я уже слышал. Келли вынул ключ, висевший у него на шее, и дрожащей рукой отпер замок; когда он откинул крышку, я стал рядом с ним и увидел внутри несколько документов и маленький шарик чистого стекла. «Не желаете ли подняться в верхнюю комнату, – спросил хозяин, – дабы рассмотреть все это получше? Ко мне могут наведаться и другие посетители». С этими словами он проводил нас в горницу наверху и ушел, а я затворил за ним дверь.

Эдуард Келли поставил ларец на небольшой столик, и, вынув оттуда часть пергаментных листов, я убедился, что всего их семь – самый малый длиной окало восьми дюймов и шириною в пять. «Мы можем утверждать, – сказал я, – что некогда эти листы были свернуты вместе таким образом, что меньший из них находился в середине, запечатанный отдельно вследствие чрезвычайной важности его содержания. Прочие шесть заключали его в себе, составляя как бы несколько обложек, на каждой из коих были свои письмена». На меньшем из документов я заметил некие формулы и значки арифметического характера; вникать в это подробнее не было времени, однако любопытство мое возгорелось. «Перед нами, – сказал я Келли, – алмаз гораздо более драгоценный, нежели те, что хранятся в комнате внизу. Помните слова Исайи: „Небеса свернутся, как свиток книжный?“ Перед нами же пророчество иного рода».

«Так вы видите здесь нечто полезное для нас? Что до меня, то я не могу разгадать эту тайну».

Склонясь над самым маленьким пергаментом, я погрузился в размышления и не отвечал ему в течение нескольких минут. «Тут нет тайны, – наконец изрек я, – по крайней мере, для просвещенного ума. Видите эти значки, подобные символам алгебраической цифири, эти кружочки и квадратики? Кто-то усердно трудился, дабы изобразить строения, возведенные на некоем участке земли. Сие есть геометрия, что, как явствует из происхождения этого слова, означает землемерие». Я вгляделся в чертеж пристальнее. «Пожалуй, нам следует заключить, что это старинный град Лондон. Вот, смотрите, – видите здесь змеистую линию? Несомненно, это и есть та река, что ныне зовется у нас Темзою. Видите, как она слегка изгибается в сем месте?» Я ткнул пальцем в рисунок. «Готов поклясться, что это излучина около Уоппингской пристани, где река сворачивает в Шадуэллские поля». Я на мгновение прервал свою речь и бережно уложил пергамент обратно в ларец. «А потому, если сей документ и впрямь унаследован нами от древнего мира, нужно искать наш погибший град на востоке».

«Но в том районе нет ничего, кроме низких и ветхих домишек».