Игра - Бренда Джойс

— Я не могу поверить своим ушам, — горько сказала она. — Не могу поверить, что ты предложил мне это.

— Это вовсе не оскорбление, — торопливо отозвался Хью. — Я не первый мужчина, у которого есть любовница, и мы давние друзья, так что ты не будешь несчастлива.

Она готова была разрыдаться, но не могла позволить себе этого.

Когда-то я тебя любила, — сказала она, — но теперь с этим покончено. — Она выбежала из комнаты и ринулась вниз по лестнице.

Она его ненавидела. Она не могла припомнить, чтобы ей когда-либо причиняли такую боль. Узкие ступени лестницы были так отполированы временем, что она соскользнула вниз. Но Лэм, беспокойно расхаживающий у подножия лестницы, поймал ее.

На мгновение Катарина инстинктивно обняла его, стараясь восстановить равновесие. Она посмотрела в его серые глаза, но не заметила в них ни гнева, ни беспокойства. Вспомнив, что он — еще один мужчина, желавший затащить ее в постель, она яростно оттолкнула его. Он сразу же отпустил ее.

— Что ему было нужно?

— Конечно же то, что и всем вам! — вырвалось у Катарины. Ее полные слез глаза яростно сверкнули. — Он хотел, чтобы я осталась в Бэрриморе и согревала его постель, — с горечью сказала она. — Я недостаточно хороша, чтобы стать его женой, но из меня вышла бы отличная шлюха! — Она бросилась мимо него, но успела сделать только шаг. Лэм протянул руку, схватил ее и резко повернул к себе,

И что вы ему ответили?

Она извернулась, стараясь вырваться.

Мне бы надо было послать его к дьяволу! Теперь я и вам скажу, О'Нил, — ступайте к дьяволу и оставьте меня в покое. Оставьте меня в покое, вы оба!

Она вырвалась и выбежала из холла в сырую ветреную тьму. Там она дала волю слезам, прижавшись к каменной стене замка, дрожа от холода. Слезы вскоре кончились, но холод остался, обхватив ледяными щупальцами ее опустевшее сердце.

Лэм смотрел вслед Катарине. Хотя благодаря Хью он только что одержал крупную победу и хотя его определенно радовал отказ Хью от Катарины, ему было жаль девушку. Все же он сумел удержаться и не поспешить за ней.

Для Катарины он был не лучше Хью, и, возможно, он нравился ей еще меньше. Хыо она когда-то любила, они были долго и близко знакомы, и этого ничто не могло изменить; возможно, даже несмотря на то, что он от нее отрекся из чисто политических соображений, в глубине души она все еще испытывала к нему теплое чувство. С другой стороны, у него самого с Катариной не было общего прошлого и было мало общих воспоминаний — к тому же воспоминания лишь о похищении и о времени, которое она против воли провела в его постели.

На лестнице раздались шаги Хью. Лэм обернулся.Он был прав — Бэрри отказал Катарине. Хотя сам он на месте Хью поступил бы иначе. Но Хью сделал так, как сделал бы любой аристократ: землевладельцы не женятся на нищенках, в этом все дело.

Бэрри поймал взгляд Лэма, с минуту они смотрели друг на друга. Лэм отлично понимал Хью: тот не хотел жениться на Катарине, так как она потеряла свой титул и состояние, но был полон решимости сделать ее своей любовницей. У них было немало общего.

Подобно двум сцепившимся рогами мощным лосям, они на несколько долгих мгновений скрестили взгляды. Оба были полны решимости. Катарина могла достаться лишь одному из них. Лэм повернулся и пошел к столу. Хью последовал за ним и наполнил пивом кружки.

Итак, О'Нил, ошибалась Катарина или нет? Есть у вас договоренность с королевой?

Лэм отхлебнул пива, хотя предпочел бы терпкое красное французское вино.

— А какое вам до этого дело?

— Мне не нравится принимать в доме англичанина.

Тогда считайте меня ирландцем. Хью уставился на него.

Я бы рад считать вас ирландцем, да боюсь ошибиться.

Лэм улыбнулся, выжидая, чтобы Хью высказался яснее, но он уже догадался, куда тот клонит.

— Вы еретик? — спросил Хью.

— Я протестант.

— Значит, вы последователь вашей протестантки королевы.

Лэм заметил, что, в отличие от других папистов, Хью не осмелился назвать королеву еретичкой.

Я держу нос по ветру. Услышав эти слова, Хью усмехнулся:

Значит, вы не храните верность ни Господу, ни королеве.

Лэм тоже усмехнулся. В его глазах появился блеск.

— И вы хотите предложить мне редкий шанс, лорд Бэрри?

— Не каждый день Владыка Морей стучится в мою дверь. Было бы глупо не воспользоваться таким случаем.

— Я еще не понял, глупы вы или нет, — небрежно сказал Лэм. — Может, ваше предложение и перевесит какую-то чашу весов.

— Здесь идет война.

— Кто же этого не знает?!

— Ирландцы продержались прошлую зиму благодаря Испании. Зима была дьявольски холодной. Без помощи извне умерло бы гораздо больше людей.

Лэм забарабанил пальцами по столу.

Уж не хотите ли вы меня разжалобить? У меня нет жалости ни к кому.

— Это я слышал. Говорят, что вы охотитесь за любыми кораблями, что никому, за кем бы вы ни погнались, не удается уйти. И также хорошо известно, что всем призам вы предпочитаете испанские.

— Вы ошибаетесь. Сокровище остается сокровищем независимо от того, чье оно.

Бэрри наклонился вперед.

— Вы можете нам пригодиться, О'Нил.

— Вам?

Фитцморису и другим могущественным лордам, которые борются за изгнание англичан с нашей земли, за освобождение от власти королевы.

Вы хотите, чтобы я связал свою судьбу с кучкой изменников-папистов? — спокойно осведомился Лэм.

Вы уже стали изменником, О'Нил. Не понимаю, как королева могла простить вам ваши кровавые преступления. Не могу даже представить себе, что вы предложили ей ради прощения. Но если вы снова окажетесь в Тауэре, то скорее всего кончите жизнь на виселице. Это хорошо известно нам обоим.

— Я уже дрожу.

— Вам нечего терять, и вы можете многое обрести, если присоединитесь к нам.

Лэм скривил рот.

— Я вижу большие потери и малые приобретения, Бэрри.

— И у вас нет ни капли сочувствия к родной земле?

Вы уже забыли, что я англичанин ? Бэрри покраснел.

— Шон О'Нил боролся против короны, пока не был убит. Никто не сражался с короной упорнее и смелее, чем он. Он ненавидел англичан, и он ненавидел королеву.

— Как вы упомянули раньше, он был убийца, а вовсе не герой. К тому же дикарь и насильник, — холодно произнес Лэм.

— Мы с ним не встречались.

— Вам очень повезло, — отрезал Лэм. — Меня не проймешь упоминаниями о моем отце. Мне плевать, с кем он сражался и за что.